Победивший платит (СИ) - "Жоржетта" - Страница 120

Нет, вряд ли кого-то так сильно интересует моя шкура. Просто этому неизвестному нужно убрать меня подальше, выдернуть сорняк из безупречной клумбы и выкинуть с глаз долой.

Но если я воспользуюсь предложением моего любвеобильного кавалера покататься... Если я скроюсь на машине Рау, выследить меня до космопорта будет весьма затруднительно. Вот только какого рода лапшу надо навесить на уши гем-майору? Выбрать какое-нибудь злачное местечко поблизости от космопорта и попросить свозить меня туда, что ли...

Деньги у меня есть - наличными вчерашний выигрыш в казино и месячная рента на кредитке. На моей банковской карточке нет следящего жучка, в этом Иллуми заверил меня давным-давно. Тогда же, когда вручил мне пакет документов с предложением уехать в любые устраивающие меня сроки. Вечность назад. С вещами сложней, но и легче: их сбрасывают, как ящерица хвост. Санитарные потери. Пара футболок, запасные ботинки, куртка... замшевая рубашка, упакованная в тугой валик, ложится на самое дно баула. Я знаю, глупости. Но хочу сохранить ее с собою.

Как все выходит отвратительно просто. И как мало держит меня на месте, кроме ноющего сердца.

Оружие... вот его у меня нету. Плохо.

Черт, что же я мечусь как курица с отрубленной головой? У Иллуми в ящике стола лежал парализатор, я же помню. Не настоящее оружие, но и не та спортивная игрушка, из которой я пытался свести счеты с жизнью пару месяцев назад. Это все уже было. Только в тот раз я бежал от врага, а теперь собираюсь предать единственного близкого мне человека. И что с того, что это одно лицо.

Я смотрю на время на наручном комме и набираю номер Рау, назначая ему встречу сегодня днем.

Когда Иллуми выходит из кабинета, сопровождаемый Дерресом, который на ходу захлопывает свой аудиоорганайзер, я сижу за чайным столиком в гостиной, вертя в руках пустую чашечку. Лицо у Дерреса озабоченное, у Иллуми - мрачное и решительное.

- Кажется, все предусмотрели, - объясняет Иллуми, когда мы остаемся одни. - Мы составили документ о передаче прав, - пожимает он плечами, - на определенных условиях. Попробуем выбить для тебя ссылку... где-нибудь за городом; в правах ты будешь поражен, но останешься со мною и обойдешься без изменений генотипа.

Иллуми говорит уверенно и четко, но я шестым чувством понимаю, как терзает его тот факт, что он здесь больше не хозяин положения. И все сказанное им сейчас - лишь предположения, лежащие по ту сторону пропасти между желаемым и реальным. Он сам говорил мне пару часов назад, чтобы я не рассчитывал на милосердную ссылку. И я уверен, что если мне и позволят остаться в его обществе, то лишь в качестве дополнительной узды для строптивца.

"Прости. Я уже капитально испортил тебе жизнь, но довершать этот процесс не намерен".

Значит, наступает время прощаться. Только мы не будем проливать слез.

Я мягко закрываю ему рот ладонью, останавливая дальнейшие объяснения. Сперва - ладонью, потом - своими губами. Поцелуй выходит обжигающий и короткий: еще бы, накалившийся металл в руках тоже не удержишь. Я только пытаюсь обуздать свою торопливую жадность, не дать ей прорваться настолько, чтобы Иллуми заметил и удивился. И он обнимает меня в ответ, крепко, почти грубо, и, как будто на свете есть телепатия, я могу читать его намерения: утешить и зажечь всем телом, чтобы ни одна печальная мысль не смела тревожить, унесенная волной почти болезненного возбуждения.

Вот так правильно.

В спальню, почти повиснув друг на друге, оставляя за собой неаккуратную дорожку из сброшенных вещей, цепляясь снимаемой одеждой за шпильки и только чудом не отодрав завязки от парадной накидки в попытках сдернуть ее поскорее. На кровать, рухнув плашмя в самом непристойном и самом крепком захвате руками и ногами одновременно. Выстанывая имя, оглаживая ладонями жадно подающееся навстречу тело. Громко, быстро, бесцеремонно. Двигаясь с самозабвенным отчаянием, впиваясь зубами и ногтями, словно нас стараются оторвать друг от друга; царапины у тебя на спине заживут, наверное, не скоро, это тебе на память. Возбуждение резкое и ноющее, и меня хватает только на то, чтобы объяснить любовнику нецензурными односложными словами, как именно он должен его утолить.

Кружит голову горечью и возбуждает одновременно. В последний раз. Ну, я сделаю так, что этот последний раз запомнится нам обоим надолго...

Нечем становится дышать, нечем бояться - густое блаженство тела и духа накатывает, сбивая с ног. И даже перевалив гребень волны, объятий, тесных и шальных, я не размыкаю. И Иллуми, приникнув к потному плечу мокрым же лбом, тяжело дыша, не выходя и не отпуская, шепчет мне что-то бессвязное, сладкое - как тогда, в первый раз...

Наконец, выдохшись, он откидывается на подушки, облизывая сухие губы. Обессиленная и счастливая физиономия, на которую хочется смотреть, вбирая в память до последнего черты лица. И каждого завитка и полосы грима, сперва ненавистного до зубовного скрежета, теперь - естественного и привычного. Хоть немного еще, хоть самую каплю...

Я провожу пальцами по его виску, осторожно убирая приставшие длинные пряди.

- Пить хочешь? Сейчас.

Не успев выслушать возражений, с усилием - разнеженное тело сопротивляется и требует лени - сползаю с кровати и шлепаю в гостиную.

Так. Теперь тихо открыть незапертую дверь в кабинет...

Когда я вхожу в спальню, Иллуми лежит, расслабленно полузакрыв глаза. Он еще успевает их изумленно распахнуть, услышав жужжание парализатора, но в ту же секунду луч, вырвавшийся из плоского дула, отправляет его из солнечного полудня в многочасовую темноту беспамятства.

***

Четверть часа спустя я выхожу к воротам поместья легким прогулочным шагом, с сумкой на плече и тем независимым и скучающим видом, который не позволяет - надеюсь! - слугам задавать вопросы вышестоящему. Некому было сообщить охране, что я отныне преступник и за мной нужен присмотр, а мой телохранитель, приставленный ко мне Старшим, дисциплинированно ожидает вызова.

На улице царит отвратительно яркий день, которому все равно, что случилось, - и мир продолжает вертеться, как и раньше. А я по залитой солнцем, подмороженной твердой земле иду нехотя, словно ноги вязнут. Щеки горят от стыда за предательство, даже холодный осенний ветер их не остужает. Зато Иллуми сможет теперь ответить на любом допросе, не кривя душой и не рискуя солгать этому чертову дракону, что не планировал мой побег, не отпускал меня и не знает, куда я делся.

А меня не отследить. Флаер Рау должен ждать за поворотом дороги.

Каплевидная яркая машина - дорогая игрушка плейбоя - стоит на условленном месте, распахнута дверца, и радостный майор машет из открытой дверцы. Я забираюсь в машину с приклеенной к физиономии радушной улыбкой и жизнерадостным: - Не заждались, Рау? Рад видеть.

- И я вас, - окидывая меня с ног до головы взглядом не липким, но пристальным, он улыбается и закрывает кабину. - В целости и невредимым - особенно.

Надеюсь, это не намек на то, что мне должны снести голову с плеч?

- Мы с вами уже выясняли, угрожает ли мне кто-то в этом доме, - улыбнувшись, комментирую. - Я в порядке, но настроение у меня, признаюсь, не лучшее. Идут переговоры о моей дальнейшей судьбе, вы понимаете. Но отчего бы тем временем не воспользоваться последними крохами былой вольности, раз очень скоро их не останется?

Я запихиваю свой баул под ноги и расстегиваю куртку, незаметно проверяя оружие во внутреннем кармане.

- Ну, и как вы собираетесь меня развлечь? Боюсь, я не в должном состоянии духа для ясеневых листьев.