Дикари - Нестеренко Юрий Леонидович - Страница 3

Святилище изнутри походило на храм еще меньше, чем снаружи. Ни икон, ни идолов, ни даже окон — сырые камни, покрытые мхом и плесенью. Барон вышел на середину и затянул какой-то заунывный мотив. Остальные стояли с факелами вокруг и тихо подпевали. Дым факелов уходил в неправильной формы дыру в потолке прямо над тем местом, где стоял Бердегарт.

— Что они поют? — спросил командир.

— Ничего нельзя понять, — ответил Корфильд, — очень нестройно, и акустика плохая.

Однако постепенно пение становилось громче и стройней. Факелы поднимались все выше. Прошел час, два, а молитве не было конца.

— Черт побери, они собираются сегодня нападать на нас? — проворчал один из офицеров. — Пройдет еще час, и они начнут падать от усталости, какая уж тут битва!

Однако он недооценивал туземцев. Астронавты приходили в отсек и уходили, сменился вахтенный, а аборигены все молились, стоя в тесноте и покачивая чадящими факелами.

— Ни за что бы не подумал, — сказал в раздражении Корфильд, — что у этих дикарей может быть такой сложный культ. Молиться несколько часов подряд!

Крафт снова поинтересовался, о чем они молятся.

— Это очень древний диалект, — пожал плечами Корфильд, — вряд ли они сами его понимают. Транслятор разбирает только некоторые слова и фразы. Общий смысл — да сгинут враги. Если хотите, подключим большой компьютер, он разберет все по полочкам.

— Очень надо загружать машину всякой тарабарщиной, — ответил командор неприязненно.

Перевалило за полдень, а странная служба все продолжалась. Аборигены не только не подавали признаков усталости, но, напротив, приходили в экстаз. Их слова звучали все громче, они все сильней размахивали факелами, то один, то другой принимались приплясывать, и вот уже вся толпа пришла в движение. Аборигены закружились по храму в каком-то неистовом танце. Их тела содрогались в конвульсиях, потные грязные лица утратили осмысленное выражение. Они все быстрее размахивали факелами, и множество огненных колес завертелось над толпой. Барон кружился на месте и рубил мечом воздух.

— Камлание, — презрительно сказал Корфильд, — самое типичное камлание. Только в роли шамана выступает все племя.

Меж тем обряд приближался к развязке. Бешеная пляска становилась все стремительнее, рев голосов нарастал. Наконец он достиг высшей точки. Туземцы с отчаянным воплем швырнули на землю факелы и поверглись ниц. Бердегарт вонзил меч в землю по самую рукоятку, запрокинул голову и, простирая руки к небу, нечеловеческим голосом что-то прокричал, а затем рухнул без чувств.

Храм, с лежащими вповалку без движения телами, освещенный гаснущими факелами, представлял собой жуткое зрелище. Казалось, все эти люди мертвы. Прошла минута… другая…

Что-то изменилось в окружающем мире. Никто из астронавтов не мог бы сказать, что именно, но все это почувствовали. Может быть, освещение… или краски… дрожание воздуха… Приборы молчали, ни один не подал тревожный сигнал, но Крафт ощутил, что все внутри у него сжимается от непреодолимого ужаса.

Это продолжалось секунды две, не более. Все снова вернулось на свои места. Крафт вздохнул с облегчением и обвел взглядом астронавтов. Все они тоже словно оправились от шока.

На экране меж тем туземцы тяжело поднимались с земли и, шатаясь, выходили наружу. Последним вышел барон.

— Внимание! — скомандовал командор неожиданно хрипло. — Всем занять свои места! Боевая готовность!

Но полностью обессиленные туземцы не собирались нападать. Они добрели до своих хижин и через некоторое время вышли оттуда, таща небогатый скарб, ведя стариков и детей. Из общинного загона пригнали скот и навьючили поклажу, а затем весь род, во главе с бароном и свитой, караваном потянулся вглубь леса.

— Командор, они… уходят! — воскликнул изумленно Кларк.

— Наконец-то они поумнели, — отозвался Гордон. — Должно быть, на них снизошло божественное откровение, что глупо лезть с копьем на аннигилятор.

— Пусть один «шпион» следует за ними, а два других обшарят дома и замок. Может, кто-нибудь остался. Кстати, необходимо немедленно сделать пробы воздуха, воды и почвы, — распорядился командор. — Не исключено, что они оставили нам бактериологическую мину. И кстати, свяжитесь с карьером.

— Командор, — вахтенный офицер отвернулся от пульта, — с карьером нет связи.

— Как-нет?! — Крафт мигом утратил спокойствие.

— Магнитная буря, — ответил вахтенный. — Видимо, ненадолго.

— Ладно. В конце концов, аборигены идут в другую сторону, а у наших там скафандры и оружие. Ничего с ними не случится. Но на всякий случай пошлите туда еще одного «шпиона».

— Командор, — сказал Кларк, — мне нужно поговорить с вами наедине.

Крафт усмехнулся.

— Хорошо, — сказал он. — Пройдемте в мою каюту.

— Командор, вы ничего не почувствовали, когда они кончили обряд? — спросил лейтенант, когда оба вошли в каюту.

— Приборы ничего не почувствовали, — отрезал Крафт.

— Мы не знаем всех законов природы, — возразил Кларк, — особенно инопланетной природы. На Альтаире-6 я склонен верить чувствам больше, чем приборам. И потому я настаиваю, что нам необходимо улететь отсюда, и как можно быстрее. Я не знаю, что может нам угрожать, но я чувствую опасность!

— Аргументы, — потребовал Крафт. — Только это должны быть такие аргументы, которые можно предъявить на Земле в ответ на вопрос, что заставило нас бежать, бросив богатейшее месторождение.

— Вы знаете, что таких аргументов у меня нет. Но я не предлагаю бежать. Я предлагаю переждать некоторое время на орбите.

— Но хоть что-нибудь, кроме предчувствий, у вас есть?

— Только общие соображения.

— Валяйте.

— Вы не задумывались, почему аборигены так и не пошли по пути прогресса — ни технического, ни социального?

— Послушайте, Кларк, давайте без риторических вопросов! Излагайте суть.

— Хорошо. Итак, отчасти дело заключается в том, что ровный климат и плодородные почвы позволяют им прокормиться при существующей системе. Таким образом, прогресс не имеет для них рационального обоснования. Но, кроме рационального обоснования, есть еще эмоциональное, а у молодых цивилизаций оно даже превалирует. До определенного момента родовая форма была наиболее удобной, да что там — единственно приемлемой для выживания, и естественно, что у туземцев сложилось представление о роде как о высшей ценности. Но тут-то, благодаря высокому эмоциональному уровню, должны появиться честолюбивые вожди, желающие расширить права своего рода за счет других или объединить под своей властью несколько родов, чему те, естественно, будут отчаянно сопротивляться. Начнутся войны. Конечно, война — вещь жестокая, но на ранней фазе цивилизации войны необходимы. Без войн не могут возникнуть первые государства. Войны дают новый толчок прогрессу