Сердце мира. Чудовище. Мечта мира - Хаггард Генри Райдер - Страница 46

— Гора уснула, но они больше не вернулись на пепелище, ибо была у них и другая сильнейшая причина. На остров явились гости.

— Гости? Кто же? Каменные люди?

— Нет, те спят достаточно крепко. Явился убитый царь, обернувшийся гигантской обезьяной — Хоу-Хоу.

Я знал, что туземцы верят в оборотней. Не было ничего странного, если вэллосы вообразили, будто над их страной тяготеет проклятие легендарного тирана, обернувшегося чудовищем.

Но в само чудовище я не верил, допуская мысль, что на остров пробралась какая-нибудь крупная обезьяна, хотя бы горилла.

— А что делает дух? — недоверчиво спросил я карлика. — Швыряет в народ орехами и камнями?

— Нет, Макумазан. По временам он навещает материк, перебираясь через озеро, одни говорят — на стволе, другие — вплавь, а кто говорит — той дорогой, что доступна только духам. На берегу всем встречным он сворачивает голову. — (Тут я вспомнил картину в пещере). — Женщин, если они стары и некрасивы, постигает та же участь; если же они молоды и хороши собой, то он утаскивает их к себе. Остров полон подобных пленниц, возделывающих сад Хоу-Хоу. Говорят даже, у них есть дети, которые переплывают озеро и селятся в лесу — страшные волосатые существа, полуобезьяны-полулюди. Они умеют добывать огонь и владеют оружием: палкой и луком со стрелами. Это дикое племя зовется Хоу-хойа. Они живут в лесах, и между ними и племенем Вэллу идет постоянная война.

— И это все? — спросил я.

— Нет, не все. В определенное время года вэллосы должны выбрать прекраснейшую и знатнейшую девушку и в ночь полнолуния привязать ее к некоей скале на берегу острова. Потом они должны уплыть, оставив ее одну, а на рассвете вернуться.

— А что дальше?

— Одно из двух, Макумазан: если девушка не показывается, значит жертва принята, и вэллосы ликуют. Хоу-Хоу со своими жрецами на этот год оставляет их в покое, и посевы их процветают. Или же жертва отвергнута, и девушку находят растерзанной на куски. Тогда вэллосы плачут и стенают — но не по ней: Хоу-Хоу и слуги будут их преследовать весь год, похищая других женщин и насылая на народ болезни и голод. Поэтому Жертва Девы у них — великое торжество.

— Веселая религия, Зикали! Скажи, она нравится этим вэллосам?

— А разве какая-нибудь религия нравится хоть одному человеку, Макумазан? Разве слезы, нужда, мор, грабеж и смерть нравятся тем, кто рожден на земле? Я слышал, например, что и вы, белые, терпите то же самое, у вас есть ваш собственный Хоу-Хоу, или дьявол, отвергающий жертвы и мстящий вам. Нравится он вам или нет — а вы ему в угоду устраиваете войны и льете кровь, чините беззакония, утверждая таким образом его владычество над землей. Мы поступаем так же, как и вы. Но если вы и все мы за вами восстали бы против дьявола, власть его была бы низвергнута и он был бы убит. А мы продолжаем приносить ему в жертву наших чистых девушек — так чем же мы лучше почитателей Хоу-Хоу, которые делают то же самое, спасая свою жизнь?

Отдавая должное этому возражению, я смиренно ответил:

— Я совсем не считаю, что мы лучше их. — И чтобы перевести разговор на более конкретную тему, прибавил: — А как же алмазы?

— Алмазы? Ага! Алмазы, которые кстати сказать, я считаю одним из предметов вашего жертвоприношения своему Хоу-Хоу. Прекрасно, у Вэллу очень много алмазов. Но этот народ не занимается торговлей и потому не знает им цены. Женщины употребляют их для украшений, вплетают их в волосы и вмазывают их в глиняную утварь, составляя красивые узоры. Кажется, эти камни, и еще другие, красные, наносятся рекой. Дети собирают их в прибрежном песке. Постой, я тебе сейчас покажу их — много лет тому назад мой посланец принес мне их пару горстей, — и Зикали хлопнул в ладоши.

Тотчас, как и прежде, появился слуга и по приказанию карлика принес потертый мешочек из сморщенной кожи, очевидно от старой перчатки. Зикали развязал его и подал мне.

В нем действительно были алмазы, некрупные, но, судя по цвету, самой чистой воды. Попадались среди них и другие камни, должно быть рубины. На глаз я оценил их стоимость в двести — триста фунтов. Рассмотрев камни, я предложил их обратно Зикали, но он замахал рукой и сказал:

— Оставь их себе, Макумазан, — мне они не нужны. А когда ты будешь в стране Хоу-Хоу — сравни их с туземными и ты убедишься, что я не солгал.

— Когда я буду в стране Хоу-Хоу?! — с негодованием переспросил я. — Где же эта страна и как мне ее достичь?

— Это я скажу тебе завтра, Макумазан, не сегодня, ибо, прежде чем тратить впустую время и слова, я должен предварительно выяснить две вещи: во-первых, согласен ли ты туда отправиться и, во-вторых, примут ли тебя вэллосы?

— Когда я получу ответ на второй вопрос, мы поговорим о первом, Зикали. Но что ты дурачишь меня, Зикали? Эти вэллосы, как я понимаю, живут далеко. Как же ты к утру получишь ответ?

— Есть пути, есть пути, — ответил он как бы во сне. Его тяжелая голова опустилась на грудь, и он погрузился в дремоту.

Я смотрел на него, пока это занятие не надоело мне, и тогда, оглянувшись вокруг, заметил, что уже совсем стемнело.

В это время мне послышался в воздухе писк, резкий, тонкий писк, какой производят крысы.

— Смотри, баас, — прошептал Ханс испуганным голосом, — летят его духи, — и он указал наверх.

Высоко над моей головой, точно спускаясь с неба, парили какие-то твари. Их было три. Они спускались кругами, очень быстро, и вскоре я разглядел, что это были летучие мыши — огромные зловещие мыши. Они уже кружились над нами так низко, что дважды задели крылом мое лицо. Дрожь отвращения охватывала меня при этих прикосновениях. Они пронзительно пищали над самым моим ухом. Я стиснул зубы.

Ханс пробовал отбиваться от прикосновения одной из них, но она укусила его за палец, он вскрикнул, напялил шляпу на голову и засунул руки в карманы. Тогда мыши перенесли свое внимание на Зикали. Стремительной спиралью закружили над ним, сужая круги полета, и наконец две опустились ему на плечи и стали пищать что-то ему в уши, а третья подвесилась к его подбородку и прижалась своей отвратительной головой к его губам.

Зикали очнулся. Глаза его горели. Костлявой рукой он гладил летучих мышей, словно маленьких птичек. И мне почудилось, что с тварью, повисшей на его подбородке, он разговаривает на каком-то непонятном языке, а она чирикает односложные ответы.

Вдруг карлик взмахнул руками, и все мыши закружили вверх и исчезли во мраке.

— Я приручаю летучих мышей, они очень ко мне привязаны, — объяснил он и прибавил: — Приходи завтра утром, Макумазан, может быть, я смогу сообщить тебе, согласны ли вэллосы на твой приезд; если да, то я покажу тебе путь в их страну.

Когда мы пробирались в темноте по мрачному ущелью, Ханс спросил:

— Что это за твари висели у Зикали на плечах и на подбородке?

— Летучие мыши — очень крупные. А что, — спросил я в свою очередь.

— О, баас, я думаю, что это его слуги, которых он посылает к племени Вэллу.

— Значит, ты веришь в Вэллу и Хоу-хойа, Ханс?

— Да, баас, и больше того — я верю, что мы отправимся к ним, потому что Зикали этого хочет, а кто может противиться воле Того-Кому-Не-Следовало-Родиться?

Глава V. Аллан дает обещание

Мне не спалось всю эту ночь. Час за часом в ночной тишине, лишь изредка прерываемой случайным криком ночного ястреба или гулким лаем павиана, я думал о чудесном рассказе о Вэллу и Хоу-Хоу. Он был нелеп. И все-таки… все-таки в тайниках Африки скрывается так много странных народов, и многие придерживаются самых диких религий и суеверий. Право, почему бы не допустить возможность, что вековые суеверия породили нечто конкретное?

А если Хоу-Хоу существует — хотел ли я встретиться с ним лицом к лицу? И да и нет. Я всегда отличался любопытством, и мне предоставлялось заманчивым увидеть нечто такое, чего не видывал глаз ни одного белого человека, и еще заманчивее — сразиться с чудовищем и убить его.

В моем воображении вставало чучело Хоу-Хоу, выставленное в Британском музее, с надписью на пьедестале: