Театр двойников - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 13

Но сейчас Лена испытывает к Алене сильнейшую, до слез, бессильную ненависть. Так было в детстве, когда плакала в кино. Там плохие герои прикидывались хорошими, а хорошие не ведали об их коварстве и обращались с плохими по-человечески. Лене хотелось встать и закричать в экран: “Не слушайте его! Не делайте! Он плохой!” Но она только бессильно плакала.

— Почему у тебя руки дрожат? — спросила Алена.

“Потому что мне хочется тебя задушить!” — был бы честный ответ. Лена не могла задушить Алену, как не могла кричать в кино, водворяя справедливость. И то и другое бессмысленно. Но хотя бы плюнуть в лицо? Ну, не плюнуть, так правду сказать?

— Сучка!

— Даже если так? — пожала плечами Алена.

Она не обиделась. Переглядывалась с мужчиной, который едва не уронил поднос. Заинтересованные мужские взгляды — лучшая броня от любых нападок. Пока на тебя смотрят с восхищением, стрелы оскорблений летят мимо, не раня и не царапая.

Спутница мужчины нервно оглянулась, чтобы проследить за его взглядом, понять, на кого он уставился. Алена победно улыбнулась.

— Сучка — это собака женского пола, — сказала она Лене. — Собака всегда любит того, кого уважает и боится, то есть самого сильного. Ты будешь кормить ее, лечить, сюсюкаться — собака привяжется к тебе. Но настоящая страсть — это когда она подчиняется со сломленной в экстазе волей. Только к тому, за кем она чувствует право и способность пинком отбросить ее в сторону. Глеб меня кормил и ласкал за ушком. Всё у нас было мило и пресно. А перед новым мужем я готова день и ночь стоять на задних лапках, и ползти за ним, и руки лизать…

— Потому что он богат. Если бы он был простым инженером, ты бы в его сторону не посмотрела.

— Мне очень нравится, что он богат! — с вызовом ответила Алена. — Это свидетельствует о его выдающихся способностях. Знаешь, как говорят американцы? Если ты такой умный, почему ты такой бедный?

— Потому что умный.

— Как? — не поняла Алена.

— Я такой бедный, потому что я умный. Отвечают русские американцам. Счастье не в золотых слитках, не в деньгах, машинах и дачах! Оно в человеческом сердце…

— Ла-ла-ла! — издевательски пропела, перебивая, Алена. — Не надо со мной разговаривать тоном коммунистки-пенсионерки! Ты еще про любовь к родине вспомни! Просто ты боишься признать, что твоя цена — Борис, старенький “Москвич” и штопаные колготки. А моя цена — миллионер, “мерседес” и Монте-Карло.

— Все на “м”, — усмехнулась Лена, — МММ, грандиозная афера и надувательство.

— Просто ты мне завидуешь! Большая Лена! Когда женщину называют большой, ее сравнивают с сундуком или танком, или с сундуком, помноженным на танк. У тебя размер ноги меньше моего и талия тоньше, а кто-то из нас Маленькая? Маленькая, удаленькая?

— Никому в жизни не желала плохого, — проговорила Лена тихо свои мысли вслух, — а тебе желаю! Только плохое! Вплоть до смертельных болезней.

— Тьфу, тьфу, тьфу, — суеверно сплюнула через плечо Алена. — Ладно тебе, Ленка! Чего ты злишься? Я же к тебе по-родственному, с открытой душой, за помощью, а ты проклятия посылаешь!

— Бросишь любовника? — хватается за ниточку надежды Лена. — Обо всем забудем, никто не узнает? Буду молчать, клянусь!

Пусть Глеб не ведает о предательстве. Как он любит Алену! Стоит ей войти в комнату, он улыбку удержать не может, весь светится.

— Нет! — покачала головой Алена. — Ты не поняла. Я уже вещи собрала, чемоданы в машине моего друга. — Она посмотрела на часы. — Через десять минут он за мной заедет. И мы отправляемся в путешествие, предсвадебное. — Она рассмеялась придуманному слову. — А тебя хочу попросить рассказать все Глебу. Я потом пришлю согласие на развод, письменное. Нас должны в ЗАГСе без проблем развести, детей-то нет, к счастью.

— Что? — гневно воскликнула Лена. — Ты хочешь бросить мужа и не находишь нужным с ним объясниться?

— Тише! Не ори, на нас оглядываются! Зачем мне с Глебом объясняться? Это ничего не изменит, только нервы трепать. Кроме того, у меня просто нет времени, могу на самолет опоздать.

— Опоздать? — переспросила Лена. — Но ведь было вчера, позавчера и еще несколько месяцев тому назад? Алена! Не добивай Глеба унижением! Это ужасно! Бросить человека и даже не извиниться?

— Ну-у-у! — протянула Алена, пряча глаза. —Я напишу ему письмо. Может быть. Из путешествия.

— Ничего ты не напишешь! Пожалуйста! Я тебя умоляю! Не уезжай, не поговорив с Глебом!

Алена развела руки в стороны — ничего не поделаешь. Достала пудреницу, кисточку и стала поправлять макияж.

Лена смотрела на нее с бессильной яростью. Почему, собственно, бессильной? Почему всем гадам и гадинам прощать — в кино, в жизни? Руки Лены задрожали сильнее, дрожь перекинулась на голову, ноги — все тело.

Посетители кафе опешили и несколько минут наблюдали редкую сцену. Сидели за столом две женщины, мирно беседовали. И вдруг одна хватает чашку с кофе и плещет в лицо другой. Потом в ход идут другие “снаряды” — стаканы с соком, тарелочки с пирожным…

Та, которую атакуют, истошно верещит. Та, которая нападает, кричит в голос:

— Сучка! Если ты из породы собак, то не живи с людьми!

Их стали разнимать, когда Лена, захватив край, подняла столешницу вверх и с размаху припечатала Алене точно в лицо. Алена вместе со стулом упала назад, накрытая столом.

Мужчина, который заигрывал с Аленой, держал Лену. Больно и профессионально выкрутил ей руки назад, как преступнику. Прибыл любовник Алены, чернявый и лысый.

— Что здесь происходит?

Алену уже подняли с пола. В грязных потеках, в кремовых пятнах, с расквашенным носом — хороша невеста! Лена едва удержалась от радостного вопля.

— Полегче! — попросила она мужчину, заломившего ей руки.

— Что здесь происходит? — повторил любовник.

— Здесь срываются маски, — ответила Лена. — В данный момент вы видите истинное лицо своей будущей жены.

Спустя много времени свекровь спрашивала Лену:

— Доченька, как же ты могла дебош устроить? Ведь ты у нас комара не обидишь! А тут! Алене в больнице сломанный нос ремонтируют, тебя в милицию забрали, судом грозят. Борис и Глеб с ног сбились, чтобы тебя вызволить.

— Не знаю, мама. Какое-то затмение нашло, точно внутри что-то взорвалось. Так захотелось справедливости! Как воздуха! И ни о чем я не жалею. Уехала бы Алена тайно, хвостом махнув, Глеб страдал бы, Борис мучился, и мы с вами, глядя на них, плакали. А что вышло? Некогда им было страдать, надо меня из КПЗ вытаскивать. Ох и компания там! Кроме того, мальчики не могли побить Алену, а она заслуживала! Всякая сучка заслуживает пинка под хвост! Сучки об этом даже мечтают!

Свекровь подумала: посидев недолго за решеткой, Лена нахваталась там вульгарных выражений.

ПОДКИДЫШ

Дочери было три месяца, когда Зоя Скворцова попала с ней в больницу. Огромная палата, разделенная стеклянными перегородками на боксы. В каждом боксе младенец до года и мамаша. В соседнем с Зоей боксе лежала пятимесячная девочка, одна. Привезли из Дома ребенка с подозрением на воспаление легких. Казалось бы, все дети в младенчестве похожи друг на друга, но сиротка отличалась от домашних. Не капризничала, не гукала, не улыбалась, не просилась на руки. Лежала, как поваленный столбик, молча. На шее “медальон” — пустышка на веревочке. Остальные дети с рук не слезали, а эту покормят, помоют, уколы сделают, пустышку в рот воткнут — и весь уход.

То было время повального дефицита. А Скворцовым из Германии друзья прислали коробку роскошного детского приданого. Взяла Зоя одну из красивых пустышек, на чистую ленточку привязала и вместо старой замызганной соски на шею ничейному ребеночку повесила. На следующий день смотрит — нету подарка.

Украли! Человечек еще не начал жить, а его уже лишают. Материнской ласки, заботы, внимания, даже несчастной соски! Зою это потрясло!

Словом, поступила Зоя в больницу с одной девочкой Леной, а выписывалась с двумя — Леной и Таней. Костя, муж, вначале не обрадовался идее удочерить подкидыша. Потом в палате побывал, увидел девочку, маленькую и уже точно постаревшую, хмурую и печальную. “Неужели не прокормим”, — сказал, то есть поддержал Зою.