Мир Авиации 2000 02 - Журнал Мир Авиации - Страница 11

На другой день мы благополучно прибыли в Куйбышев. В мешок сложили деньги, загрузили его ко мне в самолет, и я улетел обратно в Энгельс. И надо же, что история с гро- • зой и ливнем повторилась на обратном пути в точности, и, заглушив после вынужденной посадки мотор, я обнаружил за пеленой дождя уже знакомое кладбище и ту же сторожку. Шел третий день моего отсутствия в школе, там уже началась паника. «Особисты» замучили Меера, все ходили к нему с вопросом: «Что делать?» Они подозревали, что я сбежал с деньгами, и успокоились только, когда я вернулся.

Работа инструктора давала мне возможность много летать, и все же желание стать боевым летчиком было огромным. Я несколько раз подавал рапорта с просьбой о переводе в строевую часть. В конце концов добился своего, и был назначен командиром звена в 7-й корпусной авиаотряд на Украину.

Комзвена Майоров после воздушного парада. г.Энгельс. На заднем плане – самолет У-1 со снятым крылом. 1933 г.

Командир звена 2-ой эскадрильи Энгельсской школы Д. Т. Никишин в 1934 г.

В Днепропетровске тогда стоял стрелковый корпус Рогалева. Ему был придан авиаотряд самолетов Р-1, выполнявший в интересах корпуса задачи разведки, связи и авиационной поддержки. В нем было 17 самолетов, столько же экипажей, техсостав, аэродромная рота.

Авиаотряд непременно участвовал во всех корпусных учениях. Как- то раз мы даже отработали на кременчугском кавалерийском полку деморализующий авианалет – внезапно выскочили на него всем отрядом на бреющем. Что тут началось! Смотрю вниз: лошади бросились врассыпную, орудия переворачивают, всадников сбрасывают… «Все, – думаю, – отдадут меня под суд». Но обошлось. На разборе учений Рогалев даже отметил меня за активность действий.

В январе 1936 года меня временно назначили командиром авиаотряда, хотя я все еще носил звание лейтенанта (спустя почти пять лет после окончания летной школы), а в марте присвоили очередное – «старший лейтенант». Летом Нарком обороны К. Е. Ворошилов наградил меня за первое место по всем показателям в ВВС, занятое моим авиаотрядом, карманными часами «Лонжино» и семейной путевкой в сочинский военный санаторий имени Ворошилова. В санаторий я поехал один, так как жена с дочерью остались дома с гостившими у нас родственниками, а с «Лонжино» вышла небольшая история. Поскольку я карманными часами никогда не пользовался, то отдал их отцу. Он тогда работал бригадиром на вагоноремонтном заводе в Лианозово. Как-то раз отец пошел на обед, а пиджак с часами составил в конторе на стуле. Вернулся – часов нет. Собрал бригаду, рассказал, что это за часы, и на следующий день их также незаметно вернули в пиджак. А еще через неделю эти часы опять пропали, на этот раз – окончательно.

В один из погожих весенних дней отряд отрабатывал бомбометание на полигоне, располагавшемся совсем рядом с аэродромом. Я руководил полетами, все шло по плану, самолеты взлетали, выходили на полигон и, сбросив бомбы, садились с левым кругом. На поле выложены все необходимые знаки. Вдруг с правым кругом на аэродром заходит какой-то Р-1 и лезет прямо под бомбы. Меня даже в жар бросило, и, немедленно прекратив полеты, я побежал к севшему самолету. Вскочив на плоскость, ухватился за край передней кабины и закричал на сидевшего в ней летчика- инспектора ВВС округа Мороненко: «Ты что вытворяешь!?», и еще добавил что-то покрепче. Насупившийся Мироненко, не оборачиваясь, показал мне на заднюю кабину, я глянул, в глаза бросились два ромба на лацкане черного кожаного пальто, и чуть не сорвался с плоскости – комдив!

Как оказалось, Мироненко прилетел с только что назначенным заместителем командующего Харьковского ВО по авиации А. Д. Локтионова*. Тот знакомился с частями округа и при подлете к нашему аэродрому захотел поближе посмотреть, как летчики бомбят. Да чуть сам под бомбу не угодил. Он не был авиатором, к моменту нашего знакомства считался уже пожилым человеком – ему было 43 года, назначили его на должность из пехоты «для наведения порядка».

Впоследствии мы с Александром Дмитриевичем подружились, раз даже он брал меня с собой на охоту. Поддерживали мы хорошие отношения и после его назначения Начальником ВВС РККА в 1937 году. Его сменил И. П. Антошин, прибывший в Харьков с должности командующего ВВС Приволжского ВО.

На том же полигоне проводились испытания авиабомб мгновенного и замедленного действия харьковского завода № 50. На каком-то этапе к испытаниям бомб мгновенного действия привлекли Вячеслава Федоровича Латенко – командира эскадрильи. Он носил в петлице ромб – звание соответствовало полковнику, наверное, поэтому и был излишне самоуверен. Я изложил ему программу и методику испытаний, но он решил по-своему – бросать с бреющего полета. Сбросил с Р-1 и, конечно, подорвался, погиб. Поднялась суматоха, приехала комиссия из Харькова, пришлось подробно докладывать, как было дело.

* Локтионов А. Д. (1893-1941 гг., начальник ВВС РККА в 1937-39 гг., ген-полк-к в 1940 г.

Р-5 из 7-го отдельного корпусного авиаотряда. Командир – Д.Никишин. Павлоград, 1936 г.

В январе 1937 года состоялось мое назначение в 31-ю сбаэ на должность инструктора-летчика, а уже в ноябре я стал ее командиром. В феврале следующего года присвоено звание «капитан».

Интенсивно шла боевая подготовка, служба отнимала почти все время, и я, как строевой летчик, почти не замечал, что именно в эти годы шло масштабное уничтожение командных кадров Красной Армии, хотя иногда беда проходила совсем рядом.

Ежегодно в мае у нас проверяли планы мобилизационного развертывания. Приходили шифровки в штаб, требовалось немедленно подтвердить получение и дальше действовать в соответствии с планом. Мы с женой и дочерью снимали в городе на улице Дарвина часть дома. Как-то раз часа в три ночи раздался с улицы стук в низкое окно. Открыл я раму. Во тьме стоит кто-то в форме, говорит:

– Вам шифровка, надо срочно вручить.

Спросонья я соображал, что делать, ведь работать с секретными документами вне части категорически запрещалось. Наконец, ответил:

– Передайте шифровку дежурному по штабу, на квартире я никаких документов не принимаю! – и в этот момент боковым зрением заметил, что за углом мелькнула какая-то тень. Закрыв окно, пробрался к входной двери, притаился. Слышу тихий разговор:

– Вот сволочь, ничего не вышло, – ругнулся один.

– Да, сорвалось, – с досадой сказал второй.

С тем они и убрались.

Наутро в штабе выяснилось, что никаких шифровок не поступало. Все происшедшее было провокацией местного НКВД. Но этой же ночью в павлоградском гарнизоне были арестованы комкор Рогалев и его зам, командир авиаполка, командир эскадрильи и летчик, командир, начальник штаба и комиссар кавалерийского полка. Это только те, о ком мне стало известно.

Раз я остался после ночных полетов вместе с Сосновским в штабе. Группа летчиков, и среди них Азиатцев, Васютин, Гробовюк вместе расходились по домам. Кто-то из них посетовал, что после ночных полетов никогда не может заснуть, на что Азиатов пошутил: «А ты работы Ленина почитай и через пять минут уснешь». На третий день Азиатцева на утреннем построении уже не было. Я отправил посыльного к нему домой, а там жена плачет: ночью забрали. Вскоре из НКВД пришло распоряжение, чтобы всем отрядом явились в Харьков на суд над Азиатцевым. Несмотря на отличную характеристику, которую я составил, его все-таки осудили «за антисоветскую деятельность» и отправили в заключение. Только в 1956 году уже в Новосибирске ко мне обратились из КГБ с просьбой подтвердить ту характеристику для посмертной реабилитации Азиатцева.