Нортенгерское аббатство (пер. И.Маршак) - Остин Джейн - Страница 8

— Как вы думаете, мисс Морланд, за сколько времени мы доскакали из Тетбери?

— Я ведь не знаю, далеко ли это отсюда. Ее брат заметил, что до Тетбери двадцать три мили.

— Двадцать три? — спросил Торп. — Двадцать пять, и ни дюйма меньше!

Морланд возразил ему, ссылаясь на свидетельства путеводителей, хозяев гостиниц и дорожных знаков, но его приятель отверг их все, поскольку располагал более надежной мерой расстояния.

— Я знаю, — сказал он, — что мы проехали двадцать пять миль, по времени, которое у нас отняла дорога. Сейчас половина второго. Мы выкатили со двора гостиницы в Тётбери, когда городские часы пробили одиннадцать. Я вызову на дуэль любого человека, который скажет что моя лошадь пробегает в упряжке меньше десяти миль в час. Отсюда и выходит ровно двадцать пять миль.

— У вас потерялся один час, Торп, — сказал Морланд. — Когда мы выезжали из Тётгбери, было всего десять часов.

— Десять часов? Клянусь жизнью, было одиннадцать! Я пересчитал все удары. Ваш брат, мисс Морланд, доведет меня до исступления. Только взгляните на мою лошадь — вы видели за свою жизнь существо, более приспособленное для быстрого бега? (Слуга в это время как раз взобрался на сиденье и отгонял экипаж.) Настоящих кровей! Три с половиной часа на то, чтобы пробежать какие-то двадцать три мили, — не угодно ли? Посмотрите на это животное и попробуйте себе представить такую нелепость,

— О да, лошадь сильно разгорячилась.

— Разгорячилась! До Уолкотчёрч на ней и волосок не шелохнулся. Взгляните на ее передние ноги. Взгляните на круп. Только посмотрите на ее поступь. Такая лошадь не может пробегать в час меньше десяти миль, даже если ее стреножить. А что скажете вы, мисс Морланд, о моем кабриолете? Хорош, не правда ли? Отличная подвеска. Столичная работа. Он у меня меньше месяца. Заказан человеком из Крайст-чёрч, моим приятелем — отличным парнем.

Бедняга поездил на нем несколько недель, пока я думаю, не стало удобным его продать. Я в что время как раз подыскивал себе что-нибудь легкое в этом роде — даже решил было уже купить шарабан. И тут встретил его на мосту Магдалины при въезде в Оксфорд — после прошлых каникул. Он мне и кричит: «Эй, Торп, а не нуждаетесь ли вы, часом, в такой скорлупке? Лучшая в своем роде — только я от нее чертовски устал». А я отвечаю: "Черт побери, я тот, кто вам нужен. Сколько возьмете за драндулет? И знаете, мисс Морланд, сколько он взял?

— Не имею ни малейшего понятия.

— А вы только взгляните: рессорная подвеска, сиденье, дорожный сундук, ящик для оружия, крылья, фонари, серебряная отделка — все, как видите, в отличном порядке. Железные части — как новые, если только не лучше. Запросил пятьдесят гиней. Я решил сразу. Выложил деньги, и экипаж мой.

— Поверьте, — сказала Кэтрин, — я так мало в этом разбираюсь, что не могу судить — дорого это или дешево.

— Ни то, ни другое. Могло обойтись дешевле. Но терпеть не могу торговаться, а у бедняги Фримена в кошельке было пусто.

— С вашей стороны это великодушно, — сказала растроганная Кэтрин.

— К чертям! Когда я что-то для друга делаю, терпеть не могу чувствительности.

У молодых леди спросили, куда они направляются, и, узнав о цели их прогулки, джентльмены решили проводить их до Эдгарс-Билдингс и засвидетельствовать свое почтение миссис Торп. Джеймс и Изабелла шли впереди. И последняя была настолько довольна своим жребием, так горячо старалась сделать эту прогулку приятной для человека, которого ей вдвойне рекомендовало родство с подругой и дружба с братом, и испытывала такие естественные, лишенные всякого притворства чувства, что, хотя на Мильсом-стрит они встретили и прошли мимо тех самых двух дерзких молодых джентльменов, она совсем не старалась привлечь к себе их внимание и обернулась к ним всего лишь три раза.

Джон Торп шел, разумеется, с Кэтрин и после нескольких минут молчания возобновил разговор о кабриолете:

— Быть может, мисс Морланд, кто-нибудь скажет вам, что это дешевая вещь. Но я мог продать ее через день на десять гиней дороже. Джексон из Ориэла предлагал мне шестьдесят тут же на месте, — это было при Морланле.

— Да, да, — сказал Морланд, услышав его слова. — Но вы забываете, что в цену входила лошадь.

— Лошадь?! Черта с два! Я бы не продал мою лошадь и за сто гиней. Вы любите, мисс Морланд, открытые экипажи?

— Да, конечно. Но я не припомню случая, чтобы я в них каталась. Хотя они мне очень нравятся.

— Отлично. Я буду катать вас в моем кабриолете каждое утро.

— Благодарю вас, — немного смутившись, ответила Кэтрин, не уверенная — прилично ли ей принять это приглашение.

— Завтра мы с вами едем на Лэнсдаун-Хилл.

— Благодарю вас. Но разве ваша лошадь не нуждается в отдыхе?

— В отдыхе?! Это после того, как она пробежала сегодня каких-нибудь двадцать три мили? Вздор! Нет ничего вреднее для лошадей, чем отдых. От него они мрут быстрее всего. Нет, нет, пока я здесь, она у меня каждый день будет тренироваться не меньше чем по четыре часа.

— Правда? — очень серьезно спросила Кэтрин. — Но ведь это же выйдет по сорок миль в день!

— Сорок, пятьдесят — какая разница? Значит, завтра — на Лэнсдаун-Хилл. Помните, я в вашем распоряжении!

— Как это будет чудесно! — обернувшись, сказала Изабелла. — Кэтрин, дорогая, я почти вам завидую. Но, Джон, я боюсь, третий седок у тебя может не поместиться.

— Третий? Как бы не так! Я прибыл в Бат не для того, чтобы катать здесь своих сестриц. Не правда ли — милое развлечение? О тебе, надеюсь, позаботится Морланд. Это вызвало обмен любезностями между шедшими впереди, но Кэтрин не расслышала подробностей и чем он закончился. Рассуждения ее спутника, исчерпав оживлявшую их тему, ограничивались теперь только краткими благоприятными или неодобрительными отзывами о внешности встречавшихся им по пути женщин. Со скромностью и почтительностью подобающими юной девице, которая не осмеливается иметь собственное мнение, отличное от мнения самоуверенного кавалера, особенно в отношении женской красоты, Кэтрин слушала и соглашалась сколько могла, пока не решилась переменить тему разговора, задав вопрос, давно вертевшийся у нее на языке:

— Мистер Торп, вы читали «Удольфо»?

— «Удольфо»? Бог мой, увольте. Я не читаю романов. У меня достаточно других дел.

Осекшаяся и сконфуженная Кэтрин хотела уже было принести извинения за неуместный вопрос. Но не успела она открыть рта, как он добавил:

— Романы полны вздора и чепухи. После «Тома Джонса» не было ни одного сколько-нибудь приличного — разве что «Монах». Я его недавно прочел. Все остальные — полнейшая чушь.

— Мне кажется, «Удольфо», если бы вы его прочитали, вам бы понравился. Он написан так увлекательно.

— Увольте, ей-богу. Уж кабы я согласился прочесть роман, то разве из сочиненных миссис Радклиф. Они хоть читаются с интересом, и в них есть какой-то смысл.

— Но ведь «Удольфо» сочинила миссис Радклиф, — нерешительно заметила Кэтрин, опасаясь его обидеть.

— Ничего подобного! Гм, разве? Ах да, ну конечно. Я имел в виду другую дурацкую книгу

написанную той женщиной, из-за которой было столько разговоров и которая вышла замуж за французского эмигранта.

— Может быть, вы говорите о «Камилле»?

— Вот-вот, она самая. Какая чепуха — старик качается на качелях! Я как-то взял полистать первый том, да сразу смекнул, что его и читать не стоит. Впрочем, я догадался, что это за ерунда, еще раньше, когда узнал про ее замужество. Сразу сообразил, что в эту книгу нечего и заглядывать.

— Я ее никогда не читала.

— Немного потеряли, поверьте. Самая дурацкая книга, какую можно себе представить. В ней ничего и нет, кроме старичка, который качается на качелях да еще зубрит латынь. Клянусь честью!

Эти критические высказывания, справедливость коих, к сожалению, не могла быть оценена Кэтрин, он произнес, подходя к дому, в котором остановилась миссис Торп и где чувства проницательного и нелицеприятного критика «Камиллы» были вытеснены чувствами встретившегося с матерью преданного и нежного сына. Миссис Торп узнала их еще издали, глядя из окна.