Великая Отечественная катастрофа-3 - Солонин Марк Семенович - Страница 27

Вот и командующий ЗапОВО генерал Павлов, получив 22 июня 1941 года в 1:45 директиву НКО № 1 о приведении войск в полную боевую готовность, приказывает привести все части в боевую готовность. При этом «в течение ночи […] скрытно занять […] перед рассветом […]рассредоточить и замаскировать […]».

Передавать приказ начали в 2:25, а рассвет на широте Бреста наступал в 4:15. Отписали, а там хоть трава не расти. Сколько раз во время войны это будет повторяться! Многие приказы писались «для прокурора» (добавим: и для Особых отделов).

Но в штабе 4-й армии эту директиву не получили. Примерно в 2 часа ночи (за два часа до вторжения) начала действовать вражеская агентура из местных противников советской власти, и его диверсионные группы, заранее заброшенные в наш тыл. Они вывели из строя практически всю проводную связь штаба армии с войсками и округом. Исправной осталась только линия на Пинск. Принятыми мерами примерно через час связь со штабом округа была восстановлена. По свидетельству Сандалова, в 3:30 командующий войсками округа по телеграфу сообщил генералу Коробкову, что в эту ночь ожидается провокационный налет немецко-фашистских войск на нашу территорию. При этом он категорически предупредил, что на провокацию наши войска не должны поддаваться. Действия командования округа были скованы распоряжением наркома «не поддаваться ни на какие провокационные действия». Директиву № 1 в 4-й армии получили, когда ее штаб в Кобрине был уничтожен ударом авиации противника.

Командующий 4-й армией, имевший право в любой момент поднять одну дивизию по боевой тревоге, решил прежде посоветоваться с Павловым. Но тот, конечно, не разрешил. На вопрос Коробкова, какие же мероприятия разрешается провести, Павлов ответил:

«Все части привести в боевую готовность. Немедленно начинайте выдвигать 42-ю дивизию для занятия подготовленных позиций. Частями Брестского укрепрайона скрытно занимайте доты. Полки авиадивизии перебазируйте на полевые аэродромы»[13].

По мере восстановления связи в войска передавали соответствующие распоряжения. До 4 часов командарм лично по телефоны передал распоряжение начальнику штаба 42-й стрелковой дивизии и коменданту брестского укрепрайона, но было уже поздно. Распоряжение о приведении в боевую готовность 14-го мк, отданное в 3 часа 30 минут, передать в соединения и части до начала военных действий так и не успели. Лишь когда стали поступать донесения из частей и соединений о том, что немцы начали артиллерийский обстрел, командование армии убедилось, что началась война. Командиры соединений, подвергшихся обстрелу и бомбежке, самостоятельно стали поднимать части по боевой тревоге, пытаясь действовать согласно плану прикрытия, хотя он уже не соответствовал сложившейся обстановке. Попытки уточнения задач из-за отсутствия связи успеха не имели. Целенаправленными ударами авиации противника по узлам связи и командным пунктам управление войсками было нарушено. К рассвету связь штаба фронта с армиями была полностью выведена из строя.

Около 6 часов штаб округа получил телеграмму, на которой было проставлено время отправления из Москвы – 5.25: «Ввиду обозначившихся со стороны немцев массовых военных действий приказываю поднять войска и действовать по-боевому» [125] .Распоряжение было немедленно продублировано армиям. 4-й армии был дан сигнал «Кобрин-41» на вскрытие «красных» пакетов и ввод в действие планов прикрытия госграницы.

На брестском направлении враг начал артподготовку в 3:15 (4:15 по московскому времени), одновременно с началом налета на приграничные советские аэродромы. В 4:15 начальник штаба 42-й стрелковой дивизии доложил командующему армией, что противник открыл массированный огонь по Бресту.

В соответствии с планом основные усилия Люфтваффе, начиная с 4 часов утра 22 июня, были направлены на завоевание господства в воздухе. Выполнение этой задачи облегчалось тем обстоятельствам, что авиачасти русских располагались в основном на заранее разведанных стационарных аэродромах. Надо сказать, что немцам в 1939 году удалось захватить в Варшаве документы генерального штаба польской армии. Из них им было хорошо известно расположение основных военных объектов в Западной Белоруссии, в том числе аэродромов, военных городков и стационарных складов материальных средств, которые использовали советские войска. Кроме того, германское командование широко использовало для разведки и доразведки важных объектов и целей свою агентуру из числа людей, враждебно настроенных к советской власти.

Поэтому первый удар, в котором участвовали 637 бомбардировщиков и 231 истребитель Люфтваффе, был нанесен по 31 советскому аэродрому. А всего в этот день в штурмовке 66 советских аэродромов, на которых находилось 70 % самолетов приграничных округов, участвовало 1765 бомбардировщиков и 506 истребителей врага. По немецким данным, в результате в первый же день войны удалось уничтожить 890 советских самолетов, из них на земле – 668, в воздушных боях – 222. Потери Люфтваффе при этом составили всего 18 самолетов [5]. По нашим официальным данным, 22 июня авиация приграничных округов потеряла 1200 самолетов, из них на аэродромах – 900. Западный фронт в первый день потерял 738 самолетов, большую часть на земле.

Более детальное исследование показало, что большие потери самолетов – это результат не столько ударов авиации противника, сколько оставления их противнику по различным причинам, в том числе и в результате вынужденного отхода. Таким образом, немцам удалось в первый же день завоевать господство в воздухе, что обеспечило германским войскам огромное преимущество в ходе боевых действий на земле. Кроме того, самолеты Люфтваффе продолжали наносить последовательные удары по хорошо разведанным командным пунктам и узлам связи, складам боеприпасов и горючего, железнодорожным станциям. Например, в полосе 4-й армии немцы нанесли удар по складам боеприпасов ЗапОВО в Пинске и Бронна-Гура.

Нет смысла пересказывать все, что случилось в тот день. Это сделано в сотнях воспоминаниях и статей непосредственных участников, переживших начало войны на границе. Была и паника, и минуты растерянности. Из донесения немецкого поста подслушивания (результат радиоперехвата):

«Русская военная радиостанция запрашивает:

– Нас обстреливают. Что мы должны делать?

Из старшей радиостанции отвечают:

–  Вы, наверное, не здоровы? И почему ваше сообщение не закодировано?» [11].

Согласно записям в журнале боевых действий 4-й армии, в 4 часа 22 июня части были подняты по тревоге и начали выдвижение в свои районы без вскрытия красного пакета. В 4:00-4:10 началась бомбежка городов Брест, Кобрин, Пружаны. Связь с корпусами и с дивизиями в корпусах, кроме гарнизонов Березы (205-я мд) и Малориты (75-я сд) прекратилась. Связь с ними осуществляется делегатами.

Одновременно с бомбежкой с воздуха началась и артподготовка по городу Брест, крепости, казармам, автопаркам и общежитиям. Вывести весь личный состав и матчасть из крепости не удалось, и к 10 часам части брестского гарнизона понесли большие потери. На Брестском артполигоне, что располагался юго-восточнее города, находились в палатках подразделения 28-го стрелкового корпуса, собранные для проведения опытных учений, а также дивизионы 204-го гап 6-й стрелковой дивизии и 455-й корпусной артполк. В момент открытия огня по полигону все решили, что произошла какая-то неувязка с началом учений. Предпринимались даже попытки с помощью ракет и звуковых сигналов приостановить артиллерийскую стрельбу. Начальник штаба 4-й полевой армии генерал Блюментритт в своих воспоминаниях отметил: «В 4 часа вся наша артиллерия открыла огонь. И случилось то, что показалось чудом: русская артиллерия не ответила…»[И].

Наиболее пострадали от артогня противника соединения, находившиеся в непосредственной близости от госграницы, в том числе 6-я стрелковая дивизия (за исключением ее гаубичного полка), главные силы 42-й стрелковой дивизии, а также части 22-й танковой дивизии, располагавшиеся в южном военном городке Бреста в 2,5–3,5 км от государственной границы,