Выйти замуж - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 21

Ольга Радиевна, слышавшая этот обмен репликами, шепотом возмутилась:

– Как вам не стыдно, мальчики, так к маме относиться!

– А мы к ней замечательно относимся, – тихо процедил Дима. – Наша мама – чудный человек. Это и общественность оценила. – Он кивнул в сторону несколько скованных бывших мужей. – Но иначе как с юмором на эту самую общественность смотреть нельзя. Вы бы, Ольга Радиевна, на мамином месте уже после третьего мужа, извините, в психушке бы оказались. А у мамули, смотрите, еще запаса на полк обездоленных.

«Бывшие» исподтишка рассматривали друг друга. Кроме арифметического интереса (кто за кем), в их взглядах явно сквозило раздражение и неприязнь. Поскольку они не все были знакомы, то ошибочно записывали в свою компанию А.П. Рогова и ошибочно исключали Строева – он был явно со мной.

Михаил Борисович обратился к А.П. Рогову, «который, конечно, был тамадой» (это он угадал точно) и «которого с виновницей торжества связывали в прошлом тесные узы» (а здесь промахнулся, чем вызвал хмыканье посвященных и многозначительные переглядывания Блондинки и Брюнетки), и попросил слова.

Михаил Борисович пространно говорил о счастье своей жизни с Люсей и все нажимал на «мы» – мы сделали, мы радуемся, мы надеемся. Уже казалось, что он закончит тост призывом: «За нас с Люсей!» Но Михаил Борисович все же предложил выпить за Люсю, удивительную женщину всех времен и народов.

– Мишенька, детишки-то, жена как? – некстати спросила Люся, и Михаил Борисович поперхнулся:

– Спасибо, все в порядке.

– А климат израильский не досаждает? – участливо поинтересовался Димка.

– Не досаждает, – ответил Михаил Борисович, не глядя на него. – Тебе, Люсенька, там определенно понравилось бы, – ласково улыбался он бывшей жене.

– Что ли, у евреев многоженство? – вдруг выпалил Володька.

Он не сдержал-таки зарока и пропустил за Люсино здоровье несколько рюмок.

– С чего вы решили? – поразился Михаил Борисович.

Женя и Димка довольно заулыбались. Но Люся представлений допускать не собиралась.

– Не неси чепухи, – строго сказала она Володьке. – Дима, поменяй отцу рюмку, нечего ему из винной водку тянуть. Ни в какой Израиль я не собираюсь. С детства заграницы боюсь. Хотела было в Болгарию поехать прошлым летом, но потом путевку сдала. Поздно на старости лет переучиваться.

А.П. Рогов предложил Володьке произнести тост.

– Ну что я могу сказать о Люсе? – Володька встал и слегка качнулся. – Мы познакомились с ней зимой. У нее была ондатровая шапка...

– Не-е-ет! – простонали мы с Люсей.

– Папа, я эту историю недавно слышал от первокурсников, – сказал Димка. – Ты просто ходячим радио работаешь. Вся страна, близкое и дальнее зарубежье уже записали эту сагу в свой фольклор. Давай другую историю.

– Хорошо, – кивнул Володька, и его голова не без труда заняла исходное положение. – Вот здесь находится товарищ, который писал Люсе письма.

С годами в проспиртованных Володькиных мозгах что-то, очевидно, переместилось, и теперь он считал автором всех писем тренера Бойко. На него он и указывал пальцем.

– Некоторые послания я до сих пор помню. Бесстыжие, прямо сказать, послания.

– Поосторожнее в выражениях, – предупредил Павел Сергеевич.

– А зачем ты ей про срамной секс писал?

– Друг, лучше сядь. – Бойко принялся дергать Володьку за пиджак.

Муж номер один сопротивлялся. Номер два тянул его вниз. Володька дергал согнутой в локте рукой, чтобы вырваться. При этом он пытался цитировать запавшие ему в голову строки из писем.

– Да оставь ты его, – сказала Люся Павлу Сергеевичу.

Следом Люся хотела утихомирить Володьку, но не успела. Когда Бойко отпустил полу пиджака, Володька дернулся особенно сильно, рука его стремительно взлетела и кулак врезался в собственный глаз. Володька свалился на пол.

– Уй, уй... больно, – стонал он под столом.

Мы старались не смеяться. Димка поднял отца.

Володькин глаз заплывал опухолью.

– Люсь, я не хотел. Я хотел культурно, интеллигентно. А тут, понимаешь, самострел.

– Мальчики, – велела Люся сыновьям, – отведите его на кухню и лед к глазу приложите. Уж вы извините, – обратилась она к присутствующим, – Володька очень хороший человек, душевный, но пьет. Такое горе!

– Собственно, срамной секс – это касается меня, – вдруг заявил Копыто.

У Блондинки открылся и забыл закрыться рот. Брюнетка начала жевать бумажный цветок, воткнутый в рулетик для украшения. Ольга Радиевна и Оленька, жена Жени, дружно икнули.

Сергей испуганно внес ясность:

– Не в том смысле, что с Люсей, а в том, что я с другими мужчинами и Люсиным отцом. Еще когда не был ее мужем.

– Мужем? – глупо переспросил А.П. Рогов и вопросительно посмотрел на Михаила Борисовича, с которым у него установился молчаливый контакт.

– Ну, у всякого в жизни были сложные моменты, – благодушно заполнил паузу Михаил Борисович. – Не будем сейчас вспоминать об этом. Давайте послушаем мужа самой лучшей Люсиной подруги. Простите, как вас, запамятовал? Николай Иванович? Пожалуйста, Николай Иванович.

– Я был Люсиным мужем номер четыре, – умно начал мой интеллектуал и сам оторопел от реакции, которую вызвал.

Глаза Люсиных сослуживцев испуганно забегали и остановились на потолке. Они рассматривали люстру тем взглядом, который мы прячем от оскандалившегося человека. Я и Люся смущенно хихикали: вот, мол, товарищи, не обессудьте, так получилось. Ольга Радиевна и ее дочь, в противоположность закатившим глаза, уставились на поверхность стола и почти синхронно ковыряли пальцами в ажурной скатерти.

– Сказать по правде, наш брак был очень непродолжительным, – еще умнее поправился мой муж, понял свою неуклюжесть и в смущении замолчал.

– Но вы сумели оценить те сокровища, которые хранит в душе эта удивительная женщина, – опять пришел на помощь Михаил Борисович, поцеловав Люсину руку. – За это вы, очевидно, и хотели предложить тост?

– Да, правильно, спасибо, – поблагодарил Строев и сел.

Михаил Борисович всегда чувствовал себя уверенно и покровительственно, когда другие люди пребывали в смущении и замешательстве. Он остроумно рассказал историю с грибочками от беременности и галантно осведомился у Ольги Радиевны о состоянии здоровья кошки Маргариты.

Атмосфера немного разрядилась, и Люсины коллеги уже искоса посматривали на нее – теперь уже с интересом и вопросительно.

– Да, я была замужем пять раз, – сказала Люся. – Ну и что? Ни о чем я не жалею. Что же делать, если так жизнь распорядилась? Они же не любовниками, а мужьями были, понимать надо! И я их всех до сих пор люблю, в смысле ценю. Вот Павлик Бойко, такой запущенный был, когда мы познакомились. В ванной по всем стенам пенициллин рос. А со мной еще одну золотую и две серебряные медали получил. Правда, Паша?

Бойко согласно кивнул.

– Или Строев, например, – продолжала Люся. – На скользкой дорожке стоял. Подлогами занимался, хоть и бывший милиционер. А ведь умница какой! Редкий академик столько книг прочел. Опять-таки подружку мою осчастливил. Можно сказать, нашли друг друга с моей помощью два замечательных человека, два книголюба, а теперь уж и писателя.

Люся немного волновалась, речь ее была загадочна для непосвященных, но для нас отсутствие логики и умолчания не было преградой для понимания.

– Сереженька Копыто. – Люся повернулась к нему, но продолжала говорить в третьем лице. – Никакой он не извращенец. Просто было приворотное зелье, неправильно употребленное. А голова у Сережи замечательная. Благодаря ему мои мальчики математику полюбили, запомнили десять корней из пятизначных чисел и несколько делений и умножений десятизначных. Вот незнакомых людей и развлекают, словно у них такая же память, как у Сережи. А где, кстати, мои дети и первый муж? Володька! – позвала Люся. – Мальчики! Где вы там? Не проказничайте.

Появился Димка, наивно улыбающийся, – знакома нам эта улыбочка.

– Мама, у нас льда не оказалось, – заявил он.