Время меча - Нестеренко Юрий Леонидович - Страница 107

Потом она, разумеется, настояла на том, чтобы спуститься вниз и подобрать свои вещи, включая и бесценные записи; на это ушло два часа, начало уже темнеть, и путникам пришлось ночевать раздельно — эльфу, оставленному с лошадьми, наверху, а Элине и спустившемуся с ней Эйриху — внизу. На следующий день они чуть ли не полдня карабкались обратно, и лишь когда солнце перевалило высшую точку траектории, отряд смог возобновить путь

— теперь уже с двумя лошадьми, на которых распределили поклажу третьей. Впрочем, здесь, на горных кручах, большую часть пути все равно приходилось проделывать пешком, а не верхом.

В скором времени под ноги им легла широкая щебнистая тропа — кажется, первый знак присутствия людей в этих горах. Тропа уводила в седловину между двумя некрутыми склонами, зеленевшими сочной свежей травой. Очевидно, этой дорогой пользовались пастухи — на это указывали катышки овечьего помета. И действительно, пройдя через седловину, путешественники оказались на широком лугу, где паслось стадо. И тут же навстречу им устремилась пастушья собака.

Эйрих сохранял спокойствие, и Элина, бросив косой взгляд на него, не стала хвататься за меч, однако внутренне напряглась и смотрела на приближавшегося зверя настороженно. Трудно чувствовать себя комфортно, когда прямо на тебя несется, оскалив клыки и высунув язык, черное лохматое чудовище, как минимум не уступающее тебе по массе, да и по росту — если поднимется на задние лапы. Однако пес проскочил мимо Элины и Эйриха, устремляясь прямиком к Йолленгелу. Графиня обернулась следом, уже протягивая руку к оружию и готовясь спасать эльфа; в ее сознании мельнкула мысль, что собака пастуха вряд ли обучена нападать на людей, но в Йолленгеле-то она запросто могла учуять нечеловека…

Однако реальность немедленно опровергла ее опасения. Огромный пес, встав на задние лапы, положил передние на плечи Йолленгела и лизнул эльфа в нос, резво выражая косматым хвостом бурную радость по поводу этой встречи. Йолленгел, хотя и пошатнувшийся сперва под тяжестью чуть ли не полутора сотен собачьих фунтов, улыбался и трепал пса по загривку.

Опираясь на длинный загнутый посох, неспешно подошел пастух. Это был старик восточной расы, в высокой бараньей шапке и желтоватой (когда-то белой) бурке. Густая сетка морщин, в которой прятались его узкие глаза, шея, похожая на дряблые мехи, и узловатые пальцы выдавали почтенный возраст пастуха, однако осанка его была прямой, как не у всякого молодого, а движения — хотя и неспешными, но исполненными скорее величавого достоинства, чем старческой немощи. Он что-то сказал эльфу, продемонстрировав необычно большое для своего возраста количество сохранившихся зубов.

— Что он говорит? — полуобернулся Йолленгел к Эйриху.

— Не уверен, что правильно разбираю этот диалект… но, скорее всего, «ты — хороший человек, раз понравился моему псу».

Пес, наконец, опустился на четыре конечности и подошел к своему хозяину, продолжая, однако, посматривать в сторону эльфа и помахивать хвостом. Пастух сказал еще что-то, глянув уже в сторону Эйриха.

— «А значит, и друзья твои — хорошие люди», — перевел тот, воздержавшись от усмешки, а затем обратился к старику с ответными приветственными словами. Они говорили некоторое время, иногда переспрашивая друг друга и уточняя произношение отдельных слов, иногда прибегая к помощи жестов — но в целом взаимопонимание явно успешно налаживалось. Наконец Эйрих обернулся к своим спутникам:

— К западу отсюда имеется башня, похожая на ту, что мы ищем. В селении старика ее хорошо знают. Само селение тут неподалеку, и он приглашает нас в гости. Надо будет лишь дождаться вечера, когда он погонит овец домой.

— Может, вежливо поблагодарить его и сразу выспросить дорогу к башне?

— предложила Элина. — Мы и так потеряли уже столько времени…

— Эрвард, не горячитесь. Вы что, рассчитываете вдвоем взять башню штурмом?

— Нет, но…

— Нам нужна база для подготовки операции. И нам нужны информаторы. Этот кишлак — идеальный вариант.

— Наверное, вы правы. Но можем ли мы им доверять?

Эйрих улыбнулся.

— Браво, Эрвард, моя школа. Когда-то вы готовы были доверять всем подряд. Но в данном случае риск невелик. Подобные горцы, в какой бы части света они ни жили, весьма далеки от политики. То обстоятельство, что Йолленгел понравился собаке пастуха, для них гораздо важнее всяких абстракций типа «долг верноподданного» — даже если за похищением Артена и впрямь стоят власти Хурданистана. Но, разумеется, я буду осторожен в части раскрытия им наших планов.

Элина признала, что это вполне разумно. Эйрих вновь заговорил с пастухом, а Йолленгел побрел в сторону, а затем уселся в траву, обхватив колени и глядя на открывавшуюся отсюда панораму долины, на две трети залитой солнцем и на треть срезанной тенью горы. Как видно, высота уже не вызвала в нем прежнего ужаса. Графиня примостилась рядом.

— А хорошо здесь, — мечтательно произнес эльф, подставляя лицо солнечным лучам. Ему хотелось снять тюрбан, но в присутствии пастуха, пусть и занятого беседой с Эйрихом в сотне футов отсюда, он не решался.

Элина, хотя и согласилась с Эйрихом насчет невозможности немедленных действий, отнюдь не была настроена на элегический лад.

— Как вы только не испугались эту псину, — сказала она. — Я думал, она вас на куски порвет.

— Мой народ всегда ладил с животными, я ведь уже говорил. Хотя луситы и муштровали собак, чтобы травить нас… — эльф зябко передернул плечами.

— Люди в состоянии испортить все, к чему прикасаются.

Пощипывая траву, к ним подошел молодой барашек. Йолленгел погладил его по холке. Элина тоже провела рукой по теплому курчавому боку, но, под воздействием слов Йолленгела, тут же представила себе этого барашка шипящим на вертеле над огнем. Может быть, уже сегодня вечером — кто знает? Уж явно не овцы, пасущиеся на сочном лугу под ярким весенним солнцем, охраняемые от всех бед и тревог мира старым пастухом и его верным псом.

Точно люди в эпоху магов.

Старик со своим посохом и горделивой неспешностью движений даже походил на одного из тех древних чародеев, в узком кругу себе подобных решавших судьбы всего мира. Правда, подвластных им людей в конце пути не ждали нож, холодной болью вспарывающий горло, и жадный огонь очага. Или порою все-таки ждали? Если маги разрушили непокорную страну Зурбестан, истребив всех ее жителей до последнего — сколько раз еще они могли так поступать?

Элина впервые задумалась о том, что эта таинственная страна, единственный раз упомянутая в ее присутствии около года назад, должна, по идее, находиться где-то не так уж далеко отсюда.

Кишлак располагался двумя террасами на склоне горы, в окружении зеленеющих виноградников. В нем было две дюжины невысоких, сложенных из неровных камней домов; семьи у горцев были большие, и население переваливало за полторы сотни человек. Они жили очень обособленно — примерно как луситы в своих глухих лесных деревушках; лишь изредка кто-нибудь из селения спускался в долину или навещал другой кишлак, а многие, в особенности женщины, выданные за односельчан, за всю свою жизнь едва ли отходили от дома больше чем на милю. Однако люди эти вовсе не выглядели дикими и угрюмыми нелюдимами; в этом гости могли убедиться в первый же вечер, когда на празднике, устроенном в их честь, гуляло полкишлака. На шампурах ароматно дымились сочные куски шашлыка, в глиняных чашах плескалось кисловатое красное вино (Элине тоже пришлось пить, чтобы не обидеть хозяев — впрочем, вино было совсем некрепким), юноши в бараньих шапках и девушки в белых платках танцевали зажигательные туземные танцы под музыку длинногрифых трехструнных инструментов и звон бубнов. «Неужели все это лишь потому, что Йолленгел понравился собаке пастуха? „ — удивлялась Элина. Вскоре она получила ответ на свой вопрос — Эйрих, уже достаточно бойко болтавший с туземцами, объяснил своим спутникам, что горцы вообще почитают гостей, столь редких в этой глуши. Впрочем, собака тоже сыграла свою роль — благодаря ей они сразу же приобрели расположение ее хозяина, а Кайсы-ака (что значило «дедушка Кайсы“) был одним из самых уважаемых людей в селении. Элина едва не прыснула. Простой пастух — один из самых уважаемых? На Западе даже и среди крестьян эта должность не была почетной; нередко ее исполнял какой-нибудь деревенский дурачок. Здесь же, напротив, уединение и размышление, в которых проходят дни пастуха, считались залогом мудрости — не говоря уже о солидном жизненном опыте таких, как дедушка Кайсы.