Доводы рассудка - Остин Джейн - Страница 17

После краткой борьбы, однако, Чарлз Хейтер, казалось, оставил поле боя. Три дня прошли, а он ни разу не являлся в Апперкроссе; решительное нововведенье. Он отклонил даже формальное приглашение на обед, и, так как при сем случае мистер и миссис Мазгроув застали его над толстым фолиантом, они почли, что дело скверно, и с вытянутыми лицами толковали о том, что эдак и до смерти заучиться можно. Мэри от души надеялась, что он получил от Генриетты решительную отставку, муж ее со дня на день ждал его возвращения в Апперкросс, Энн же меж тем находила, что Чарлз Хейтер поступал совсем не глупо.

Однажды утром, в то время, когда Чарлз Мазгроув и капитан Уэнтуорт, по обычаю, отправились вместе стрелять дичь, а сестры на Вилле мирно сидели за рукодельем, к окну их подошли барышни из Большого Дома.

Был ясный ноябрьский день, и барышни совершили свой небольшой переход и остановились у окна с единственной целью сообщить, что собрались в дальнюю прогулку, и выразить сожаление, что Мэри едва ли захочет к ним присоединиться, а когда Мэри, слегка уязвленная тем, что ее почли неспособной к долгой ходьбе, с живостью отозвалась: «Ох, я очень хочу гулять, я очень люблю дальние прогулки!» — Энн поняла по взглядам, которыми обменялись девицы, что именно этого они хотели всего менее, и снова она подивилась обычаям семейства, где все делалось гласно и сообща, даже вопреки желанию и удобству. Она старалась отговорить Мэри от ее затеи, но напрасно; а уж в таком разе, когда барышни — и куда более искренне — стали звать ее, она почла за благо согласиться, дабы потом повернуть вместе с сестрою обратно и не мешать их удовольствию.

— Не постигаю, почему они решили, будто я не люблю долгих прогулок, — говорила Мэри, спускаясь по лестнице. — Все вечно думают, будто я не вынослива в ходьбе; а ведь сами же и обиделись бы, если б мы им отказали. Ну как откажешь людям, которые вот так приходят тебя умолять?

Когда они уже отправлялись, явились молодые люди. Щенок, которого взяли они с собой, испортил им всю охоту и вынудил раньше времени воротиться. А стало быть, у них был досуг, и силы, и расположенность к прогулке, и они с удовольствием приняли в ней участие. Знай Энн об этом заранее, она осталась бы дома; но любопытство превозмогло, а потому она и сочла, что уж неудобно отказываться, и все шестеро пустились в путь под водительством барышень Мазгроув и в предуказанном ими направлении.

Энн решила никому не мешать, а когда общество поневоле разбредется по узким тропкам, держаться сестры и зятя. Она старалась радоваться самой ходьбе и, глядя на прощальную улыбку года, какою провожал он поблеклые травы и порыжелую листву, перебирала в уме несчетные поэтические описания осени, совсем особенной поры, так воздействующей на воображение и чувства, что всякий сочинитель, достойный сего названия, уж непременно ей посвятил либо несколько нежных стихов, либо прозаический опыт. Она хотела сосредоточиться на размышлениях и цитатах; но, когда обрывки разговора капитана Уэнтуорта с обеими барышнями до нее долетали, она не могла и не слушать. Правда, ничего занимательного в беседе покуда она не улавливала. Они весело болтали, как всегда болтают все молодые люди будучи накоротке. Он больше был занят Луизой, нежели Генриеттой, Луиза вызывала в нем, кажется, больше интереса. Интерес этот, кажется, возрастал, и одно замечание Луизы особенно поразило Энн. Снова отдав, как водится, должное красотам дня, капитан Уэнтуорт продолжал:

— Отличнейшая погода для адмирала и моей сестрицы! Они собирались нынче поехать подальше; быть может, мы еще сможем приветствовать их с какой-нибудь здешней горки. Они в эту сторону собирались. Хотелось бы знать, где же нынче они опрокинутся. О, поверьте, такое с ними случается, и не редко; сестре хоть бы что; ей даже нравится падать.

— Ах, знаю я, вы присочиняете, — воскликнула Луиза. — Но если даже все это правда, я бы вела себя точно так же на ее месте. Если бы я кого полюбила, как любит она адмирала, я вечно была бы с ним, ни на минуту бы его не оставляла, и уж лучше бы он меня опрокидывал, чем любой другой развозил в совершенной безопасности.

Это было произнесено с жаром.

— Вот как? — подхватил он, тоже с живостью. — Это делает вам честь!

И оба умолкли.

Энн не сразу потом могла углубиться в стихи. Пришлось отставить дивные картинки осени и подождать, покуда какой-нибудь печальный сонет, украшенный метким сопоставлением ушедшего года с ушедшей радостью и сетующий на вечную разлуку с юностью, надеждою и весной — со всем сразу — не подвернется на память. Когда они оказались на новой тропе, она принудила себя спросить: «Это, кажется, дорога на Уинтроп?» Но никто не расслышал ее вопроса, во всяком случае, никто не отозвался.

Тем не менее именно к Уинтропу или к окрестностям его — ибо иной раз встречаешь ведь молодых людей, когда они прогуливаются вблизи своего дома, — и направляли они свой путь; и после того как долго одолевали общинные поля, где трудолюбивый плуг и свежевзрытые бразды красноречиво свидетельствовали о том, что крестьянин, вопреки унылому приговору стихотворцев, верит, что весна воротится, — достигли они наконец вершины самой большой горы, которая разделяла Апперкросс и Уинтроп, и вскоре у подножья ее по другую сторону им открылся Уинтроп.

Он растянулся перед ними без красы и достоинства — скучный дом, присадистый, длинный, зажатый меж служб и сараев.

Мэри воскликнула:

— Господи! Это же Уинтроп! Вот не думала! Пожалуй, нам пора возвращаться. Я до смерти устала.

Генриетта, слегка пристыженная, да и не замечая, чтобы кузен Чарлз где-нибудь прогуливался по тропке или прислонялся бы к калитке, готова была подчиниться Мэри, но Чарлз Мазгроув сказал «Нет», и Луиза, громко подхватив это «Нет» и отстранив сестру, готовилась с большим жаром выслушать соображения Чарлза.

Чарлз тем временем объявлял смело и открыто о намерении своем навестить тетушку, раз уж он оказался совсем рядом; и столь же открыто, хотя и не совсем столь же смело уговаривал он Мэри ему сопутствовать. Это был один из пунктов, однако, в каких супруга его проявляла свою власть; и в ответ на рассуждения о приятностях недолгого отдыха, раз уж она устала, она объявила со всевозможной твердостью: «Никогда! Лучше не отдыхать вовсе, чем снова потом карабкаться на эту гору!», всем своим видом и тоном показывая, что споры бесполезны.

Совещание продолжалось, таким образом, еще немного времени, после чего решено было, что Чарлз с Генриеттой заглянут к тетушке и кузенам, а остальное общество их подождет на горе. Луиза, кажется, особенно ратовала за предприятие; и когда она побежала с горы, продолжая наставлять Генриетту, Мэри воспользовалась случаем и, величаво оглядевшись, сказала капитану Уэнтуорту:

— Досадно, право, когда имеешь такую родню! Но уверяю вас, я и двух раз не переступала их порога.

Ответом ей была лишь вымученная улыбка, сопровождаемая, когда капитан Уэнтуорт отвернулся, еще и насмешливым взглядом, которого смысл Энн слишком хорошо поняла.

На горе выбрали они для привала прекрасный уголок. Луиза воротилась, и Мэри, найдя себе удобное местечко на ступеньках перелаза, казалась очень довольна, пока остальные стояли подле; но лишь только Луиза увлекла капитана Уэнтуорта в соседний орешник собирать орехи, удовольствие ее было испорчено; сиденье уже не представлялось ей таким удобным, она уверена была, что Луиза отыскала для нее где-то местечко получше, и, не слушая Энн, она решилась непременно ее найти. Пройдя той же калиткой, она, однако, никого не увидела. Энн нашла для нее очень удобное место, солнечный склон возле орешника, за которым, не сомневалась она, где-то скрывались Луиза и капитан Уэнтуорт. Мэри было присела, но нет; она уверена была, что Луиза нашла ей где-то очень удобное местечко, и, разумеется, ей нужно было ее разыскать.

Энн, не в шутку утомившись, рада была присесть; и очень скоро услышала Луизу и капитана Уэнтуорта, они, верно, пробирались по орешнику, словно узким, тесным коридором. Они разговаривали на ходу. Сначала она различила голос Луизы. Та, кажется, была увлечена своим рассуждением. И вот что с середины услышала Энн: