Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Черная Книга Арды - Васильева Наталья - Страница 33


33
Изменить размер шрифта:

Листья осоки и ветви ивы в ладонях.

Йоолэй къонни-ирэй им ваирэлли ойор,

Стебли наших путей никогда не сплетутся:

Фьелло а элхэ им итэи аили Арта -

Вместе вовек не расти тростнику и полыни.

Горечь разлуки.

Теперь две лютни согласно пели в разговоре струн — она уже понимала, куда выведет их эта песня, начавшаяся, кажется, просто как состязание в мастерстве сплетания трав:

— Андэле-тэи, мельдэ, ллиэнн а кори'м.

Дар мой прими, любовь моя, — песню и сердце.

— Андэле-тэи, т'айро, сэнниа-лонно…

Дар мой прими, о брат мой, — белые маки,

милость забвенья.

— Гэллиэ-ллаис а кьелла о иммэ-ллиэнн.

Кружево звезд и аир — венок моей песни.

— Энъге а ниэнэ-алва о анти-эме…

Листья осоки и ивы в моих ладонях:

Час расставанья.

Низко и горько запела многострунная льолль — предчувствием беды, и затихли все голоса, побледнел, подавшись вперед, Король, и глаза его стали — распахнутые окна в непроглядную тьму.

— Им-мэи Саэрэй-алло, ай иэллэ-мельдэ,

Ирис, любовь моя, — радости нет в моем сердце.

Астэл-эме эс-алва айлэме-лээ.

Недолговечна надежда, как цвет вишневый:

ветер развеет…

Эйнъе-мэй суулэ-энге дин эртэ Хэле -

Ветер-клинок занесен над этой землею:

Тхэно тэи-ийе танно, ай элхэ-йолли?

Ветви сосны — защитят ли стебель полыни?

«Зачем ты, т'айро…» — но, откликаясь, зазвенела льалль пронзительной горечью:

— Им-мэи Саэрэй-алло, ай гэллиэ-т'айро:

— Радости нет в моем сердце, о названый брат мой.

Элгъе-мэй суулэ-сотэ ллиэнэ энге,

Слышу я ветер заката, поющий разлуку

сталью звенящей,

Эйнъе-мэй эртэ о морнэрэ — ийен о кори'м -

Вижу я гневное пламя — боль в моем сердце.

Танно ан горт-анта суули ойо и-тхэннэ…

И не укрыться сосне на ладони вершины…

И снова — две мелодии, как руки в безнадежном жесте несоприкосновения:

— Им-мэи Саэрэй-алло, ай иэллэ-мельдэ.

Ирис, любовь моя, — радости нет в моем сердце.

— Астэл-эме алва айлэме-лээ, т'айро -

Вишни цветущей ветвь — надежда, о брат мой:

недолговечна.

— Тхэно тэи-ийе танно, ай элхэ-йолли?

Ветви сосны — защитят ли стебель полыни?

— Танно ан горт-анта суули ойо и-тхэннэ…

Что защитит сосну на ладони вершины…

ЛААН ГЭЛЛОМЭ: Осока

от Пробуждения Эльфов год 478-й;

Война Могуществ Арды

…И сказал Манве Валар: «Такое совет Илуватара, открывшийся мне в сердце моем: вновь должно нам принять власть над Ардой, сколь бы велика ни была цена, и должно нам избавить Квэнди от мрака Мелькора». Тогда возрадовался Тулкас, но Ауле был опечален, предвидя, что многие раны причинит миру эта борьба.

Так говорит «Квэнта Сильмариллион».

Он услышал их.

Валинор пришел в Арту — и теперь он слышал их, Изначальных и Сотворенных.

Этого не было в Замысле. Это не должно существовать.

Он впился пальцами в виски,

Вам нужен я. Я приду к вам. Возьмите меня, но пощадите их! Вы сражались со мной — и победили. Я — ваш. Не троньте Детей.

Они должны отречься от зла. Или — перестать быть. Выбирай.

Он судорожно вздохнул.

Вы не можете… вы не посмеете! Это же Дети! Они никому не делали зла — смотрите сами…

Мы видели.

Он смотрел их глазами, он кричал, задыхаясь — это не так! Неправда!..

Мы видели.

И тогда в отчаянии он распахнул им свою память — смотрите же! Смотрите! -

…Хэлгээрт в одеждах цвета меда и трав, земли и солнечного камня, ведущие колдовской танец Благодарения Земле в день Нэйрэ; Кэнно йоолэй, сплетающие в венки слова трав в те весенние вечера, когда говорили только травами; Эайнэрэй, видящие-иное, ткущие песни об иных мирах из лучей звезд и радужных нитей; Ллиирэй, говорящие звоном струн и песнями ветра, читающие в сердцах, исцеляющие песнью; Къон-айолэй, бредящие-дорогой; Таальхэй, чья жизнь — в стремительном полете ладьи по речным перекатам, по прозрачному горько-соленому морю; Таннаар, слушающие слова металла, заклинающие огонь кузни…

— …смотрите не так, как повелел Эру, — своими глазами!..

…внезапно поднялись вокруг тяжелые каменные стены равнодушно замкнувшие его в кольцо безвременья, а откуда-то сверху, показалось, зазвучали голоса, или — один голос, отраженный во множестве зеркал: гулко отдающееся в каменное колодце -

Мы видели..

…видели…

…видели…

Ортхэннэр!..

Белее полотна — искаженное страшное лицо.

— Тано! Что с тобой?!

— Иди… скорее… Скажи им — пусть уходят, пусть уходят все. Это…

Голос срывается в хрип.

— Это… смерть. Скажи им! Спеши…

— Но… ты…

— Скорее!

Ударом в грудь — темный взгляд. Фаэрни стремительно бросается прочь — за его спиной Изначальный медленно сползает на пол со стоном:

— Это же Дети… — и снова, с болезненной растерянностью: — Дети…

…но первыми воины Валинора встретили тех самых «охранителей», которых приводил к Мелькору Курумо. Существ, чужих и чуждых миру — настолько, что Валар не увидели в них не подобных себе даже — живых. Искаженных, в чьих руках было оружие. Чужаков, которых отторгали даже Чертоги Мертвых.

Конечно, они не могли стать препятствием Валинору.

Но Валар увидели достаточно, чтобы больше не верить Мелькору.

Ни в чем.

… - Нет, Гортхауэр. Я понимаю вашу тревогу; но Тано ведь сам говорил, что по велению своей любви к миру, ради ах'къалли и файар Изначальные пришли в Арту. Так он сказал, и я верю ему. Изначальные не тронут нас; а мы объясним им все, и они поймут. Мы ведь никому не делаем зла. Взять жизнь можно у зверя, но кому и зачем брать жизнь арта-ири? — Художник пожал плечами и улыбнулся. — Не тревожься, все будет хорошо…

… — Куда же я пойду, Гортхауэр?

Под стать друг другу — один Дар, одна жизнь. У Алтарна — карие глаза с веселыми светлыми точечками-искорками, словно блестящая корочка свежеиспеченного ржаного хлеба; у Тъелле — золотисто-карие, как гречишный мед. У мужчины золотые, на солнце выгоревшие волосы перехвачены через лоб кожаным ремешком, волной спадают на плечи; у женщины золотые колокольчики звенят в тяжелых длинных косах…

— Посмотри — колосья налились, время жатвы близко: земля говорит — еще день-два, и можно будет убирать рожь…

Скользит в руках Алтарна янтарно-золотистый гладкий — тысячами прикосновений отполированное дерево — шест, увенчанный чем-то похожим на цветок горного тюльпана: перехватишь черешок яблока между лепестками — плод легко отделится от ветки, ляжет в чашечку золотого звонкого цветка. Эти яблоки до середины зимы пролежат, а то и поболе — не битые, не успевшие упасть, покрытые тончайшим восковым налетом.

— И яблоки уже спелые, — вмешивается в разговор Тъелле: голосок звенит золотыми колокольчиками — за то и прозвали Жаворонком. — Вот, попробуй! Какие-то особенные они в этом году, верно? Подожди, соберем падалицу — ко дню Нэйрэ будет у нас яблочное вино!

Она смеется, запрокидывая голову, и смеются золотые колокольчики, тихонько звенят подвески на висках — Хэлгээрт в первые дни сбора урожая надевают лучшие одежды и украшения, чтобы почтить Землю.

— Тоже мне, придумали — осенью-то!.. — хмурится Алтарн. — Глупости это все. Никуда я не пойду: хлеб пропадет, жалко ведь… Нашли себе игру! Танцевать с клинками и на празднике можно — пусть бы приходили, там и узнаем, чей поет звонче!

…Он чувствовал беду, как дикий зверь, как волк — нюхом. Беда пахла гарью, горьким дымом — не дымом лесного пожара, чем-то еще более жестоким и страшным, сладковато-удушливым. Чувствовал, но не мог объяснить. Не мог убедить.