Отпуск по уходу - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 61

— Мариванна решит, что ты распутная особа.

— Случайно подложу на видное место. У тебя есть книга о здоровом сексе?

— Нет. Я практик, а не теоретик.

— Завтра обязательно куплю. Как ты можешь спокойно относиться к тому, что Мариванна не узнает оргазма?

— Могу. Менее всего меня волнуют оргазмы Мариванны. Квартирный вопрос, например, беспокоит. Старички поженятся и у меня будут обитать? Или переедут к Семену Алексеевичу? А Петька? Кстати, его надо прописать. Завтра позвоню в паспортный стол, узнаю, какие нужны документы.

— Мне кажется, правильнее было бы прописать Петечку у дедушки и оформить на него собственность. Иначе квартира достанется этой… твоей… бывшей…

— Семен Алексеевич помирать не собирается, напротив — жениться.

— Береженого Бог бережет.

Не только квартирная проблема беспокоила Андрея. Квартирная даже во вторую очередь…

Когда Семен Алексеевич, получив благословение на брак с Мариванной, воскликнул: «Спасибо, сынок!» — в груди Андрея точно лопнула с коротким «дзень!» струна. Сынок… мама… его мама…

Ни капли осуждения к Семену Алексеевичу и Мариванне Андрей не испытывал. Скорее справедливость восторжествовала, а не похоть разгулялась. Но ведь и с его мамой было точь-в-точь: похоронила мужа и быстро замуж выскочила.

Тогда Андрей, конечно, не сыпал на мамину голову проклятия, но был оскорблен, унижен и возмущен жестоко. Стыдиться поступка матери — что для сына отвратительнее?

— Зачем он тебе? — сквозь зубы шипел Андрей по телефону. — Зачем тебе этот жиртрест?

— Он добрый, — твердила мама. — Очень добрый.

— Ноги моей не будет в твоем доме, — категорично заявил Андрей, — пока там бомбовоз.

Андрей слово сдержал, к маме ни разу не наведался, она звонила по выходным, приезжала раз в полтора-два года. Существование ее второго мужа никогда не обсуждалось, не вспоминали о нем, словно отсутствовал в природе. Но Андрей улавливал обрывки телефонных разговоров — при появлении сына мама торопливо прощалась и ветшала трубку. Она покупала своему жирному полковнику какие-то подарки, Андрею не показывала, заталкивала на дно чемодана. Ольге и Ольгиной маме, своей тетушке, Андрей также не позволял упоминать в его присутствии о полковнике-отставнике. «Андрюша весь в отца, — качала головой тетушка, — такой же зверь!»

Его отец был сильным человеком, без сантиментов, волевым и жестким. Бабушка говорила: бить не бьет, только страсть дает. Маме нелегко было с отцом, она часто плакала. Андрею в детстве говорила: плачу, потому что книжку жалостливую читала. Он думал, что есть какой-то специальный слезодавительныи род литературы для женщин. И позже, когда слышал: «дамский роман», — думал, что книга насквозь пропитана слезами и соплями. В старших классах Андрей, конечно, понял, что настоящая причина маминых слез — отец. Даже с петушиной храбростью как-то потребовал от отца ответа: почему мама плачет? что ты сделал? В ответ услышал: мал еще, не твоего ума дело, поплачет и перестанет. Так, собственно, и было, глаза у мамы красные, опухшие, но уже улыбается… Она решительно воспротивилась Андрееву заступничеству, не хватало сыну на отца идти!

Была ли мама счастлива во втором браке? Уж точно счастливее, чем в первом. И он, сын, получается, родной матери добра не желает? Мари-ванне с дедушкой — желает, а самому близкому и дорогому человеку — извините, гуляйте! Почему он уперся? Ну, вспылил вначале, но через год-два можно было смириться с положением вещей? Нет, у нас воля железная, мы будем стоять насмерть, пока не проводим вас в последний путь. Или пока вы нас не проводите.

Это у него от отца. Батя тоже был единорог — упрется не сдвинешь, глух к доводам, слеп к чужим страданиям. Но отец упирался на каждом шагу, по каждому поводу, у него имелось непререкаемое мнение — остальные хоть тресните. Андрея заклинивало редко, но надолго.

Он посмотрел на часы: пол-одиннадцатого. Не поздно звонить? Номера маминого телефона наизусть не помнил, по своей инициативе звонил три раза в год — на ее день рождения, восьмого марта и в Новый год. Мама ждала звонков и поднимала трубку. В остальное время Андрей не звонил потому, что не хотел нарываться на полковника.

Именно он и ответил:

— Вас слушают!

— Здравствуйте, Максим Владимирович!

— Здравствуйте! Простите, не признаю по голосу…

— Это Андрей Доброкладов из Москвы.

— Что?.. А?.. Ох! Секундочку!

Андрей слышал, как что-то упало со звоном, громкое шуршание и потрескивание, высокий взволнованный голос Максима Владимировича: «Верочка! Верочка! Иди скорее, Андрюша звонит!»

Такое впечатление, подумал Андрей, что полковник свалился на пол, смахнув все со стола, и верещит. И давно я ему «Андрюша»?

— Сыночек? — взволнованно спросила мама. — Что случилось?

— Да ничего не случилось. Просто позвонил. Нечего переполох устраивать.

— Просто позвонил?.. Но ты никогда раньше…

— Мама, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо.

— Как здоровье Максима Владимировича?

— Что? — не поверила своим ушам мама, на несколько секунд замолчала и заговорила не своим голосом, точно ей горло стиснули. — Полгода назад инфаркт был… обширный… но сейчас уже лучше… Андрей! Что все-таки произошло?

— Рог сгнил и отвалился.

— Какой рог? Не понимаю!

— Которым я упирался. Не обращай внимания. Мама, я женюсь, и у меня ребенок.

— Женишься на женщине с ребенком?

— Нет, это она женится на мне с ребенком.

Марина, которая крутилась рядом и нахально подслушивала, закатила глаза и постучала по лбу.

— То есть она, Марина, мою невесту зовут Марина, выходит за меня замуж.

«Довольна?» — беззвучно спросил Марину Андрей.

— Сыночек, ты не выпивши? Я ничего не понимаю! — жалобно простонала мама.

— Сделаем вот как! На следующие выходные мы к вам прилетим, познакомитесь с Мариной. Мама, ты плачешь? Не надо! Все отлично! Хочешь, я тебе завтра позвоню?

— Правда, позвонишь? И приедешь?

— Обязательно! Целую тебя! Пока! Привет Максиму Владимировичу.

Как бы у полковника второго инфаркта не случилось, подумал Андрей, опуская трубку. И еще он представил, как толстый полковник берет мамины руки, утешает. (Сегодня за ужином Андрей, после толчка Марины в бок, впервые увидел, как Семен Алексеевич держит за руки Мариванну.) И эта картина — мама в объятиях отчима — впервые не вызвала у него отвращения.