Крылья - Нестеренко Юрий Леонидович - Страница 24

— Лежи уж, рано тебе еще бегать-то, — ворчливо заметила женщина, подходя к кровати. До этого она держалась так, словно в моей внешности нет ничего необычного — думаю, не столько даже из вежливости, сколько потому, что насмотрелась на мои крылья, пока я лежала в бреду. Но теперь, когда я воспользовалась ими, от меня не укрылся огонек интереса, вспыхнувший в ее глазах. — Да еще в таком виде, — добавила она.

— Вид как вид, — насупилась я. Конечно, я не собиралась бежать в тйорлен через весь трактир в одних пижамных штанах, но и кутаться в меховой плащ в теплой комнате считала излишним.

Моя собеседница присела на кровать рядом со мной, рассматривая меня уже в открытую. Чуть помолчав, она спросила, зачем-то понизив голос:

— А… ты и летать можешь?

— Нет, — ответила я совсем уже мрачно.

— А… тогда почему не… — Она сделала рукой какой-то неопределенный жест, означавший, вероятно, движение ножа хирурга.

— Не хочу. — Я отвернулась, не желая вдаваться в подробности.

— Ты вроде не из бедных, хорошего врача найти можешь, — не унималась она.

— Слушайте, почему бы вам ухо себе не отрезать? — со злостью обернулась я к ней. — Вы ведь и без него жить сможете и даже не оглохнете?

— Да ладно, ладно, не обижайся. Я ж добра тебе… Ну прости. Звать-то тебя как?

— Эйольта Лаарен-Штрайе.

— Красивое имя. Из дворян небось?

— Нет. Я дочь королевского… чиновника. — Я предпочла не уточнять, какого именно.

— А я Майла Йекше, хозяйка этого трактира. Меня все тетушкой Майлой кличут. Ходила вот за тобой, пока ты в беспамятстве валялась. Служанки-то мои дуры, ничего им доверить нельзя…

— Ой, я же вам и спасибо не сказала, — смутилась я. — Вы ж мне, получается, жизнь спасли.

— Ну, не я одна, — улыбнулась она, явно, однако, довольная, — доктор из Каарва тебя смотрел…

— Сколько я тут провалялась?

— Да, почитай, больше декады. Метель-то когда у нас была? Уже… да, двенадцатый день нынче пошел.

— Ч-черт! — Я сжала кулаки, злясь на собственную глупость. Не послушала доброго совета, потому что торопилась, — и вот пожалуйста, потеряла впустую столько времени! Если я доберусь и узнаю, что пришельцы улетели пару дней назад…

— Радуйся, что жива осталась, — рассудительно заметила хозяйка; впрочем, где ей было знать, насколько ценно для меня сейчас время.

— Есть-то хочешь небось?

— Еще как! — воскликнула я, мигом забывая об отдаленных перспективах.

— Пойду скажу Китнайе, чтоб принесла. Ты не волнуйся, я ей строго накажу, чтоб языком зря не трепала.

Китнайа, тоненькая невысокая девушка года на два старше меня, выглядела скромницей и тихоней, но это, конечно, не значит, что она и другие служанки не обсуждали меня за глаза. Так что наверняка весь трактир уже знал о необычной постоялице, и когда в тот же день я впервые спустилась вниз, то даже не пыталась прятать крылья под накидкой. Конечно же, при моем появлении головы начали поворачиваться в мою сторону. Некоторые косились украдкой, но многие разглядывали в открытую. Впрочем, взгляды были скорее любопытные, чем неприязненные, но все равно удовольствия мне они не доставляли. В Йартнаре-то я давно примелькалась и успела отвыкнуть от того, чтобы на меня пялились. Полагаю, однако, что моя шпага в любом случае внушала достаточное уважение.

Тетушка Майла отговорила меня от идеи сразу же ехать дальше, уверяя, что я еще не оправилась от болезни; я и сама это чувствовала, после обеда у меня даже поднялась температура, хотя, конечно, не так, как в прошлые дни. Кроме того, теперь я была более склонна прислушиваться к советам, так что согласилась провести в трактире еще два-три дня. Я выяснила, сколько успела задолжать хозяйке. Сумма, с учетом ухода по первому разряду и доктора, за которым посылали в город, получилась немаленькая, но все-таки пока что не катастрофическая. Несмотря на это, я решила есть в общем зале — это обходилось дешевле. Вообще-то мне сильно повезло с тетушкой Майлой — другой на ее месте, вместо того чтобы возиться с крылатой, пусть и небескорыстно, мог запросто присвоить мой кошель, пользуясь моим беспомощным состоянием. И все же ее совет пожить в трактире еще несколько дней навлек на меня беду.

Обыкновенно проезжающие останавливаются в трактирах лишь на одну ночь, но в те дни дороги были плохи из-за капризов погоды, поэтому многие путешественники, не имевшие спешных дел, предпочитали переждать несколько суток, пока либо потепление, либо копыта тйорлов и полозья экипажей более нетерпеливых путников сделают путь более комфортным. Так что публика в «Серебряном тйорле» менялась не очень активно. Когда утром третьего (четырнадцатого, если считать от прибытия в трактир) дня я спустилась вниз, многие из завтракавших в общем зале меня уже знали. Два-три удивленных взгляда я, конечно, поймала, но это дело обычное…

— Это еще что такое? — раздался мужской голос у меня за спиной. — Я думал, здесь харчевня, а не цирк!

Я вздрогнула как от удара. Собственно, ничто не означало, что фраза относится ко мне, поэтому я решила не обращать внимания, но уже чувствовала, что так просто мне не отделаться.

— С крыльями да еще и со шпагой! — не унимался голос. — Это у нее вместо хвоста, что ли?

Я резко повернулась, кладя руку на эфес, и сразу заметила детину, глумливо скалившегося мне в лицо. Его желтые зубы были крупными и длинными, как у тйорла, а оспины на лице свидетельствовали о перенесенной когда-то болезни. Судя по одежде — из городского простонародья, хотя и не бедный.

— Ты что-то имеешь против крылатых, или мне послышалось? — прищурилась я, подходя к нему. Разговоры за соседними столиками притихли — публика ожидала зрелища. «Действительно цирк!» — подумала я с отвращением.

— Смотрите-ка, еще и разговаривает! — удивленным тоном провозгласил этот тип. — Прям как настоящая аньйо!

Моя рука стискивала рукоять шпаги. Заколоть ублюдка прямо сейчас, пригвоздить его к стулу — посмотрим, как он тогда будет лыбиться! Но… он меня пальцем не тронул, и он безоружен. По ранайским законам, это было бы убийство. И я не могла вызвать его на дуэль — он принадлежал к низшему сословию. Закон предписывает в таких случаях подавать на оскорбителя в суд, но мы были в сельском трактире, а не на площади перед магистратом. Он знал все это и продолжал нагло ухмыляться.