Ибн Сина Авиценна - Салдадзе Людмила Григорьевна - Страница 44

— Примерно так, — сказали студенты.

— А теперь я вам расскажу, как Газзали понимав! познание: «Разум нужен не для того, чтобы познать предмет на основе знания чувств, а для того, чтобы ПРЕОДОЛЕТЬ эти знания чувств. Вот как прекрасно сказал. Возьмем опять Али. Чувства мне говорят: это затравленный темный крестьянин. Разум же возражает, внешний вид еще ничего не значит! И когда разум помогает мне освободиться от обмана чувств, наступает озарение, в тогда я уже НЕ УДИВЛЯЮСЬ тому, что говорит Али, даже если он говорит о хиджре. Вот почему Газзали учил: „Достоверное знание — это такое знание, когда рассудок бессилен, но вера становится сильной, ибо разум не способен поднять завесу над всеми проблемами. Как отразятся, например, в мозгу человека те явления Вселенной, которые происходят лишь раз в тысячу лет? Как отразятся в уме человека те изменения, что происходят внутри него, когда он пьет то или иное лекарство? Разум здесь бессилен. Только око сердца, то есть незнание через откровение, может истинно открыть мир. Рациональное знание должно быть подкреплено откровением“. — Бурханиддин закрыл книгу Газзали. — Добавляю от себя, Ибн Сина со своей теорией познания, как теорией отражения, совсем утонул в интеллектуальном мышлении. А разум в море божественных тайн — слеп и низкий поклон Газзали за то, что он учит нас мыслить откровениями.»

— А знает бог о том, что происходит в душе каждого из вас? — снова спросили студенты.

— Ибн Сина говорит: бог не знает ничего конкретного о человеке, так как занят познанием абсолюта. Бог у Ибн Сины — безразличное к человеку, холодное, жестокое существо. Газзали же говорит: «И пылинка не может укрыться от взора бога! Вот как он добр к нам».

— Воистину так! — сказали в толпе, и многие опустились на колени.

Али тоже встал на колени и тут увидел совсем близко Муса-ходжу. Слепой старик стоял, подняв к небу лицо, и Али понял: старик плачет в душе и молится. Но не за Али… За Ибн Сину. После заседания народ встревоженно ходил по Бухаре. По всем чайханам и домам до ночи только и было слышно: бог… Ибн Сина… Газзали…

— Бог — это… ну, Аюб! [90] Понимаешь? — объяснял один старик другому в тени чинары у водоема Ляб-и хауз. — Захотел Аюб пить, ну, то есть жить. Ударил палкой и сотворил родник. Но дальше Аюб к этому роднику не имеет уже никакого отношения. Так говорит Ибн Сина. От родника образуется море — мир. Но создал это море не Аюб. Аюб создал только родник, дал толчок к возникновению моря. Море же родилось само. От родника. И будет это море вечно, как вечна жажда Аюба, то есть его желание Жить.

— Так море и создал Аюб?

— Нет! Аюб создал только родник.

— А море Кто создал?

— Само оно себя создало! Из родника! Аюб — это только первотолчок моря, то есть мира.

— Значит, не бог создал мир?!

— То-то и оно!

Эмиру доложили о том, что творится в Бухаре. Алим-хан был счастлив. «Вот он, ваш безбожник И еретик Ибн Сина! Посмотрите на него изнутри. Узнайте по-настоящему. И возлюбите меня — истинного вашего защитника».

Но Ибн Сина сам поднялся на свою защиту. От дома к дому уже шагали его стихи:

«Кажется, для меня все живое кончено, — написал в тот день письмо в Россию русский офицер, — события, мой друг, все растут, а я умаляюсь. Привязанности остыли, и я благодарю бога за это. Моя жизнь уподобилась тихой и немой борьбе за существование, которое ведут растения подземными своими частями. И скоро будет конец. Настоящий конец, И мы не встретимся с вами уже никогда. Я понял это сегодня с неотвратимой ясностью, когда стоял на площади Регистан. Великий мудрец Авиценна поразил меня своим учением о ДУХЕ. Раньше душу рассматривали только под углом взаимосвязи ее с телом. Авиценна же ввел еще и дух. Никто до него не рассматривал душу в соотношении с духом. ОН искал не единства тела и души, а единство тела, души и духа. Это его философское открытие.

Телом мы познаем мир в пространстве. Душой — но времени (опыт поколений). Духом — вне времени и пространства.

Чувственно воспринимаемые тела — основа мыслимого для разумной души, — говорит Авиценна. — Разумная душа все больше и больше отделяется от материи и приближается к истинной своей природе — духу. У души есть градации в зависимости от ее связи с телом: растительная душа и животная целиком подчинены телу. Они отвечают за рост тела, развитие его и размножение… Разумная же душа — уже не материальная субстанция, хотя еще и связана с телом, — с гибелью тела, как говорят Авиценна, — гибнет все: и тело, — и душа. И тело потом и воскресает, потому что рассыпается в земле на составные своя части. „Если ты поразмыслишь, — пишет он в юношеском трактате „Освещение“, — то будешь знать, что вся Поверхность и обжитых земель состоит из тел покойников, смешанных с землей, превращенной в поля, где выращивают зерно, служащее пищей для людей“.

Или вот еще такой его стих:

И это за 500 лет до Шекспира он выразил с таким трагизмом эту мысль!

Дух, — говорит Авиценна, — это труд ума и души, — единственная ценность, ради которой нужно и стоит жить. „После гибели тела ЭТО не погибает, а продолжает существовать вечно“. Дух — это сопричастность человеческого разума к Деятельному разуму — господину подлунного мира. Бессмертие человека и рай — в его духовности. Ад — отсутствие ее в человеке. Самые страшные муки — это когда человек проснется и начинает понимать свое несовершенство.

Таким образом, у Авиценны налицо превосходство духовного над телесным — в этическом плане. И люди, согласно этому новому его удивительному учению, бывают трех родов: телесные, душевные (разумные) и духовные.

То, что духовность не умирает, а собирается и составляет Деятельный разум, который стоит над нами, как облако, — чистое жемчужное облако Духа, — разве не созвучно это тому, что начал у нас проповедовать в Петербурге В. Вернадский? Не его ли это Ноосфера? Ведь Ибн Сина говорит: „Деятельный разум есть сверхъестественное, сверх материальное, от материи не зависящее сущее, в котором запечатлены все формы чувственнопостигаемых и умопостигаемых вещей“, — то есть духовный опыт человечества. И в стихах он говорит.

Не об этом ли писал В. Вернадский графу Л. Толстому? Помните, вы показывали мне его письмо от 1893 года? „Был у нас Л. Толстой. С ним продолжительный разговор об идеях, науке и бессмертии души (духовном бессмертии). В учении Толстого гораздо более глубокого, чем мне то казалось… И это глубокое: основа жизни — искание истины, и высказывание этой истины без всяких уступок, Я думаю, последнее — самое важное, и отрицание всякого лицемерия и фарисейства и составляет основную силу учения, так как тогда наиболее сильно проявляется личность, и личность получает общественную силу“.

Все это, не меняя ни единого слова, я мог бы сказать и об удивительном Авиценне. С каждым разом он все более и более потрясает меня. Особенно его честность. Потому и понятен он так и так современен, так живо любим и ненавидим.