Между нами, девочками - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 11

— Случались у вас неполадки в костюме? Например, ветер юбку задрал в людном месте?

(Ответа я не слышу, но хорошо представляю дочь, которая обреченно кивает.)

Игорь Владимирович шуршит бумажками, оправдывается:

— Моя личная практика еще не велика, но я посмотрел в специальной литературе. Вот нашел. — Начинает читать: — «Марта, двадцать один год, студентка: „Мы возвращались с занятий через сквер, где всегда полно людей. Вдруг порыв ветра поднял мою юбку и припечатал ее к лицу. В первую секунду меня, конечно, охватил стыд. Но уже в следующее мгновение все вокруг стали хохотать как сумасшедшие. Подруги помогли мне опустить юбку. Это происшествие развеселило нас на весь оставшийся вечер“.

Машка молчит.

— Понимаете ли вы, Маша? Если вы способны смеяться над собой, значит, у вас совершенно здоровое отношение к себе. Вы имеете понятие о себе, не связанное с каким-то внешним образом, не соотносите себя с чем-то идеальным и абстрактным, что легко разбивается при малейшей угрозе. Вы должны быть внутренне готовы к тому, что можете оказаться в комичной ситуации. И научиться реагировать на нее с присущим вам удивительным чувством юмора. Маша! — восклицает врач, на мой взгляд, излишне темпераментно. — У вас потрясающее чувство юмора!

Словно подтверждая его слова, моя дочь заливисто хохочет. Что такого смешного он сказал?

После ухода доктора весь вечер Маша напевала: «Пускай капризен успех, он выбирает из тех, кто может просто посмеяться над собой». Это что, домашнее задание?

У них выездное занятие. Психологический практикум называется.

Моя дочь вернулась домой с пучком петрушки, яблоками и гранатами. Рассказала — я обомлела! Она торговалась на рынке! Строила глазки кавказцам, нахально сбивала цены и даже бесплатно получила петрушку.

Не знаю, что думать. Шоковую терапию врач бы мог предварительно обсудить со мной.

Снова практикум вне дома. Они ездили в транспорте, и от моей скромницы требовалось при толчках и торможениях плюхаться, как бы нечаянно, на колени сидящих пассажиров.

Я проглотила язык от изумления. А Машка сияет как медовый таз, то есть медный пряник — словом, как таз и пряник, вместе взятые!

Врач назначает выездные занятия каждый день. Моя дочь порхает как на крыльях и при этом разгуливает в драных чулках — волю воспитывает.

Игорь Владимирович за гонораром не приходит, хотя мы ему основательно задолжали.

Мое терпение лопнуло, позвонила врачу в диспансер. Что, спрашиваю, за методика такая передовая?

— О групповой терапии я слышала, но чтобы по улицам шляться и людей пугать? Последнее достижение психоанализа?

Игорь Владимирович пробулькал в ответ что-то вежливое и нечленораздельное. Попросил разрешения явиться вечером.

— И гонорар заодно получите, — посулила я.

Он опять буль-булькнул.

Игорь Владимирович пришел в костюме и с букетом цветов. Суетился в прихожей, переобуваясь в тапочки.

— Это вам! — протянул мне букет.

Что-то новенькое. С каких пор врачи родственникам пациентов цветы дарят?

— Как идет лечение? — спрашиваю. Он заливается краской и выпаливает:

— Я прошу руки вашей дочери!

До меня не сразу дошло, я ведь на терапию была настроена. Как-то в солидном журнале, в «Науке и жизни», читала, что по узорам на пальцах определяется характер и склонности человека. Поэтому уточнила:

— Хотите снять отпечатки пальцев? Для диагноза?

Он еще пуще краснеет (а еще учил! Сам — как маков цвет), набирает воздуху в грудь, испуганно бормочет:

— Я люблю вашу дочь, она меня тоже любит, мы хотим пожениться…

Мы с ним смотрим друг на друга как два барана. Машка скачет вокруг и весело смеется. Вылечил, называется!