Изумруд твоих глаз (СИ) - "Росса" - Страница 8

— Водой только голову мыть.

— А ничего крепче я тебе не дам, — поджал губы Леон. — Тебе нельзя.

Захар Петрович хмыкнул и попрощался с нами. Я утащил коробку с тортом на кухню и поставил чайник.

— Жень, — окликнул меня Лёнька. — И что это было?

— Что именно? — я недоумённо перевёл на него взгляд, предварительно оторвавшись от торта, который нарезал. До умопомрачения люблю сладкое.

— Заявление твоё, о том, что ты меня делить ни с кем не намерен.

— Ах, это... — я положил нож на стол и собрался продолжить, но Леон не дал мне этого сделать. Я вдруг оказался зажат между стеной и ним. Он пристально посмотрел мне в глаза и, не встретив сопротивления, накрыл мои губы своими. А я просто растерялся, только дошло, что именно ляпнул в коридоре. «Я ведь говорил совсем не о том, что ты подумал! Я просто имел в виду, что Генка должен подождать пока мы закончим расследование» — хотелось крикнуть мне, но я уже не мог. Вот что-что, а целоваться последователь Эскулапа умел. Через секунду из моей грешной головы начали улетучиваться все мысли и я, я... Ответил на поцелуй. Леон посчитал это сигналом и перешёл в яростное наступление. Он ещё сильнее придавил меня к стене и протиснул свою ногу между моих. Я бесстыдно застонал и потёрся об него. Не знаю, чем бы это всё закончилось, но на плите отчаянно засвистел чайник. Я пришёл в себя и с ужасом понял, что творю. Попытался оттолкнуть Леона от себя, но легче было бы сдвинуть скалу, чем отодрать его от моего тела. Его руки плавно переместились с моей спины на, кхм... попу. Вот какой я стал вежливый. Ну, что поделать, люблю я все свои части тела. Недолго думая, я применил самый женский приём на свете и засандалил Леону коленкой в пах. Он согнулся и отпустил меня. Я присел на корточки, так чтобы наши глаза находились вровень друг с другом и, стараясь выровнять дыхание, произнёс:

— Ты сказал, что дождёшься, когда я сам приду к тебе. Или твоё слово ничего не значит?

Он посмотрел мне в глаза, но ничего не ответил, а я поспешил скрыться в своей комнате. Приставил стул к двери и подошёл к окну. Был поздний вечер, людей было совсем немного, да и те, что шли по улице, куда-то спешили. Я дотронулся пальцами до губ, которые всё ещё горели от поцелуев, и приуныл, прошептав сам себе.

— Блин! А ведь мне понравилось. Сильно понравилось. Да, Женька, ты дебил! И что теперь с этим делать?

Глава 7

Леон.

Наутро мы с Женькой дружно старались не говорить о том, что произошло вчера. Какие причины у него были молчать, я не знал. А вот мне было элементарно стыдно. Повёл себя, как гормонально-неуравновешенный подросток. И зачем я на него с поцелуями накинулся? Хотя, это скорей всего от того, что у меня долго никого не было. Именно в этом я убеждал себя полночи, но разум упорно хихикал и услужливо шептал о том, что на Генку же я никак не прореагировал, а тот как-никак целый год был моим любовником.

Погружённый как там, у Герцена: “в былое и думы”, готовил завтрак. Женька не спешил выходить на кухню, а я его не торопил. Но прятаться друг от друга не имело смысла.

— Женьк, иди, завтрак готов.

— Ага, сейчас, — послышалось из комнаты — он появился на пороге кухни через минуту. Похоже, он решил поиздеваться надо мной по полной программе. Иначе на кой чёрт одел чёрные обтягивающие джинсы, стянутые ремнём на узкой талии и рубашку в цвет глаз, которая ему неимоверно шла. Порочный ангел. Другого определения не подберёшь. Я нервно сглотнул и попытался успокоиться. Нужно просто подумать о чём-то отвлечённом. Не знаю почему, но мне вспомнился седьмой класс и урок биологии. И тихий голос Изольды, рассказывающий о пестиках и тычинках. Я хихикнул, отвлёкся блин! Сделал глубокий вдох и повернулся к Женьке. Он, наплевав на завтрак, поглощал торт, присланный моей мамой. Солнышко настолько был увлечён процессом, что не замечал, что все губы вымазал в ванильном креме. Нестерпимо захотелось подойти и слизнуть этот крем с его губ.

— Извини, — я нарочито медленно проскользнул мимо него в ванную и включил душ. Заметьте, ледяной душ.

Когда смог более или менее здраво соображать, вернулся на кухню. Женька доедал третий кусок торта, и как в него влезает столько сладкого.

— Таким количеством сахара можно зубы испортить, — буркнул я ему.

— Фигня, — он отмахнулся от моих слов. — Ничего с моими зубами не будет. А ты возьми себе на заметку и поставь в ванной комнате звукоизоляцию.

— Это ещё зачем? — насторожился, уж больно не понравился мне его голос. Сейчас какую-нибудь пакость скажет и опять лишит меня душевного равновесия. Я не ошибся.

— Стены у тебя тонкие. Слышимость хорошая. Правда, всего я не разобрал, но раза три своё имя услышал, — его глаза смеялись, а сам он при этом сохранял полнейшую невозмутимость.

Туше. Чистая победа с его стороны, я ощутил, как щёки заливает предательский румянец и в тоже время откуда-то изнутри поднялась здоровая злость. Ничего, солнышко, наслаждайся победой. Я буду не я, если не отыграюсь.

— Лёнь, а ты вашему семейному адвокату позвонил? — Женька стал серьёзен. — Договорился о встрече?

— На оба вопроса отвечаю “да”, — я действительно, зная, что дядя Гриша встаёт рано, с утречка позвонил ему и напросился в гости, и, может быть, я и ошибаюсь, но, по-моему, он был рад. — Звонили из полиции, завтра мы сможем забрать тело...

Женя переменился в лице и отпихнул от себя тарелку с яичницей.

— Тело, — зло прошипел он.— Для всех она просто тело.

— Не для всех, — я сочувствующе посмотрел на него. — Для тебя она была и всегда будет мамой. Самым близким человеком на свете. Но это жизнь, солнышко. И ты не можешь требовать, чтобы весь мир скорбел вместе с тобой.

— А ты, ты будешь? — он подошёл ко мне и остановился напротив, требовательно посмотрев в глаза.

— Я буду. Родька будет. Олег будет. Ты не один, — мне показалось, или он облегчённо вздохнул? Было ощущение, что он услышал то, что хотел, и это вернуло ему душевное спокойствие.