Тревожная кнопка - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 47

— Ну «Nokia». И что?

— Во входящие ММС глянь.

Бойков раскрыл нужную папку. Фото было уже загружено. Машина. Но не просто машина. А та самая, на которой уехали в свой последний путь курьеры.

— Блин!

— Вот и я говорю. Осталось узнать, кто отправитель.

Как всегда к месту, возник Слепнев, притащивший компьютерный диск.

— Вот, — у скамейки валялся, — возможно, скинули. Надо посмотреть, что здесь. Не исключено, на заказухи выйдем.

— «Киллер как профессия», — прочитал кровавую надпись на диске Бойков, — да, похоже на то.

Копейкин вздрогнул словно заяц, к которому в автобусе подошел контролер, похлопал по карманам куртки и признался:

— Ой… Это мое… Выпал, пока кувыркались. Ну, вернее, не мое… Изъял по материалу. Игрушка обычная.

Не говорить же, что отобрал симулятор у сына, решил поиграть и втянулся людей мочить. Вроде взрослый, серьезный человек, офицер полиции, а все не настрелялся.

Ольга никак не прокомментировала, но взгляд ее относился к категории подозрительных по всемирной классификации взглядов.

«Изъял, говоришь?.. Уж больно по теме».

— Жаль, — Слепнев вернул диск Копейкину и забрал у Бойкова мобильник Гарика. — Ладно. Надо с этим решать. И срочно. — Он повернулся к своим бойцам. — Ну что? Пробили?

Один из оперов утвердительно кивнул и принес бумажку с данными абонента.

— Вот. Тартахунов Нуржан Альтаирович… Проживает в Таджикистане, в городе Курбан-Тюбе.

— Он и навел, — сделал вывод Копейкин, — а вы — наши, наши… Таджики, блин!

— Шутки в сторону, — отрезал Слепнев, — звонить надо так, чтобы не было мучи… тьфу, — чтобы сами услышали звонок. И прямо сейчас. Если человек узнает, что Гарика задержали, трубку скинет. А Тартахунова мы долго искать будем. Кстати, скорей всего, это гастарбайтер. А кто у нас гастарбайтерами занимается, а?

— Да все кому не лень, — ухмыльнулся Кирилл Павлович, — поэтому их так много.

Бойков с нежностью посмотрел на разведчицу с опухшей челюстью:

— Ты с нами или томограмму делать?

— С вами.

Кто бы сомневался. Вот примерно таким образом и рождаются сценарии «Крепких орехов».

— Нет уж… С такой челюстью только в балет «Щелкунчик». Доктор, везите ее в больницу. Будет сопротивляться — вяжите.

Сегодня снова был вечер памяти Курта Кобейна — человека из нирваны. Стенобитная мелодия «Smells like Teen Spirit» в не очень качественном, но громком исполнении создавала настроение полета, радости и особой умиротворенности. И проживающие в доме хоть и стучали в бессильной злобе по стенам и батареям молотками, но музыка продолжала звучать. И будет звучать, согласно действующему законодательству, еще пять минут — ровно до одиннадцати. Стучи не стучи.

И бдительный участковый Володя Седых, стоя на изготовку с бланком протокола в одной руке и часами в другой, невольно подтанцовывал, прислушиваясь к уханью за стеной. И если хотя бы на несколько секунд рокеры превысят лимит, их ждет серьезный штраф, а возможно, и закрытие клуба. Потому что — задолбали со своим Кобейном и прочими недобитыми наркоманами. Если б хотя бы играли вечнозеленую «Мечты сбываются и не сбываются», а то… Тут же пританцовывала пара измученных роком пенсионеров. Муж с женой со второго этажа. В качестве понятых. Зафиксировать время для протокола.

Петр Егорович занимался более полезным делом. Подсыпал свежей крысиной отравы. Крысы задолбали покруче Кобейна. Скоро дискотеку устроят посредине кабинета. Благо музыка есть.

Рокеры не уложились. Часы пробили одиннадцать, а песня не кончалась, оставаясь с человеком.

— Есть! — объявил Володя. — Состав административного правонарушения налицо. Сейчас составим акт, затем протокол.

Авторучка коснулась бумаги, выводя первое слово, но в этот момент в кармане участкового запиликал мобильник. Рингтоном не такой бессмертной вещи. «О, боже, какой мужчина, я хочу от тебя сына…»

— Да.

— Витек! Привет! — Голос явно поддатого абонента звенел радостью.

— Ошибся, родной, — улыбнулся Седых и отключил связь.

Но почти тут же дверь распахнулась:

— Нет, родной, не ошиблись…

И Володя понял, что он пришел. Тот самый эвфемизм, созвучный со словами «торец», «песец» и прочими. Сегодня его представителями были Бойков, Слепнев, еще одна дама и другие официальные лица.

— Трубочку… — протянул руку первый из упомянутого списка, — Нуржан Альтаирович.

— А в чем дело? — Седых не потерял присутствия духа.

— Не заставляй применять мат и силу. Мобильник давай.

Жильцы, мечтавшие о покое, заподозрили, что останутся с музыкой «Нирваны», которая, к слову, продолжала доноситься с площадки, навсегда или, говоря современным русским языком, — форево.

Седых, поняв, что сопротивление бесполезно, сунул руку в карман и передал свой «Самсунг» оэсбэшнику.

Коля активировал мобильник, нашел папку со входящими звонками. И слегка озадачился. Во входящих номерах его звонка не было. Удалить его Седых бы не смог — просто не успел бы. Да и какой смысл удалять — у оператора он зафиксирован.

Он посмотрел на Машкова, после на пенсионеров.

— Кто сейчас разговаривал по телефону?

Пенсионеры синхронно пожали плечами, заподозрив, что стали свидетелями чего-то важного. Поэтому лучше помалкивать. Машков тоже молчал.

Но Коля, будучи серьезным охотником на оборотней, быстро взял себя в руки. Извлек свой телефон и еще раз набрал нужный номер. И снова зазвучал задорный голосок певицы Натали:

«О, боже, какой мужчина, я хочу от него сына, я хочу от него дочку…»

— А в почку? Не хочешь?

Вопрос был задан Бойковым Володе, а не певице. Ибо музычка звучала из глубин его кителя.

Седых, поняв, что теперь точно пришел полный эвфемизм, метнулся к окну, на ходу доставая из кармана еще один «Самсунг». Брата-близнеца первого, что держал в руке опер ОСБ. Прицелился и метнул точно в форточку. Но телефон попал в решетку и вернулся обратно в кабинет.

— Видно, не судьба, — подвел итог Николай Васильевич еще одной цитатой из песенного творчества Натали, — лучше б ты его съел.

Пока представитель городского убойного отдела Слепнев со своими подмастерьями досматривали кабинет в поисках улик и материальных ценностей, Коля и Оля сидели на мокрой лавочке, любовались вечерним юрьевским небом и дышали свежим озоном. Дождь закончился, рокеры угомонились, и лишь оперативный матерок, долетавший на улицу из кабинета через форточку, немного нарушал идиллию.

— Вот и вся операция, — печально подвел итог Коля, — три оборотня на один опорный. Неплохо. Вернее, плохо. Развела ты, Ольга Андреевна, преступность на своей земле. Если б не Светка…

— Между прочим, знаешь, почему она согласилась здесь работать?

— Царев уговорил.

— Нет. Узнала, что ты будешь ее прикрывать. Делай выводы.

— Серьезно?.. А что ж она тогда?.. Ну это… Как бы это сказать?.. На контакт не идет. Я и так и сяк…

— Потому что, Коля, даже если женщина оказывает тебе знаки внимания, это не значит, что ее можно брать голыми руками. Подвиги и песни под балконом еще никто не отменял. Даже в век высоких технологий.

— Я не умею петь.

— Учись.

— Ладно… Оль, тогда информация за информацию. Я сказал Копейкину, что наврал про тебя.

— В смысле? — насторожилась Ольга. — Опять какие-то комбинации?

— Никаких комбинаций. Так и сказал — да, был план охмурить его. Но ты работала с ним не по плану. Просто он тебе понравился. По-моему, поверил.

Самого Копейкина на задержании не было. Он не поехал, дабы не прослыть поганым стукачом в глазах коллег. Остался работать с Сантаной и Гариком.

— А зачем ты, вообще, с ним обо мне говорил?

— Оль, я ж не слепой… Ты ж по нему сохнешь. Да и он — невооруженным взглядом видно. А я вроде как клин между вами вбил. Вот и решил исправить. Возьмитесь за руки, друзья…

«И потом я буду знать, что обо мне думает Светка».