Со щитом и на щите - Димаров Анатолий - Страница 28

Он тоже проснулся. Свешивает ноги, раскачивает ими, не иначе как старается попасть мне по голове. Все еще сердитый, ловлю его ногу и щиплю его за икру. Мишка ойкает, ног как не было, вместо них появляется его разозленное лицо:

— Ты чего щипаешься?

— По-одыма-айсь!

Ну и голосище — мертвого поднимет!

Соскакиваю на холодный пол. Он словно обжигает разогретые подошвы, а меня всего встряхивает. Бр-р-р! Клацая зубами, начинаю одеваться.

— А вам что, персональная команда нужна?!

Помкомвзвода! Но не тот, который нас сопровождал, а другой. Отныне он будет командовать нами. Остановился напротив, грозно смотрит на Мишку.

Мишка ложится на живот, сползает неуверенно со второго этажа. Высокая койка качается, Мишка болтает босыми ногами — ищет пол.

— Живей, живей! Это вам не у тещи в гостях!

Мы еще неженатые, у тещи ни разу не гостили, потому и не можем по достоинству оценить помкомвзводовский юмор.

— Чтоб через десять минут никого здесь не было! — напоминает помкомвзвода командиру отделения. — Ясно?

— Ясно, товарищ помкомвзвода!

Командир отделения лихо прищелкивает каблуками. Он уже одет, обут, стоит у нас над душой:

— Вы что как сонные мухи! В армии небось, а не у тещи в гостях!

Он явно подражает помкомвзводу: точно так же хмурит брови и закладывает большой палец правой руки за ремень. Но это ему плохо удается. Уж очень юное у него лицо и голубые, как у девицы, глаза.

— Чтоб за пять минут все было застелено! — командует он и бежит к другим койкам.

А у меня, как назло, запутался шнурок от ботинка.

Хоть зубами помогай! Вчера поленился развязать, скинул просто так, а теперь вот в переплет и попал.

Мишка совсем не торопится. Прыгает на одной ноге, стараясь попасть второй в штанину.

— Разве это жизнь? И поспать не дадут! Пехтура несчастная!

Он никак не может свыкнуться с мыслью, что приходится служить в пехоте. Твердо намерен написать в Москву наркому, чтобы его перевели в танкисты. Уговаривает и меня:

— Ты сдурел, что ли, — в пехоте служить!

Еще в эшелоне грозился:

— Дай только до места добраться!

По дороге попасть на почту никак не удавалось: меня и Мишку не выпускали из вагона до самой Винницы. А в Виннице сразу же всех повели на узкоколейку, посадили в маленькие вагончики и повезли аж в Вапнярку.

Из Вапнярки двинулись уже пешком на Дзиговку. Топали часов пять, пока дошли. Устали страшно: у каждого торба или чемодан, да еще какое-нибудь пальто. А сопровождающий «подбадривал»:

— Это что! Попробуете при полной выкладке, да на сорок километров, тогда и папу с мамой вспомните!

Кое-кто и нос повесил: не так легка и приятна оказалась военная служба, как до сих пор казалось.

В конце концов дошли. Впереди, в широкой долине, Дзиговка, а по левую руку — двухэтажные из красного кирпича казармы. Триста семьдесят первый стрелковый полк — наш дом, наша хата.

— Правое плечо вперед!

Наша кое-как выстроенная колонна овечьей отарой поплыла в ворота.

— Приставить ногу! Можете опустить поклажу!

От вчерашнего дня — два ярчайших воспоминания: как набивали матрацы и как потом ужинали.

Матрацы раздали прямо в колонне. Ткнули каждому по длиннющей полотняной колбасе, скомандовали: «Кругом!» — повели со двора, приказав оставить вещи на месте.

Привели в поле, к двум огромным скирдам. Была подана команда набивать матрацы, и мы облепили скирды, как мыши.

Полосатые колбасы казались бездонными. Но мы их все же наполнили соломой.

Потом нас снова выстроили и повели назад. Если бы кто глянул сверху, подумал бы, не иначе, что это не мы, а муравьи тянут на себе длинные полосатые личинки.

Повели сразу в казарму, на второй этаж. В огромную комнату с двумя рядами двухэтажных коек. Таких я сроду не видел. Мишка сразу же скок наверх:

— Чур, моя!

Ладно, пускай будет твоя, раз ты такой жадный!

Потом нас водили ужинать. Хотя мы, уставшие за трудный день, хотели одного: спать.

А утром — ни свет ни заря:

— По-одъе-ом!

Не успели одеться да койки застелить, как новая команда:

— На зарядку! Быстрее! Быстрее! Вы что, месяц не ели?

Есть-то ели, да не привыкли так торопиться.

Катимся вниз со второго этажа. Спотыкаемся, полусонные, на ступеньках.

Во дворе темно, холодно — бр-р-р! А мы в нижних сорочках: ветер так и пронизывает.

— По два — стройся!

Строимся. Прижимаемся друг к другу, чтобы хоть немного согреться.

— Напра-во! Бегом арш!

Побежали. Сначала весело, дружно, размахивая вовсю руками. А когда немного запыхались, то помедленнее. А помкомвзвода, голый по пояс, скачет впереди, поджидая нас, на бегу командует:

— Не отставать!

И командиры отделений, тоже голые по пояс, дружно за ним:

— Ногу! Ногу!

Воздух в груди аж свистит. Уже не холодно — жарко. А помкомвзвода прет, как конь. Повернул в ворота.

Бежим из последних сил, а нам навстречу возвращаются группы военных. Тоже бегом.

— На месте шагом арш! Ать-два! Выше ногу!

Куда еще выше? И так задираем — суставы трещат!

— Взво-од, стой!

Остановились. Только теперь заметили речушку, прыгающую по каменистому дну.

— Снимай сорочки!

Помкомвзвода, подавая нам пример, первым наклоняется над водой. Черпает полные пригоршни, хлюпает на шею, грудь, спину. Мы же боязливо подступаем к берегу, пробуем пальцами воду: ледяная!

— Пускай дурные моются, — бубнит Мишка. Склоняется, делает вид, что черпает ладонями воду. Ухает, будто и вправду водой обливается.

— Молодец! — хвалит его командир отделения. — Вот берите с него пример!

Брать так брать. Я тоже черпаю ладонями воздух, ухаю не хуже Мишки.

— Хватит для начала, — останавливает нас командир. — А то еще простудитесь.

— Не застудимся! — дружно отвечаем. — Нам не впервой!

— Возим полотенца по сухой коже, делаем вид, что вытираемся.

— Помылись?

Помкомвзвода! Не заметили, как подошел.

— Уже умылись! — бодро докладывает Мишка.

— Ну, как вода?

— Как парное молоко!

— А ну, покажите-ка полотенца!

Попались! Полотенца-то сухенькие. Не догадались, дураки набитые, смочить в воде.

— Та-ак… — И к командиру отделения: — А вы куда смотрите? Ну-ка, наклоняйте их по очереди!

Командир отделения хватает за шею сначала Мишку. Наклоняет, аж спина трещит. И Мишка уже ухает, не прикидываясь: помкомвзвода обливает его водой сверху донизу.

— Ясно, как нужно умываться?

Мишке ясно. Вытирается, полотенце так и мелькает.

— Давайте и этого!

Твердая ладонь ложится мне на затылок. Я расставляю ноги пошире, чтобы не свалиться в речку, кричу, что буду умываться сам, а те, кто уже умылся, смеются, хватаясь за живот. Цирк, да и только!

У помкомвзвода не пригоршни — ведра. Да и плещет так, что вода и в штаны затекает.

— Хватит, вытирайтесь!

Мгновенно хватаю полотенце.

Назад бежим — и подгонять не нужно.

После завтрака повели всех в баню, а оттуда опять строем.

Старательно размахиваем руками, стучим о землю подошвами, на ходу ровняем ряд. Навстречу проходят красноармейцы, меряют нас насмешливыми взглядами, перекидываются ехидными репликами. Нам и самим понятно, какое жалкое зрелище представляем собой: в гражданской одежде, не строй, а отара.

Вот прошагал ощетинившийся штыками взвод — с песней, с залихватским посвистом, с командиром-орлом впереди. Мы оглядываемся им вслед с неимоверной завистью.

— Как ты думаешь, нам скоро винтовки дадут?

— Спроси у командира.

Подходим к одноэтажному приземистому зданию с маленькими зарешеченными оконцами. И пока мы раздумывали, куда нас привели, услышали новую команду:

— Приставить ногу! Справа по одному шагом арш!

Это «арш» звучит как выстрел — неожиданно и резко. Мы аж вздрагиваем.

Заходим внутрь. Нас ведут в конец длиннющего склада. Здесь стоит что-то напоминающее прилавок, а за прилавком — командир. У каждого спрашивает рост, размер обуви, приказывает снять кепку или шапку и натренированным оком прикидывает окружность головы.