Свои продают дороже - Некрасова Ольга - Страница 15

— Не буду вас обременять своим присутствием, — встал Шишкин.

К разговору о Кадышеве он больше не возвращался, хотя начинал с настойчивых просьб объяснить, зачем нужна эта слежка за уважаемым писателем. Значит, сам дотумкал связать Кадышева и Умника, понял Тарковский.

Нет, положительно, скрытность кагэбэшного лиса оборачивалась ему боком: зная эту его черту, начинаешь понимать недосказанное и ловишь его так же просто, как если бы он говорил все в лоб.

— Да, — решил проверить себя Тарковский.

— Что — да?

Тарковский молчал, и кагэбэшник, переступая через характер, неохотно выдал свою догадку:

— Кадышев — Умник?

— Возможно. Я не уверен, — искренне ответил Тарковский.

— Наташа — его внучатая племянница, — подсказал Шишкин, как всегда, не закончив мысль: «Его племянница — значит, могла поставлять ему компромат».

— Исключено, — мотнул головой Тарковский. — Она у меня с января, а Умник присосался больше двух лет назад.

Его познабливало от нетерпения. Прощупать этого Кадышева, выяснить главное, и, если он — Умник… То непонятно, что с ним делать. Не та фигура Умник, чтобы его тихо исчезнуть и запытать, вытягивая, где спрятан компромат. Люди Шишкина два года пытались засечь его во время передачи денег и ни разу не увидели даже издали. Так неужели осторожный Умник не подстраховался на случай похищения? Виктор Саулович не сомневался, что копии компрометирующих документов окажутся в УБЭП, ФСБ и прокуратуре раньше, чем Умнику развяжут язык…

Нет, с Кадышевым (если, повторимся, он — Умник) надо по-другому. Они с Виктором Сауловичем два миллионера, опора экономики, движущая сила реформ. Кадышев знает, что часть капитала Тарковского образовалась в эпоху «пирамид» из аферы со старушечьими сбережениями, Тарковский знает, что часть капитала Кадышева добыта шантажом. Как говорится, могли бы дружить. Но у писателя на руках документы, а у Тарковского — ничего, кроме голых подозрений (которые, может, и не подтвердятся). Значит, нужно накопать равноценный компромат На Кадышева. А пока это не сделано, хотя бы намекнуть писаке, что его тайна — уже не тайна и надо бы ему поосторожней обращаться с компроматами на Вэ Эс Тарковского.

У Виктора Сауловича имелось пухлое досье на Кадышева, о каком Шишкин мог только мечтать, — Наташа постаралась. Самого важного она, конечно, не знала, но всю явную часть жизни любимого дядюшки описала подробнейшим образом — от бытовых привычек до круга знакомств. И был в этом кругу один человечек, косвенным образом зависевший от Тарковского. Пожалуй, он мог бы передать Кадышеву невинную фразу, смысл которой не дойдет до законопослушного писателя (если он законопослушный), а вот Умник поймет намек!.. Эта мысль пришла только что. Тарковский покосился на своего начальника отдела безопасности. Не ушел, так и стоит. Посоветоваться? Ох, неохота до конца раскрываться перед кагэбэшным лисом, придется самому… В Майами у Тарковского срывалась выгодная сделка с тряпьем, которое в Америке уже относили прошедшим летом, а в Москве станут носить будущим. Он и так уже задержался на лишние сутки. И задержится еще. Завтра вечером он будет не догадываться, а знать.

— Что еще? — буркнул Тарковский.

— Я о Наташе. — Шишкин мялся: не любил влезать в интимные дела хозяина, и Виктор Саулович это ценил. — Ключи вы собираетесь достать через нее? Я к тому, что надо бы ее обучить, как делают слепок.

— Не надо, — ответил Тарковский, — Наташа уже знает, что ей делать. А ты дай команду своему человеку… :

Начальник отдела безопасности снова сел и плотно придвинул кресло к хозяйскому столу.

Змей вернулся в тесноватом ему морском мундире советских времен, до пояса увешанном наградами. И новый орден успел привернуть, отметила Татьяна. Под мышкой у него был еще один подарок — музыкальный центр. Мужчины кинулись устанавливать аппарат, племянничек-подлиза командовал:

— Здесь акустика не та, поставьте выше, отстегните колонки…

— Что вы там возитесь?! — рявкнул Змей. Он сам порылся в кассетах, выбрал какую-то старую, грязноватую на вид.

— Ун танго итальяно! — грянуло из обеих колонок.

— До-о-льче танго! — подхватил Змей, щелкнул каблуками и пошел на Вику. Татьяна часто слышала, как он гонял это танго, работая по ночам, — вдохновлялся воспоминаниями?

Вторая змеежена встала, как загипнотизированная, ее глаза сияли. Змей достал из кармана белые парадные перчатки, натянул и положил руку Вике на талию…

Это было не просто красиво — шикарно! Какая-то школьная классика, «После бала», что ли, вертелась у Татьяны в голове: благородный седой полковник и крупная русская красавица. Мужчины сделали стойку. Даже похабник Сохадзе, пытавшийся изображать вилками кастаньеты, притих — впечатление было сильное. Танго лилось, танго не кончалось, оно было записано-переписано раза три подряд. Партнеры начали задыхаться, но это выглядело не как слабость, а как любовный экстаз, В лихом повороте Змей кинул на бедро немаленькую Вику, и оркестр выдохнул в последний раз. Он помнил, где запись кончается!

Ну, слава богу, все! Змей проводил Вику к дивану.

И гости думали, что все; Татьяна видела, как облегченно выдохнул Викин Сергей. Кассета шипела, шипела, но Змей не торопился ее останавливать. Оказалось, не все, дальше пошла любительская запись: Змей поет по-польски своим густым басом:

Налэво мост, направо мост.

А долэм Висла плынэ…

Игорь гулко зааплодировал. Змей испепелил его взглядом, и племяш спрятал руки за спину. А к голосу Змея на кассете присоединился молодой женский:

Аутобусы чэрвэнэм мигаем!..

Вика! И — вместе со Змеем:

Заглендаэм до окэн трамваэм!..

Змей торжествующе смотрел на бывшую жену, провокатор!