Выйти замуж - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 10

– Нельзя, нельзя распускаться, – повторяла Роза Давыдовна.

Она ходила по комнате решительно, не по-женски, а по-солдатски чеканя шаг, и думала вслух:

– Возможно, в их компании есть провокатор.

– Кто?! – поражалась Ирина Алексеевна.

– Тот, кто спровоцировал их на извращение, у кого это было заложено с рождения. Вы их хорошо знаете?

– С Сеней с детства... мы из одной деревни... Не было у него никогда влечения к другому, то есть к своему полу!

– Левочка тоже, – кивала Роза. – Когда лекции читал в народном университете, в него влюблялись студентки, он... Но мужчины, мальчики – нет. А брат Семена Ивановича? Вы его близко знаете?

– Саша? Да, ну в этом смысле нет, конечно. Павел – тот обыкновенный работяга был, веселый, компанейский, но чтобы... Ах, ничего я не могу сказать! Они все бессовестные!

– Мы в тупике, – констатировала Роза Давыдовна. – Не хватает информации. Мы должны привлечь их жен и действовать сообща.

Зою и Евдокию Владимировну, жену Пал Палыча, пригласили, когда мужчины отправились на рыбалку.

У молодой жены Александра Ивановича были кругленькие веселые глазки и слегка выдающаяся вперед верхняя челюсть, кроме того, имя ее начиналось с «З», да и вообще, ответственностью и углубленностью в любое порученное ей дело она напоминала зайчика, сосредоточенно отбивающего по барабанчику. Так ее и звали все – Зайчиком. Кажется, даже ученики младших классов, в которых она преподавала пение.

О Евдокии Владимировне можно сказать, что она была полной противоположностью Зайчику, по массе соответствовала всем троим женщинам, вместе взятым, а по объему, пожалуй, превосходила. Жена Пал Палыча имела обыкновение говорить громко и безапелляционно, для убедительности вставлять слова ненормативной лексики.

Пребывавшие в благодушном неведении жены вначале не поверили горькой правде, но под напором фактов и выводов вынуждены были проглотить горькую пилюлю.

Зайчик и Евдокия Владимировна трепыхались в сомнениях, главным образом потому, что им была не ясна практическая сторона мужского гомосексуализма. Начитанные Роза Давыдовна и Ирина Алексеевна быстро просветили их на этот счет. Зайчик на время утратила дар речи, а Евдокия Владимировна разразилась проклятиями, в которых цензурными были только союзы и предлоги.

Статистика и примеры из жизни крупных деятелей искусства окончательно убедили сомневающихся. В самом деле, если такое случается с артистами и композиторами, почему не может произойти с шофером и завмагом?

Зайчик впала в тихую истерику, а Евдокия Владимировна – в шумную. Она ругалась с использованием замысловатых конструкций табуированной лексики и грозилась переломать четверым мужчинам, а заодно и всей сильной половине человечества первопричину их правильных и неправильных влечений.

От этого энергичного всплеска женщинам даже немного полегчало, но дальнейшее расследование плодов не принесло – у всех мужей прежняя жизнь была хоть и грешной, но в традиционном плане. Провокатор не обнаруживался. Или им мог быть студент со странными фамилией и мозгами.

Женщины теперь стали общаться едва ли не теснее, чем их мужья. По вечерам они долго сидели на телефоне, обмениваясь информацией. Но дальше накопления фактов и сведений о том, кто кому что сказал, как посмотрел и куда пригласил, дело не шло.

Люсю, по просьбе Ирины Алексеевны, не посвящали в суть горького открытия. Но с Копыто требовалось разобраться.

Его заманили к Гуревичам, попросив помочь со счетами за электричество: Роза Давыдовна никак не могла запомнить, сколько стоит киловатт, и каждый раз платила по-разному. Она придумала, будто Горэнерго требует от нее ликвидировать задолженность за три года, но выставленная сумма – двадцать три рубля, – ей и Ирине Алексеевне представлялась астрономической.

Пока Копыто переводил киловатты в рубли, его тонко допрашивали. Роза Давыдовна показывала студенту репродукции картин художников французского Возрождения, на которых были изображены резвящиеся мальчики:

– Какие симпатичные мордашки, правда, Сережа? И тела у них юные, стройные.

– Да, кажется, – отвечал Копыто. – Только я не очень хорошо в живописи разбираюсь.

– А вы были женаты? – интересовалась Ирина Алексеевна.

– Нет, – смущенно розовел Копыто.

– Почему? – допытывалась Люсина мама. Сергей не знал, что ответить, и сбивался в расчетах.

– Не было потребности? – подсказывала Роза Давыдовна.

Сергей согласно кивал, а женщины понимающе переглядывались.

– Что же, у вас и девушки никогда не было? – не отступала Люсина мама.

– Была. Женщина-змея.

– Кто?! – хором восклицали Роза Давыдовна и Ирина Алексеевна.

– Гимнастка. Выступала в номере «Женщина-змея», ноги на голову складывала.

– И почему же вы с ней расстались? Вас что-то не удовлетворяло? Вы чувствовали, что это не вашего плана объект? – допытывалась Роза Давыдовна.

– Чувствовал. А потом точно узнал, что она была объектом директора филармонии.

– И после этого вам стало приятнее общаться с мужчинами? – снова вступала Гуревич.

– С интересными людьми всегда приятно общаться, – пожимал плечами Сергей. – Все, я закончил, вы должны на тринадцать копеек меньше, чем они насчитали.

– Спасибо, Сереженька. А женщины, по-вашему, не интересные люди? – кокетливо спросила Роза Давыдовна.

– Почему же? Я этого не говорил.

– Как вы относитесь к голубым? – поставила вопрос ребром Ирина Алексеевна, так как студент явно намеревался распрощаться с ними.

– К каким?

– К гомосексуалистам.

– В каком смысле?

– Они вам симпатичны или отвратительны? Интересны или вы равнодушны к ним? Волнуют вас? Кажутся загадочными? – Роза Давыдовна подсела к Сергею, нежно провела пальцем по его щеке и взяла его руки в свои.

Про себя она отметила, что он не дернулся брезгливо, не отшатнулся.

А Сергей подумал о том, что дамочка, похоже, из змеиной породы.

– Не задумывался об этом, – пожал он плечами. – Никак я к ним не отношусь, то есть равнодушно, наверное. А почему вы спрашиваете?

– Милый Сереженька, – Роза Давыдовна не отпускала его рук, – я хочу признаться вам в страшном подозрении. Мне кажется, что мой муж стал гомосексуалистом.

– Лев Исаакович? – прыснул Копыто. – С чего вы взяли?

– Вы не находите, что его отношения с Семеном Ивановичем несколько отдают голубизной?

Ирина Алексеевна громко икнула, а Сергей рассмеялся:

– Выдумки какие! Лев Исаакович да и я тоже... мы очень уважаем Семена Ивановича. Его все уважают, он замечательный человек. Как вам в голову могли прийти подобные мысли?

Копыто смотрел на женщин с таким недоумением, словно они объявили ему, будто прилетели с другой планеты. Сомневаться в его искренности не приходилось, так как играть и притворяться он не умел.

Студента отпустили, взяв с него слово не говорить остальным об их глупых подозрениях.

Роза Давыдовна резюмировала:

– Этот олух... ох, простите, Ирина, что я так приятеля вашей дочери обозвала, – вырвалось. Молодой человек – совершенно определенно не провокатор, обманывать он не способен. Это во-первых. А во-вторых, мы узнали, что до интимности у них дело не дошло.

– А когда дойдет, что мы будем делать? – всхлипнула Ирина Алексеевна. – Где они будут все это... – заплакала она.

Роза Давыдовна не обращала внимания на ее слезы.

– В-третьих, мы опять в тупике. Нам нужен специалист.

– Гомосексуалист со стажем? – поразилась Ирина Алексеевна.

– Да нет же, врач, который их лечит!

Приходится повторяться: в те времена и сексопатологи на каждом углу не сидели. Да и заведись такой, повесь табличку в поликлинике, его бы обходили брезгливо стороной. А уж если кому бы и взбрело в голову расспрашивать про интимное или советовать к специфическому врачу обратиться, то участь его была бы незавидной – мог и в морду получить.

Розе Давыдовне пришлось потратить немало сил, чтобы организовать цепочку телефонных звонков и добиться аудиенции у автора одной из прочитанных монографий. Отправились к нему коллективно, все четыре брошенные жены.