Свои продают дороже - Некрасова Ольга - Страница 29

Ванна остыла. Татьяна поддела ногой цепочку, выдернула пробку и лежала, пока вода с пеной, закрутившись воронкой, не сделала прощальный хлюп. Морской царь пьет воду, как любила она думать в детстве.

Все-таки здорово она сегодня промерзла. Суставы ломило, тянуло внизу живота, а когда Татьяна поднялась, затряслись коленки. Душ она принимала, держась за стену. Решила помыть голову, потянулась на полочку за шампунем…

И ее скрутила резкая боль в животе. Спазм, еще спазм.

Она почувствовала, как внутри ее по желобкам ползет, ползет что-то густое, вязкое. Спазмы пошли один за другим, колени сами раздвинулись, как навстречу мужчине, и в белоснежную ванну хлынула алая струя. Кровь! Кровь заливает ей ноги, но это что? Нет, нет! С ужасным, мокрым звуком в ванну — шмяк! Нет, только не это!

Татьяна изо всех сил зажалась, горло у нее перехватило, и она села на край ванны, скуля и обливаясь слезами.

Хотелось посмотреть на это, шмякнувшееся, и было страшно. Она зажмурилась, наклонилась и заставила себя открыть глаза.

Морской царь тянул в воронку, пил ее кровь, и кровь стекала из ванны, а на дне остался, прилип темно-красный кусок… , Вот тебе и сын. Вот и не дала пропасть фамилии Кадышева!

Она положила это в баночку, выпила но-шпу, легла на незастеленный диван и стала дожидаться утра. Низ живота пылал. За окном темнели корпуса госпиталя, огромные, как океанские пароходы. Только в операционных горели бактерицидные ультрафиолетовые лампы да тлели за черными окнами светильники над столами дежурных медсестер. В гинекологию врачи приходят к восьми.

— Ау, Серега! Вставай, проклятьем заклейменный!

Серега!

Тело одеревенело. Сергей пошевелился, и в руке забегали горячие иголочки. Отлежал. Что с ним было?

— Серега!

Дыша перегаром, над ним склонился Змей. А глаза трезвые. Какой-то он был непривычно высокий. И потолок высокий, как во дворце… Сергей осознал, что лежит на узкой кушетке под окном. В пустом змеекресле расселся малиновый закатный луч, а ведь Сергей, устанавливая камеру, чуть задернул занавеску, чтобы прямой свет не падал на Змея, давая глубокие тени. Сколько же он был без сознания, если солнце переместилось?

Хотелось пить. Он сел и потянулся к подносу на письменном столе. Стены то надвигались, то отступали. Змей предупредительно наплескал боржома в фужер.

— Пей. Ну, ты меня и напугал!

— Что со мной было? — спросил Сергей, разминая затекшую руку.

— Сидел, говорил и вдруг этак носом клюнул и — на пол. — Змей потер сердце. — Ты смотри, в следующий раз осторожнее, а то меня, старика, чуть третий кондратий не хватил.

Боржом был степлившийся, а ведь Сергей сам доставал его из холодильника. Значит, он провалялся без сознания не меньше часа.

— Владимир Иваныч, что-то со мной не то. Может, отравился?

— Обижаешь, — поморщился Змей. — Вчера ели у меня, сегодня у меня, я жив-здоров, и Танька.., тоже была жива-здорова.

— Почему была?

— Да выгнал я ее. Надоела. «Володечка, надень шарфик, Володечка то, Володечка се», а сама только и ждет, когда Володечка ласты склеит.

Сергей промолчал. Ему и с Виктошкой хлопот предостаточно.

— Поеду я, Владимир Иваныч.

— Куда?! Смотри, весь зеленый! Давай «Скорую» вызову.

Еще чего не хватало: «Скорую» с перепою вызывать.

Но из любопытства Сергей спросил:

— А они поедут на дачу?

— Ко мне поедут. Я, брат, Кадышев! — с непонятной тоской произнес Змей. — Ну-ка, быстро вспоминай: консервы ел?

— Оливки вчера. И сегодня грибки.

… — О том, что у меня на столе, не думай; — другие-то не отравились. Чем завтракал?

— Сока стакан. Худею, — пояснил Сергей.

— Хорошо худеешь. — Змей похлопал его по животу. — А вчера, позавчера? Консервы домашние, икра какая-нибудь левая?

— Ел икру! — вспомнил Сергей. — Позавчера на презентации.

— Значит, надо вызывать, — заключил Змей и потянулся к трубке на столе.

— Ну что вы!. Два дня прошло! — запротестовал Сергей.

— А про такую штуку, как ботулизм, не слышал?

Анаэробная бактерия, развивается в консервах, в первую очередь в красной рыбе. Смертность — шестьдесят процентов, — сообщил Змей. — Весь фокус в том, что токсин срабатывает на второй-третий день, когда промывать желудок уже бесполезно.

— Вы как врач, — заметил Сергей.

— Как военный. Пока ядерного оружия не хватало, делали ставку на бактериологическое. Мне ботулинотоксин еще в Суворовском вдолбили: ввести смесь сывороток групп "А" и "Б", и все такое. — И Змей решительно набрал какой-то длинный номер, не «03». — Приветствую, Сергей Иваныч… Да ничего, нормально. Пришли-ка мне свой самый большой «Мерседес», который с красными крестами… Говорю же, нормально. Это Сережке плохо стало… Викиному… Ничего, найдешь, куда положить. Гражданская «Скорая» сюда не поедет, сам за руль не сяду — во мне пол-литра, не меньше, — так что надежда только на тебя… Отравление, наверно: красной икорки поел. Да нет, не у меня. Моя икра ты знаешь откуда — без булды.

Барсуков отвечал долго, с минуту. Понятно: на шиша ему штатский больной да еще когда смертность от этого ботулизма шестьдесят процентов. Сергею вдруг захотелось попасть на больничную койку, причем именно в военный госпиталь.

— А я тебе буду очень обязан… — с непонятным сарказмом отчеканил Змей. — Барсук, ну поставь себя в мое положение: парню стало плохо, когда мы водку пили.

В моем доме, понимаешь?

Неизвестно, как Барсуков, а Сергей понял: если он попадет в шестьдесят процентов, то его смерть в доме Кадышева, да без свидетелей, да после вчерашней стычки, происходившей, наоборот, на глазах десятка гостей, будет выглядеть очень подозрительно.

— Я сам доберусь, — решительно встал он.