Палата №... - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 4

— Только дышим, мой хороший! Никаких движений!

Рассказ не был написан, потому что фантазия отказывалась подсказать остроумный мужской ответ.

Итак, лучшая палата для наблюдений над жизнью та, что на четыре койки. Здесь роли, архитипы и амплуа вырисовываются практически сразу. Мы имеем: даму «себе на уме», любвеобильную красотку, всезнайку (легко объясняет все — от пятен на Солнце до плесени на соленых огурцах) и простушку с незамутненным интеллектом.

Только не думайте, что вы легко всех представили. Наверняка ошиблись.

Красотке Марии Петровне семьдесят восемь лет! Господи! Дай дожить до этих лет! А уж сохранить в глазах веселый призывный блеск! Об этом, Господи, и язык не поворачивается просить. Врачи к легким неполадкам в сердце Марии Петровны относятся с понятной оторопью: «В ваши годы и только это?» И тут же спохватываются, обещают: «Подлечим!» Кардиолог к Марии Петровне явно неравнодушен, во время обходов на кровать к ней подсаживается — подобной чести никто из нас удостоен не был. А еще за ней приударяют два старичка из соседней мужской палаты. Один с палочкой, другой в инвалидном кресле. Мария Петровна почему-то более благоволит тому, что в кресле. «Интересный мужчина, — говорит, — затейливый». Какие могут быть затеи у наполовину парализованного человека, я представить себе не могу. Но Мария Петровна каждый вечер пудрит носик, красит губы розовой перламутровой помадой и ходит на свидания к фикусу в холл.

Всезнайка Люба университетов не кончала, только техникум железнодорожный. Работает не по специальности, а посудомойкой в дорогом ресторане. Получает будьте спокойны. Ей сорок три года, муж слесарь, выпивает, но не буйствует. У такой побуйствуешь! Люба роста невысокого, не полная, но квадратненькая, как спичечный коробок на ножках. Из-за стоячей работы сосуды стали у Любы барахлить, ножки болеть. Она к ним распаренные капустные листы на ночь прибинтовывала. Полгода так лечилась, пока ноги сплошными язвами не покрылись. Теперь Любе говорят, что надо сменить работу, она не соглашается и неустанно учит врачей, как правильно ее лечить. Логика у Любы по-житейски крепкая: если врач получает меньше посудомойки, то какое ему доверие?

Тридцатилетняя простушка Света относится к тому удивительному типу беспомощных женщин, которые отлично устраиваются в жизни. Она всему удивляется, ничего не знает, ни одной книжки не прочла, не умеет ни шить, ни вязать, ни готовить, ночнушку регулярно надевает либо задом наперед, либо наизнанку. Свету хочется немедленно удочерить и опекать. Что все и делают. Света не актриса и не кокетка — это сразу чувствуется. Просто редкая… редкая везучая дурочка. Она умудрилась родить двоих детей с пороком сердца. Никто об этом пороке не знал, так ведь и ее он не беспокоил! Врачи только руками разводят, а Света улыбается наивно. Ее улыбка — точно пригласительный билет на детский утренник. Сразу понятно: никаких высоких материй, только святая инфантильная простота. Муж у Светы бизнесмен. Она так и ответила, когда мы спросили:

— Где ты работаешь?

— Я не работаю, у меня муж бизнесмен. Дама «себе на уме», как вы уже догадались, это я. Представилась туманно: мол, по профессии я журналист, сейчас занимаюсь беллетристикой.

— Ерундистикой? — переспросила глуховатая Мария Петровна.

— Можно и так сказать, — согласилась я и превратилась в «себе на уме».

Если бы растолковала, что пишу книжки, поставила бы соседок в неловкое положение. Они, как и большинство населения, моих романов не читали, мялись бы, выдавливая «слышали, а как же!». Хотя стыдиться отсутствием известности должен автор, а не читатели.

Между мной и Любой установилось тихое и упорное противостояние. Меня раздражает ее всезнайство и мракобесие. Она несет ерунду, сплетни, невежественный бред. Она верит в сглаз, в приворот, в инопланетян и считает, что курение неизбежно вызывает рак. Она активно несет свои знания в массы. Периодически я не выдерживаю и разбиваю ее в пух и прах с помощью научной аргументации.

Когда поверженная Люба, пунцовая от дискуссионного возбуждения, обиженно замолкает, Света и Мария Петровна смотрят на меня с осуждением. Не идеологически, а душевно они на стороне Любы. Потому что униженную Любу жалко, а меня чего жалеть? Осталась на коне, вот и скачи дальше, подминай копытами простых людей.

Марии Петровне и Свете по-настоящему нет дела до предмета спора. Им одинаково, есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе. Но Любина небывальщина про инопланетян, которые прилетали на Землю и построили в Латинской Америке целый город, звучит увлекательно. Мои же личные впечатления от путешествий по далекому континенту вовсе не сказочны. Или еще про девушку, которую мачеха держала в черном теле, а родная мама снилась каждую ночь и учила, как себя защитить. В один из дней Золушка открыла рот и маминым текстом так послала мачеху, что та заткнулась и более не издевалась. Славная история? Славная! А я им — про подсознание, которое несет оборонительные функции и подсказывает нам, как уберечь от психологических травм свою личность. Ничего загадочного!

Так мы и жили, то есть лечились. А потом врачи мне сказали, что никакой гипертонии у меня нет, повышение давления было случайным, сердце как у молодой зайчихи, могу завтра выписываться. Чувства мои были противоречивы. Мгновенный приток свежих сил и энергии, ощущение буйного здоровья, действительно, как у той зайчихи, которой хочется весело и беззаботно носиться по лесу. И, с другой стороны, легкая обида на врачей: как это ничего не нашли? Почто я тут лежала?

— Ах, как странно устроен человек! — рассуждала я и зачем-то собирала вещи, хотя мне предстояло провести в больнице ночь и следующее утро. — Сдаешь кучу анализов, они оказываются превосходными, а ты испытываешь разочарование. Денег на лечение не жалко, но потратить их на то, чтобы удостовериться в хорошем здоровье, досадно.

Света и я лежим в больнице за деньги, а Люба и Мария Петровна бесплатно.

— Два месяца ждала очереди, чтобы сюда попасть, — говорит Люба.

— А я полгода, — подхватывает Мария Петровна, — пенсионеры идут по другому списку, более длинному, нас не торопятся лечить.

В их глазах я выгляжу аферисткой, которая, тряхнув мошной, отняла койку у страдающего человека. Липовая болезнь и на все мои предыдущие разглагольствования отбрасывает свет недоверия. Люба чувствует себя победительницей.

Нет, конечно, они рады за меня, поздравляют и желают больше не попадать в больницу. А про аферистку — это вторым планом, заметным только мне, хорошо изучившей реакции и мимику соседок.

Даю себе слово не вступать ни в какие дискуссии и споры, провести последний вечер в мире и дружбе. Но срываюсь! Не просто срываюсь, а гомерическим издевательским хохотом покатываюсь.

Люба рассказывает о своей двоюродной сестре:

— Уехал у нее муж в командировку. А она в баню пошла, воду горячую отключили. Живет сестра в маленьком поселке, у них одна баня. День мужской, день женский, через один. И вот сестра забыла лавку кипятком окатить, полиэтилен не подстелила и уселась. А кто-то из мужиков вчера на эту лавку, сами понимаете, спустил. И бедная моя сестренка забеременела, вползло в нее чужое семя…

В этом месте я начинаю хохотать:

— Непорочное зачатие в бане? Ой, не могу! Ты что же думаешь? Что сперматозоиды как блохи? Могут затаиться, переждать, а потом быстро бегать в поисках половых щелей? Умора!

— Ничего смешного! — вспыхивает Люба. — Искусственно женщин оплодотворяют? Откуда семя берут? Из пробирки!

— Правильно! Но донорскую сперму замораживают и так хранят! На воздухе мужское богатство через несколько минут погибает. А чтобы на следующий день сперматозоид был активен, да еще преодолел путь от лавки до внутренних органов? Это даже не фантастика! Это бред! Как допустить, что мертвец собственным ходом отправился из Москвы в Магадан и пришел туда живехоньким. Люба, а муж твоей сестры, он поверил в эту историю?