Сделайте погромче - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 1

Наталья Нестерова

Сделайте погромче

Глава 1

Шурка любит приврать и прихвастнуть. Утверждает, что помнит себя две недели назад. Наглая ложь! Две недели назад они представляли собой клеточку, различимую лишь под микроскопом. Да и сейчас каждый из них – не больше макового зернышка. Даже не знают – мальчики они или девочки. Хорошо бы, конечно, девочками родиться. И быть красавицами, как испанская бабушка Софья, жившая в шестнадцатом веке. Правда, мракобесы ее на костер отправили, посчитав бабушкину красоту дьявольской. Но в двадцать первом столетии никого за чудный лик и статную фигуру не сжигают. Напротив, как говорит папочка, это дополнительный бонус для жизненных успехов.

Ни папочка, ни мамочка пока об их существовании не подозревают. Но надо же как-то себя называть? Поэтому выбрали имена, подходящие к обоим полам, – Женя и Шура. И разговаривают они, не разжимая губ. Да и губ-то у них нет, а также глаз, носиков, ручек, ножек – все потом вырастет и прорежется. Спрашивается, как они могут общаться, если мозги отсутствуют? Кто ответит на этот вопрос, а заодно объяснит, каким образом кодируется информация о многих поколениях в микроскопической клетке, станет величайшим ученым. Но и не зная принципа работы телефона, можно разговаривать по нему сутками. Поэтому Женю с Шурой не волнует, почему они болтают, главное – болтают.

Хотя они спрятаны в глубине мамочкиного тела, всё, что происходит снаружи, отлично слышат и зрительно представляют, комментируют и обсуждают. Шурка, хвастунишка, по каждому поводу заявляет: а я бы тут лучше сделала, а я бы умнее поступила…

Вот сейчас мамочка сидит перед компьютером, раскладывает пасьянс, а Шурка возмущается:

– Зачем она пиковую даму на бубнового короля положила? Не видит в масть короля! Заново карты сдала, хотя еще три перестановки можно было сделать! Снова ведь не сойдется, я бы на ее месте не профукала!

– Ей не до карт сейчас, – выступает в защиту мамочки Женя. – Бедняжка! Накрасилась, джинсы новые надела, вчера за них ползарплаты выложила, а папочка не звонит. Мамочка уже два часа тупо пасьянсы раскладывает, а папочка ни гу-гу. Все-таки он у нас жестокосердный. Не находишь?

– Что я говорила? Не сошлось! Двадцатый раз! Просто злость берет, о чем она думает?

— О папочке. Точно жестокосердный, – продолжает свою мысль Женя, – почти как дедушка Казимир.

Всех своих предков они договорились называть просто бабушками и дедушками, потому что нелепо и долго «пра-пра-пра…» твердить, в заику превращаешься. А самому первому дикому предку надо десять тысяч раз пра-прак-нуть. Хотя о первых родственничках вспоминать неинтересно. Полуживотное существование. Пока догадались камень к палке привязать или огонь развести, столько времени убежало. Интересное начинается за несколько тысяч лет до новой эры в Южной Америке, Месопотамии, когда цивилизация проклюнулась. А дальше пошло такое кино – засмотришься!

– Польский Казимир, который с Отрепьевым-самозванцем в смутное время в Москве заправлял? – уточнила Шура.

– Он самый, двоюродный брат Марины Мнишек, в которую Гришка Отрепьев был влюблен без памяти, а она его использовала…

– Тот Казимир, – перебила Шура, – мучался жесточайшими головными болями. А его лечили тем, что к макушке лошадиный навоз прикладывали. Если бы мне на голову дерьмо положили, я бы тоже на людей бросалась.

– У тебя пока еще нет головы, – напомнила Женя. – И выражайся без грубостей!

– Смотри! Мамочка опять вальта зевнула!

– Не вальта, а валета! Мамочка русский язык преподает, а ты выражаешься, как дедушка Гаврила биндюжник.

– Он, между прочим, в Одесском порту первый силач был. И папочка в мужской компании тоже иногда выражается.

– Но тебе тут не пивнушка, а тихая девичья спаленка. И мы – не мужская компания, а две сестрички. Как ты думаешь, если бы мамочка тихонько подсмотрела или подслушала, какую папочка ненормативную лексику использовал, когда на Эльбрусе в трещину провалился, она бы его полюбила? Или в ужасе бежала подальше?

– Что ты все про любовь да про любовь? Надоела. Точно других тем нет. Вот, пожалуйста! Мамочка снова проиграла!

– Будто карты важнее любви мамочки и папочки!

– Женька, еще раз про любовь вякнешь, лягну!

– Чем, интересно? Были бы ноги или руки, я бы тебе первой врезала, чтобы не хвасталась. Еще родиться не успела, а уже самая умная. Гений в зародыше!

– Ну, погоди! Вот подрасту, тогда увидим, кто из нас старший!

– Ой, испугалась! Все равно старшим будет тот, кто первым родится. А я тебя ни за что вперед себя не пропущу!

– А я – тебя!

Споры о том, кто из них старше, и, стало быть, главнее, велись у них постоянно. И начались через три секунды после того, как они себя осознали, поняли, что двойняшки. Шурка сочиняла, будто помнит себя от зачатия, именно для того, чтобы выступить старшей. Правдивая, но упрямая Женька потакать сестре не желала.

Пасьянс не сходился тридцатый или сотый раз, точно компьютерные карты были заговоренными. Нина посмотрела на часы в правый нижний угол монитора. Двадцать тридцать. Значит, она, расфуфыренная и наряженная, уже полтора часа тупо щелкает мышкой. Сергей не звонит. Где он сейчас? Очевидно, на высоте. В точном значении слова – на верхотуре. Висит на фасаде здания или на заводской трубе, монтирует рекламный щит на офисной башне или моет звезды Кремля. Сергей – промышленный альпинист. Нина и не подозревала о такой профессии до знакомства с ним. Она всегда боялась высоты, и предположить, что есть люди, которые по доброй воле, подвешенные на веревках, будут ползать по стенам небоскребов, не могла. Они называют себя промальпы. Встречаясь, спрашивают друг друга: «Ты сейчас висишь?» – что означает: «Работа есть?» Глагол «висеть» у них самый употребительный. Еще они, шутя, называют свою работу сидячей и надомной. Потому что работают сидя и при этом висят на доме.

Нина с Сергеем познакомились, когда он повис напротив ее окна.

В квартире жарко. Отопление включили в конце октября, да сразу на большую мощность, словно требовалось сжечь неучтенное топливо перед ревизией. А наступили теплые дни. На улице плюс десять, в комнате – до тридцати, в открытые окна улетает дорого оплачиваемое тепло. Нина сидела за столом, проверяла письменные работы студентов. Уловила неясный шорох, повернула голову… и чуть не свалилась со стула. Напротив окна висел молодой человек! На седьмом этаже!

Конечно, Нина испугалась. Но ее мозг устроен так, что не терпит непонятностей и быстро подсказывает объяснения ситуациям, как бы ни абсурдны они были. Вот и тогда страх ударил по мозгам, и через секунду они выдали первое подвернувшееся толкование: молодой человек хотел покончить жизнь самоубийством, повеситься (веревки болтаются), накинул петлю на шею, вывалился в окно, что-то не рассчитал и поехал вниз по стене, затормозил у ее окна…

– Не надо! Подождите! – Нина сорвалась с места и бросилась к самоубийце.

Она схватила его за талию и стала втаскивать в комнату, при этом не переставала отговаривать несчастного от опрометчивого решения:

– Не торопитесь! Все наладится! Вам врачи, психологи помогут! Жизнь прекрасна!

Сергей потом говорил, что в его практике случалось разное. Один бдительный пенсионер после передачи, рассказывающей, как домушники спускаются на веревках с крыши и грабят квартиры, схватил его веревку и принялся резать острым охотничьим ножом. Сражаться с дедом было очень неудобно, словесные доводы (попросту – дикая брань) старика не убеждали. И перепилил-таки! Сергей повис на страховке, под ним было пятнадцать этажей.