Свои продают дороже - Некрасова Ольга - Страница 23

То есть информатором Вежливого мог быть и кто-то четвертый, пятый, десятый — любой, кто сумел разговорить Сашку, Таньку или Барсука. Но это не снимает и не упрощает проблемы. Неважно, как и почему, но кто-то из троих выдал противнику далеко не последние грехи сочинителя Кадышева и может выдать другие.

Змей выжидал. За месяц Вежливый звонил еще дважды, потом сам явился в сопровождении «быка» с пистолетом. Его беспомощный шантаж интересовал Змея с единственной точки зрения: пусть болтает побольше, авось удастся выяснить, где течет. К примеру. Змей обрадовался бы, если бы Вежливый знал об операции с красной икрой, вывезенной с Дальнего Востока военным бортом.

Это значило бы, что течет где-то в окружении Барсука.

Главврач сбывал икру через своих оптовиков и, конечно, не стал бы сам себя сдавать шантажисту, а Танька с братом вообще ни о чем не знали.

Но Вежливый оставил попытки шантажа и собирался увезти Змея «поговорить в другом месте». Везунчик. Был бы понастырнее, с чертями бы сейчас разговаривал.

Таким образом, ничего новенького Змей не узнал, и пришлось перекрыть все три канала возможной утечки.

Барсукову он объявил, что прекращает с ним всякие дела, а Таньку выгнал и, таким образом, заодно отсек ее брата.

Конечно, ее было жалко. Змей долго распалял себя, прежде чем решился. Он вовсе не был уверен, что Танька виновата. Но вопрос о ее вине и не стоял. Ветчина тоже когда-то была ни в чем не виновата, тем не менее мы ее жуем. Первостепенное правило бизнеса (и контрразведки, и жизни в целом) — рассчитывай на лучшее, а поступай так, чтобы не случилось худшего.

В кабинете затилиликало; Змей приоткрыл дверь, взглянул на монитор и кинулся убирать ружья в шкаф.

Глядя снизу вверх в телекамеру, у ворот стоял журналистик, новый Викин муж.

От станции Софрино до Сашкиной бригады надо было еще час добираться пешком. Моросил холодный дождь, и Татьяна промочила ноги, как только сошла с платформы.

Куртку-то она механически схватила лучшую, бежевый крэк, а на ногах остались домашние парусиновые тапочки. Через минуту белые тапочки превратились в бурые и с каждым шагом норовили разлезться. Чтобы не остаться вовсе босиком, она экономила на каждом шаге: скакала с кочки на кочку, «елочкой» перепрыгивала с боку на бок придорожной канавы… Господи, забери эти пять лет со Змеем, этих министров, генералов и писателей, «Мерседес», гранатовую диадему и полгектара под Шереметьевом! Верни мне мою прошлую жизнь, когда я ничего этого не знала и не хотела, потому что сейчас я уже не смогу без этого жить?

Так, скачками, она и добралась до бетонки, а там ее обогнал армейский грузовик. Сидевшие под брезентом солдаты забарабанили в кабину, грузовик остановился, Татьяна как пароль произнесла Сашкину фамилию, и ее за руки втащили в кузов.

Перевести брата из-под Томска в элитную бригаду спецназа стоило Татьяне полутора лет интимных отношений с замначальника управления кадров. Генерал иногда ложился в их госпиталь подлечить чиновничьи болячки, происходящие от большого стажа сидения в мягких креслах: геморрой и застойный простатит. По этой причине их связь была для Татьяны тяжким трудом, жертвой во имя брата — в общем, чем угодно, только не удовольствием. Когда она сошлась со Змеем, вопрос о Сашкином переводе еще не был решен. Презирая себя, Татьяна продолжала бегать в генеральский люкс, а после, забравшись в ванну, до красноты драла кожу мочалкой. Ей казалось, что Змей учует запах чужого мужчины.

Открыла ей сноха Галька и скорчила кислую гримасу:

— Ты? С чего это вдруг? И не позвонила…

В последнее время они раздружились: Галька считала, что Татьяна задирает нос, а Татьяна — что Галька завидует.

На Татьяне повисли племянники:

— Тетя Таня приехала! Какая мокрая!

— Марш уроки делать! — скомандовала Галька.

Племянники поныли, но дисциплинированно поплелись в свою комнату, а Галька, брезгливо взяв Татьянины грязные тапочки двумя пальцами, понесла их сушить. Из комнаты высунулся Сашка, по-домашнему с черной повязкой на глазу.

— Где это ты так изгваздалась, Татьяна?

Татьяна вошла к нему. На покрытом газетой столе валялся разобранный пистолет.

— Тебя Галина не ругает за то, что оружие таскаешь домой? А если дети доберутся?

Сашка замялся:

— Надо мне. Так, предложили одну халтурку, трясануть кое-кого… У тебя-то Что случилось?

— А меня мой выгнал!

Сашка схватился за пистолет, щелк, щелк — одна деталь встала на место, другая, дзынь-нь-нь — улетела под стол пружина. Он швырнул пистолет на газету и вцепился в край стола, чтобы Татьяна не заметила, что у него трясутся руки. Один за другим покатились на пол плотненькие, как желуди, медно-розовые патроны.

— Ка-ак выгнал?!

Татьяна кинулась собирать патроны и ответила из-под стола:

— А так.., утром не с той ноги встал и говорит: чтоб духу твоего здесь не было. С ружьем гонялся, со слоновьим.

Она взглянула Снизу вверх и встретила взгляд брата, страшный после чеченской войны. Черная повязка сползла на лоб, показавшийся из-под нее левый глаз со шрамом над бровью был чуть темней, а правый — почти белый.

— Я тебе говорил: пора с ним разобраться.

Татьяна вылезла из-под стола, положила на газету патроны и пружину.

— Ты что городишь?! Разбиральщик нашелся! Я же ему никто, сожительница!

Это была тайна, о которой, помимо своих, знал только один Барсуков. Чтобы среди ревнивых к чужим успехам медсестер не пошел слушок, главврач перенес ее личное дело в сейф с документами врачей. Доступ к этому сейфу имел он да кадровик, старый тихарь-кагэбэшник, так что Татьяна была спокойна.

— Ну да, если помрет раньше времени, можно с наследством пролететь, — успокоился Сашка. Разговор пошел на понятном ему языке. — А с этим делом-то как, — он стрельнул глазами Татьяне пониже пояса, — опять не пролезло?

— Девчонки мне уж и справку сделали — не верит.

У меня, кричит, двадцать лет как дети не получаются! Но ведь это его ребенок, его! — Татьяна заплакала. — А все из-за этой Вики! Как я ему сказала, что беременна, он взвился. И в хозяйство-то не лезь, желаю, кричит, чтобы моя законная жена для гостей на юбилей приготовила!