Девушка с приветом - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 28

Первая заповедь психолога: человеку важнее выговориться, чем получить совет. Я слушала Петю не перебивая.

— Понимаешь, чтобы чувствовать себя спокойно, Ирка должна все время меня теребить, лезть ко мне со своими идиотскими вопросами и разговорами. Паучиха! Ладно бы, говорила о чем-то толковом или интересном. Нет, одни сплетни. Она же тупая как валенок. Юль, ты когда-нибудь видела у нее в руках книгу? Нет. Я тоже — нет. Была пэтэушницей, пэтэушницей и осталась. Даром что институт заочно окончила. Да как окончила! Она же ни одного учебника в глаза не видела. Как только начиналась сессия, главной заботой у Ирки было выяснить, какой преподаватель сколько берет за экзамены или за зачеты. В дипломе у нее не оценки, а взятки проставлены.

Кое-как окончив восьмой класс, Ира поступила в швейное ПТУ. Там она продвинулась не столько в учебе, сколько в общественной работе, ее оставили в ПТУ мастером. Теперь Ира преподавала в том же училище какую-то специальную дисциплину, что-то связанное с сортами тканей.

Шила она плоховато, не было у нее к портняжничеству способностей. Зато поваром была великолепным. Продукты для нее — как мрамор или гипс у скульптора — материал для творчества. Надо было ей поступать в свое время в кулинарное ПТУ. Но что сейчас об этом говорить?

Я молча слушала, как Петя обвиняет мою лучшую подругу и свою жену. Все, что он говорил, было истинной правдой и в то же время не соответствовало действительности.

Да, Ирка не интеллектуалка, но у всех академиков, вместе взятых, не будет столько человеческой доброты и отзывчивости, сколько у моей подружки. Да, она навязчива в своих заботах о родных людях, но ведь не обижается, когда вместе с заботой посылаешь ее подальше. Она никогда не хнычет, не хандрит — а сколько вокруг депрессивных особ только и толкуют о своих муторных проблемах. Ирка либо ревет в голос, либо смеется — середины не дано. И это больше говорит о ее душевном здоровье, чем о примитивности натуры. Она человек абсолютно цельный и искренний — любит того, кого любит, делает то, что у нее хорошо получается, смеется, когда ей смешно, а не когда остальные хихикают, плачет, если слезы подступили, а не по хитроумному женскому сценарию.

Петя все это прекрасно знал. Наверняка даже больше, ведь прожил с Ириной почти десять лет. Для меня было полной неожиданностью, что у него накопилось столько претензий к жене, которая была прозрачна и проста, как граненый стакан. По Петиному мнению — и так же пуста.

Единственная отрада, что Петр вывалил мешок обвинений передо мной, а не перед кем-нибудь другим. Во мне помрет бесследно. Я ждала выдвижения самого убийственного обвинения — он женился на Ирке только потому, что должен был родиться Вася.

— Что молчишь? — наконец спросил Петр. — Ну говори, защищай свою ненаглядную подружку.

Кроме прежнего аргумента, мне нечего было сказать.

— Она тебя любит.

— Ага, любит! — взорвался Петр. — А знаешь ли ты, что за десять лет супружеской жизни я ее ни разу.., она ни разу… Ни разу у нее не было оргазма! Вот! — торжествующе заключил он. — Я тебе как врачу говорю.

Никак не ожидала, что наша беседа коснется интимной стороны их жизни. Я, конечно, врач, но совсем по другой части. Все-таки Петя окосел.

— Налей и мне водки, — махнула я рукой.

Просьба была воспринята с восторгом.

Как и учил Петр, я махом заглотнула рюмку, задержала дыхание, и, как только открыла рот, Петр сунул в него приготовленную вилку с грибочком. Раскаленное стекло потекло по пищеводу и обожгло пустой желудок.

— Ну как? Что ты думаешь по этому поводу? — спросил Петя.

Возможно, он имел в виду качество выпивки, но я ответила на его последнее замечание о фригидности моей подруги.

— Тебе страшно повезло. Не можешь женщине удовольствия доставить, а она все равно любит тебя, как кошка.

— Не могу? — возмутился Петя. — Да ты знаешь.., знаешь… Я вот, например, ее спрашиваю: «Ирочка, ты как хочешь? Ты о чем думаешь?» А она мне знаешь что отвечает? «Думаю, с чем лучше зразы сделать — с рисом или с грибами».

Я не желала предавать подругу, но все же уронила голову на стол и залилась смехом.

Ну Ирка, ну дуреха! Заставлю ее прочитать книжки, проведу беседу и напугаю — не научишься как следует сексом заниматься, Петя неизлечимо заболеет. Это соответствовало действительности с точностью до наоборот. Из-за застоя крови в нижнем тазу страдают как раз женщины.

От второй рюмки я не отказалась. От последующих тоже. Мы ушли от скользкой темы, и теперь Петя рассуждал на тему «бабы дуры вообще»:

— Пойми! Женщина занимает важную, но часть в жизни мужчины. Часть! — полемически воскликнул он и поднял палец вверх.

— Тише, родителей разбудишь, — Эта часть, — Петя громко зашептал, — да, не скрою, с годами уменьшается. Но, ешкин корень, твердеет! Смотри, — он выдвинул на середину стола почти пустую бутылку водки, — это женщина. А вокруг, — он принялся кружить рюмками, — вокруг события, факты, комментарии. Работа, спорт, политика и прочие удовольствия, в которых никому! — опять погрозил пальцем, — никому мы не позволим!..

И тут я увидела нечто невообразимое, К вставке из рифленого стекла в кухонной двери припал силуэт. Екатерина Игоревна! Подслушивает! Аккуратная раковинка старушечьего ушка прилипла к стеклу, угадывались и валики бигудей на голове.

Я захлопнула ладонями рот и затряслась от беззвучного хохота. Петя сидел спиной к двери. Он досадливо сморщился:

— Ну что ты ржешь? Все вам хи-хи да ха-ха. Лучше бы послушала умного человека. Пока я жив. Пока твоя распрекрасная подруга окончательно не превратила меня в пищеварительного болвана.

— Петечка, — я молитвенно сложила руки, — ты вернешься в семью?

— А куда еще денусь?

Я так возликовала, что едва не бросилась ему на шею. Но вовремя бросила взгляд в сторону двери. Ушко медленно отлипло, и силуэт удалился.

Настроение у меня вдруг сделалось замечательным, мысли приобрели законченность и гениальную простоту. Мне казалось, что я способна разрешить все проблемы мира, а остальные люди, несмышленыши, должны меня слушать и поражаться моей прозорливости. Для начала я считала необходимым поделиться с Петей (не одному ему философствовать) рассуждением о сети человеческих рук, опутавшей землю.

В голове все было четко и понятно, но в изложении получалось путано. Слова, вырывавшиеся из моего рта, почему-то норовили сжаться в середине, так что оставались только приставки и окончания или вообще только согласные звуки. Я хотела сказать «например», а получалось «нпрмр», вместо «человечество» — «чество», «исключительно» превратилось в «исчитьно».

— Юлька, ты опьянела, — констатировал Петя.

— Нич пдбного, — возразила я, безуспешно пытаясь наколоть на вилку скользкий грибок. Грибы бегали по тарелке, вываливались на стол, и ни один не хотел быть пойманным. — Щас ка-а-ак раз!

От резкого движения тарелка подпрыгнула и перевернулась.

— Все, — сказал Петя, собирая грибы с пола, — больше тебе не наливаю.

— Я не пьныя, ну немножк. Я хочу тебе сказать, что ты млдец, что, млдец, не сказал, что женился на Ирке, потомучт был беременный. То есть она была, ну ты пнял.

— Ты умом тронулась, мать. Это же был мой ребенок. Юлька, никогда тебя пьяной не видел. Кофе сделать? Как ты домой поедешь? Может, заночуешь у нас?

— Низчто. Что скажут Ек-ек. — Имена Петиных родителей мне решительно не давались.

Я стала хихикать, потом мне стало жалко себя, и я почувствовала настоятельную потребность рассказать кому-нибудь о своих проблемах.

— У меня, Петечка, такое, такое! — Я раскачивалась из стороны в сторону, пытаясь совпасть с амплитудой кухни, которая, в свою очередь, тоже качалась. — Я, Петечка, люблю мужчину, а он шпион. Представляешь?

— Ну! Набралась ты.

— Чстая истнная првда, Петечка. Он не отрицл! Понимашь, не отрицл! Что терьперь будет?

— Теперь тебя посадят в тюрьму, — спокойно ответил Петя, заваривая кофе.

— За что меня? — воскликнула я, едва не свалившись со стула.