Бег по пересеченной местности (СИ) - "Старки" - Страница 4

— Друг мой! — завожу я беседу. – Не хочешь ли ты мне рассказать предысторию этого милого положения, в котором мы сейчас пребываем? Согласись, резонный вопрос?

— Резо-о-онный! Но ответы на некоторые вопросы не знать безопаснее…

— Что уж может быть опаснее ещё? Колись давай! Беглец!

— С чего начать?

— С начала. Кто ты на самом деле?

— Я же вроде представился. Зовут меня Петерис Мелис, урожденный города Рига, но гражданства Расейского. Учился здесь, в питерском универе, тогда же и начал работать в модельном агентстве, а где агентство там и служба эскорта. Э-эй! Не надо нос воротить! Деньги сами по себе почему-то мне в карман не хотели идти, а устроиться в приличное место невозможно со специальностью «психология-конфликтология». Да и ходить на нудную работу, отсиживая заднее место, не моё!

— М-м-м… Лучше заднее место не отсиживать, а подставлять, — не удержался я.

— Это типа ты сейчас презрение демонстрируешь? Ну-ну… Ты просто в этом ничего не смыслишь! Пока! А я неплохо жил какое-то время… Работы моделью было всегда больше, нежели интимной службы. Много фотографировали. В клипе одной профурсетки снялся. Однако аппетиты приходят во время еды, да и деньги понадобились вдруг. Однажды предложили мне заработать за интим-услуги намного больше, чем обычно. Намного больше. Настолько, что этого хватит, чтобы завязать с этим ремеслом. В общем, есть один крутой дядька. Он, с одной стороны, депутат, а с другой стороны, типичный бандюган. Держит всякий махровый бизнес в Питере, под ним бордели половины города. При этом рьяно лоббирует все эти идеи о запрете гомосексуализма. Короче, мужик везде преуспел: и в законах, и в преступлениях. Некто решил свалить нашего пострела. Вышли на меня. Люди серьёзные, авторитетные. Пообещали не только деньги, но и защиту, хотя честно заявили, что из города придётся потом уехать, сказали, что помогут. Что надо было сделать? Меня показывают этому хрену, я вытанцовываю перед ним, у того текут слюни. И они текут! Он покупает меня, везёт к себе. Я удовлетворяю все его примитивные желания, распаляю на непримитивную кроличью похоть. Депутат доволен и лоснится, делает мне всякие милые признания, закатывает глаза и прочее и прочее. Но он не знает, что я все это снимал. Мои заказчики снабдили меня нужной аппаратурой. Самое сложное было уйти из этого дома с записью. Дядька – не дурак, служба безопасности тоже: телефон проверяют, а другую аппаратуру просто не допускают. Как я ушёл – не буду тебе рассказывать, но способ вынести маленький телефончик у меня есть. Но я думаю, что после моего ухода служба безопасности этого Хабарова обнаружила записывающее устройство. Обнаружила слишком быстро, я не успел уехать в город. Ну и вот… мы здесь.

— Это ты в машине с телефона запись компромата высылал заказчикам?

— Совершенно верно!

— А Хабаров - тот самый скандалист, что устроил акцию «Белые ночи без голубых»?

— Наверное! Не слежу за городскими новостями…

— Хабаров гонится, чтобы забрать запись, но уже поздно. Он это знает, как думаешь?

— Думаю, что ещё не знает.

— Если он тебя находит, ты даже запись отдать не сможешь! Телефон-то выкинул! За фига?

— Чтобы не отследили. Мы так с заказчиком договорились.

— Что же сейчас делать? Нужно к твоим заказчикам обращаться за помощью. Они же обещали.

— Не парься! Главное, добраться до города. Плохо, что с тобой так получилось. Ну… Скажешь правду, что ты тут не причём. И не говори, что историю с компроматом знаешь…

— Мда… Ну у тебя и жизнь!

— Не хуже, чем у тебя! Тебе даже вспомнить будет нечего через двадцать лет своей преснятины!

— Да уж, жопу не продавал! Вспомнить нече… — бах, получаю в кадык ребром ладони. Ёоу! Сгибает пополам, больно так, что глаза из орбит вылазят! Дыхание перехватило, хрип, сип, даже кашлять не могу! Рот беззвучно открывается и закрывается, муть в голове, из глаз слёзы поползли. Блядь, я подыхаю! На дне горла адский кол вбит, руки непроизвольно к шее дернулись, чтобы этот кол вытащить. Но руки кто-то перехватывает и толкает меня навзничь, стучит по груди, потом что-то на губах образовалось, и тёплый воздух раздвигает горло… Пф-ф-ф… Смог выдохнуть, состояние полуобморочное. Чувствую, как уже холодный воздух попадает в лёгкие, как жизнь возвращается в кровь кислородной энергией. Состояние близкое к счастью, жив… Но двигаться почему-то трудно.

Ещё через некоторое время совершенно пришёл в себя, глаза открыл. Прямо передо мной фиалковые глаза с насмешливым прищуром. Прямо в меня пряный запах. Прямо на мне голоногое тело лежит почти полностью. Светлые волосы, что свисают сосульками, щекочут мои скулы. Осознаю весь этот комплексный набор на себе, и бешенство охватывает меня снизу доверху. Рычу, сжимаю парня за плечи, переворачиваю его, кидаю свою тушу на его тельце. Я в ярости:

— Ах ты, пидор гребаный! Сопляк! Ты? Меня?

— Похоже, сейчас ты меня! — весело заявляет Петер, хотя замечаю сквозь залитые гневом зенки, что парню как-то невесело: сжал челюсти и подбородок затрясся мелкой дрожью. Ах, да! У него же нога простреляна! Поспешно слезаю с него. Петер шумно выдыхает, а я шумно ругаюсь:

— Ты офонарел? Я тебя на себе пру! А ты! Я же тебя, клопа, за это убить могу! Ты не соображаешь?

— Я тоже могу. Надеюсь, ты это понял. Но не гунди, таких планов пока не было, хотя если сильнее ударить, то щитовидный хрящ сломать можно запросто, забудешь, как дышать. А я так… легонько… и даже удовольствие успел получить!

— Какое удовольствие? — ошалело спрашиваю я, склоняясь над парнем. А он вместо ответа вдруг теплым пальцем мне по губам проводит и улыбается. Пидорас, одним словом! Он же воздух в меня вдыхал! Типа целовал меня? Тьфу! И я действительно сплевываю и поспешно вытираю рукавом свои губы, откидываюсь обратно на спину.

— Не смей больше прикасаться ко мне, Петенька!

— Дурачок! Не знаешь, от чего отказываешься! – и даже по голосу, не видя его, понимаю, что он лыбится. Доволен собой, паршивец голоногий! Лежит здесь посреди леса в серебряных стрингах и в серебряной куртке, медведей пугает.

— Я тебе всё сказал! — ставлю я жирную точку.

— Молодец! Я вот думаю, что нам, наверное, двигаться как-то нужно дальше. Скоро темнеть будет. Шансов, что мы выйдем к людям сегодня, всё меньше.

— К людям - это куда? Ты, очевидно, неплохо знаешь эти места.

— Неплохо знаю! Мы идем обратно, на север, то есть можем выйти в деревню Мочха. Если же повернем на запад, вниз по течению речки должна быть деревенька Паклюка. Сколько идти, не знаю. Здешние лесные тропы и приметные места мне неизвестны. Как бы мимо деревень не пройти!

— Что если нам повернуть назад к реке и спуститься по ней? Или, наоборот, подняться и выйти на дорогу? А там попутка?

— Нас там, скорее всего, ждут. Пойдем в Мочху!

Петерис тяжело поднимается, садится, тянется за джинсами. Выуживает из них мои документы – паспорт, водительское, здесь же банковская карточка, талон техосмотра. Он передаёт всё это мне, а я складываю мокрые бумажки и вымытый пластик в его же сумку. Интересный он парень, я не догадался доки из козырька забрать, а он живо сообразил.

Помогаю Петеру встать, и мы в четыре руки исполняем пьесу «Натягивание мокрых джинсов на простреленную ногу и на задницу в стрингах». Вокал дуэтом в виде шипения с его стороны и пыхтения с моей. Потом Петер снял куртку-ветровку, вывернул её наизнанку темно-зеленым подкладом наружу, надел. Я повесил на плечо сумку, и мы вновь ринулись в путь – на север.

Правда, ушли недалеко. Медленно пересекли полянку, где я рвал травки, вступили в чащу и Петер встал как вкопанный.

— Тссс… — просипел он мне и присел на здоровой ноге. И я услышал! Голоса! Оттуда, со стороны поляны, откуда мы только что ушли. — Чёрт, мы там салфетки кровавые побросали! – шепчет мне Петер.

— Уходим! — почти беззвучно отвечаю я и тащу за собой вглубь чащи, вцепившись за его предплечье.

Комментарий к – 2 –

========== – 3 – ==========