Ночной Дозор - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 25

– Неужели так заметно?

– Да.

Светлана опустила глаза. Я все ждал крика Ольги о том, что черный вихрь начал свой последний, катастрофический рост, что я все испортил, сломал и на совести моей отныне – тысячи человеческих жизней… Ольга молчала.

– Я предала…

– Что?

– Предала свою мать.

Она смотрела серьезно, без всякой гнусной рисовки человека, совершившего подлость и кичащегося этим.

– Не понимаю. Света…

– Моя мать больна, Антон. Почки. Требуется регулярный гемодиализ… но это полумера. В общем… мне предложили… пересадку.

– Почему тебе? – Я еще не понимал.

– Мне предложили отдать одну почку. Матери. Почти наверняка она приживется, я даже анализы прошла… потом отказалась. Я… я боюсь.

Я молчал. Уже все стало понятно. Что-то и впрямь сработало, что-то нашлось во мне такое, расположившее Светлану к столь полной откровенности. Мать.

Мать!

– Антон, ты молодец. Ребята выехали. – Голос Ольги был ликующим. Еще бы – мы нашли Темного мага! – Надо же… а при первом контакте никто ничего не ощутил, сочли пустышкой… Молодец. Успокаивай ее, Антон, говори, утешай…

В сумраке уши не заткнешь. Слушай, что говорят.

– Светлана, такого никто не вправе требовать…

– Да. Конечно. Я рассказала маме… и она велела забыть про это. Сказала, что с собой покончит, если я на такое решусь. Что ей… все равно умирать. А мне калечиться не стоит. Не надо было ничего говорить. Надо было отдать почку. Пусть бы потом узнала, после операции. Даже рожать с одной почкой можно… были прецеденты.

Почки. Какая глупость. Какая мелочь. Час работы для настоящего белого мага. Но нам не позволено лечить, каждое настоящее исцеление – индульгенция Темному магу на проклятие, на сглаз. И вот мать… родная мать, сама того не понимая, в секундном порыве эмоций, говоря на словах одно, запрещая дочери даже думать об операции, проклинает ее.

И вспухает чудовищный черный вихрь.

– Я теперь не знаю, что и делать, Антон. Глупости какие-то творю. Сегодня чуть не прыгнула в постель с незнакомым человеком. – Светлана все же решилась это сказать, хотя, наверное, сил потребовалось не меньше, чем на рассказ о матери.

– Света, можно что-то придумать, – начал я. – Понимаешь, главное не опускать руки, не казниться понапрасну…

– Я же специально сказала, Антон! Я знала, что она ответит! Я хотела, чтобы мне запретили! Ей проклясть меня надо, дуру чертову!

Светлана, ты не знаешь, насколько права… Никто не знает, какие механизмы тут задействованы, что происходит в сумраке и какая разница между проклятием незнакомого человека и проклятием любимого, проклятием сына, проклятием матери. Вот только материнское проклятие – страшнее всего.

– Антон, спокойно.

Голос Ольги отрезвил меня вмиг.

– Слишком просто, Антон. Ты работал с материнскими проклятиями?

– Нет, – сказал я. Сказал вслух, отвечая сразу и Светлане, и Ольге.

– Я виновата. – Светлана покачала головой. – Спасибо, Антон, но я и впрямь виновата.

– Я работала, – донеслось из сумрака. – Антон, милый, это не так выглядит! Материнский гнев – яркая черная вспышка и большая воронка. Но рассеивается она вмиг. Почти всегда.

Может быть. Я не стал спорить. Ольга специалист по проклятиям, и она повидала всякое. Да, конечно, родному ребенку не пожелают зла… уж надолго – не пожелают. Однако бывают исключения.

– Исключения возможны, – согласилась Ольга. – Сейчас ее мать проверят полностью. Но… я не стала бы рассчитывать на быструю удачу.

– Светлана, – спросил я. – А иного выхода нет? По-другому помочь твоей матери? Кроме трансплантации?

– Нет. Я врач, я знаю. Медицина не всесильна.

– А если не медицина?

Она замешкалась:

– О чем ты, Антон?

– Неофициальная медицина, – сказал я. – Народная.

– Антон…

– Я понимаю, Светлана, трудно поверить, – торопливо начал я. – Полно шарлатанов, аферистов, психически больных людей. Но неужели все – ложь?

– Антон, покажи мне человека, который вылечил действительно тяжелую болезнь. – Светлана с иронией посмотрела на меня. – Только не рассказывай про него, а покажи? Самого человека и его пациентов, желательно – до и после лечения. Тогда поверю, во все поверю. В экстрасенсов, в хилеров, в магистров белой и черной магии…

Я непроизвольно поежился. Над девушкой висело роскошнейшее доказательство существования «черной» магии, хоть в учебники вставляй.

– Могу показать, – сказал я. И вспомнил, как однажды в офис притащили Данилу. Это была обычная стычка… не самая рядовая, но и не слишком уж тяжелая. Ему просто не повезло. Брали семью оборотней, по какому-то мелкому нарушению Договора. Оборотни могли сдаться, и все закончилось бы коротким разбирательством между Дозорами.

Оборотни предпочли сопротивляться. Наверное, за ними тянулся след… кровавый след, о котором Ночной Дозор не знал и теперь уже никогда не узнает. Данила шел первым, и его серьезно порвали. Левое легкое, сердце, глубокое ранение в печень, одну почку вырвали начисто.

Чинил Данилу шеф, помогал почти весь персонал Дозора, все, у кого в тот момент были силы. Я стоял в третьем круге, нашей задачей было не столько подпитывать энергией шефа, сколько отражать внешнее влияние. И все-таки я временами поглядывал на Данилу. Он погружался в сумрак то один, то вместе с шефом. При каждом появлении в реальности раны уменьшались. Это было не столько сложно, сколько эффектно, ведь раны были свежие и не предопределенные судьбой. Но никаких сомнений в том, что шеф способен вылечить мать Светланы, я не испытывал. Даже если ее судьба обрывается в ближайшем будущем, если она непременно умрет. Вылечить – возможно. Смерть наступит по другим причинам…

– Антон, а тебе не страшно говорить такие вещи?

Я пожал плечами. Светлана вздохнула:

– Дарить надежду – это ведь ответственность. Антон, я не верю в чудеса. Но сейчас готова поверить. Ты этого не боишься?

Я посмотрел ей в глаза.

– Нет, Светлана. Я боюсь многих вещей. Но других.

– Антон, снижение воронки на двадцать сантиметров. Антон, шеф просит передать – ты молодец.

Мне что-то не понравилось в ее тоне. Разговор через сумрак не похож на обычный, и все-таки эмоции чувствуются.

– Что случилось? – спросил я сквозь мертвую серую пелену.

– Работай, Антон.

– Что случилось?

– Мне бы такую уверенность, – сказала Светлана. Посмотрела в окно: – Ты не слышал? Шорох какой-то…

– Ветер, – предположил я. – Или прошел кто-то.

– Ольга, говори!

– Антон, с воронкой все нормально. Медленное снижение. Ты каким-то образом повышаешь ее внутреннюю сопротивляемость. По расчетам, к утру воронка снизится до условно безопасной величины. Я смогу приступить к работе.

– Тогда в чем проблемы? Ольга, они есть, я чувствую!

Она молчала.

– Ольга, мы партнеры?

Это подействовало. Я не видел сейчас белой совы, но знал, что ее глаза сверкнули, и она на миг посмотрела на окна полевого штаба. В лица шефу и наблюдателю от Темных.

– Антон, проблемы с мальчиком.

– С Егором?

– Антон, о чем ты думаешь? – спросила Светлана. Тяжело общаться одновременно и в реальном, и в сумеречном мире…

– О том, что хорошо бы уметь раздваиваться.

– Антон, у тебя гораздо более важная миссия.

– Ольга, говори.

– Я не понимаю, Антон. – Это снова Светлана.

– Знаешь, я понял, что у одного моего знакомого – неприятности. Крупные неприятности. – Я посмотрел ей в глаза.

– Вампирша. Она взяла мальчишку.

Я ничего не ощутил… Никаких эмоций, ни жалости, ни ярости, ни печали. Только внутри стало холодно и пусто.

Наверное, я этого ждал. Непонятно почему, но ждал.

– Там же Медведь и Тигренок!

– Так получилось.

– Что с ним?

Только бы не инициация! Смерть, только лишь смерть. Вечная смерть – страшнее.