Искатель приключений. Книга 1 - де Монтепен Ксавье - Страница 11

Дверь отворилась. К счастью, хозяин дома держал собаку за веревку, привязанную к ошейнику. Увидев или, скорее, угадав женщину, распростертую на пороге, он притянул к себе собаку.

— Зачем вы здесь? — сказал хозяин несколько смягченным тоном. — Чего вы ждете и что вам нужно?

Волнение молодой девушки не позволило ей отвечать. При этом непонятном для него молчании недоверчивый и подозрительный крестьянин достал огня, зажег лампу и поднес ее к лицу Жанны. Он не раз видел эту девушку и потому тотчас узнал се. Его грубое обращение тотчас же сменилось почтительным. Он обернулся и закричал:

— Глодина! Жена! Вставай скорее, иди сюда…

— Зачем? — спросила Глодина из отдаленной комнаты.

— Дочка мадам де Шанбар из Маленького Замка умирает у наших дверей…

Он взял Жанну на руки, отнес ее в комнату и посадил в большое кресло. Скоро явилась Глодина, молодая и очень миловидная женщина. Муж и жена окружили Жанну самой трогательной заботой. Благодаря этому девушке скоро возвратились присутствие духа и спокойствие. Она воспользовалась этим и рассказала о том, что случилось, прося помочь ей вернуться в Маленький Замок и удостовериться, не случилось ли там тех несчастий, которых она опасалась. Когда она окончила рассказ, крестьянин сказал, качая головой:

— Я к вашим услугам, но уверены ли вы, что вам не померещилось?..

— Померещилось?! — возразила Жанна. — Как могло мне померещиться?.. О, нет… к несчастью!.. Нет, я не спала!.. Этот зловещий крик, о котором я вам говорила, я точно слышала, и нашла дверь моей комнаты запертой!.. Ах! Поверьте мне! Поверьте, в доме моей матери случилось что-то ужасное!

— Это мы узнаем через минуту, — сказал крестьянин. — Позвольте мне только разбудить соседей, которые нас проводят и в случае надобности будут свидетелями того, что мы увидим…

— Действуйте, как хотите… — отвечала Жанна. — Но, ради Бога, поторопитесь! Поторопитесь!..

— Подождите только пять минут.

Муж Глодины вышел, оставив девушку со своей женой. Не прошло и пяти минут, как он воротился с четырьмя другими крестьянами, дюжими парнями, румяными и широкоплечими, которые протирали своими толстыми кулаками еще сонные глаза.

Глодина дала Жанне свои лучшие башмаки, белые бумажные чулки, очень тонкие, с красными стрелками, и серый бумазейный салоп, с огромным капюшоном. Жанна обулась, завернулась в салоп и спустила на голову капюшон.

Крестьяне несли зажженные факелы. Два из них поддерживали своими жилистыми руками взволнованную и измученную Жанну, и все вместе при свете факелов отправились к Маленькому Замку.

По мере того, как они приближались, страх девушки все более и более увеличивался, нервная дрожь овладела ею. В ту минуту, когда крестьяне донесли Жанну до дверей замка, она была почти без чувств.

Попасть в дом было не легко. Дверь могла устоять против настоящего приступа и с первого удара послышался звук крепких запоров и встретилось почти непреодолимое сопротивление. Однако крестьяне были полны решимости преодолеть эти препятствия. Железный рычаг, захваченный мужем Глодины на всякий случай, был всунут в смычки дверей. Трое молодых, здоровых парней налегли всей тяжестью на этот рычаг, и запоры скоро заскрипели с зловещим звуком, дубовые доски раздались и наконец разлетелись с треском, похожим на удар грома. Муж Глодины подошел к Жанне, которую поддерживал один из крестьян.

— Дверь отперта, — сказал он.

Девушка сделала жест, как бы желая сказать:

«Войдите первые… я иду за вами».

Крестьяне подняли огонь факелов и вошли в сени. Вдруг тот, который шел впереди, отступил с восклицанием ужаса и изумления. Факел выпал у него из рук на пол и погас. Крестьянин поскользнулся в луже крови и очутился прямо перед трупом Мадлены.

В ту минуту, когда крик крестьянина долетел до слуха Жанны, она будто по волшебству возвратила свои исчезнувшие силы, бросилась в сени и остановилась с трепетом и отчаянием перед трупом, уже окоченевшим, той, которая была ее матерью. Молодая девушка упала на колени возле покойницы. Ее сжатые руки дрожали, губы судорожно подергивались, глаза, широко открытые и неподвижно устремленные на труп, казалось, смотрели и ничего не видели. Она хотела бы заплакать, но не могла. В эту минуту Жанна олицетворяла вполне и самым трогательным образом не тихого ангела грусти, но мрачного ангела отчаяния, того страшного и сосредоточенного отчаяния, которое не обнаруживается ни криками, ни слезами.

Испуганные странным выражением глаз Жанны и ее лицом, столь же бледным, как лицо мертвой, крестьяне отошли на несколько шагов и ждали в почтительном молчании.

Наконец Господь сжалился над бедной девушкой. Глаза ее увлажнились жгучими слезами, и переполненное горем сердце излилось в судорожных рыданиях; слезы эти облегчили несчастную, как дождь во время грозы оживляет знойную природу. Она приподняла труп, лежавший перед ней, покрыла поцелуями закрытые глаза и холодные губы покойницы и вскричала прерывистым голосом, похожим на голос лунатика, заснувшего магнетическим сном:

— О! матушка!.. матушка!.. матушка!..

Это раздирающее душу восклицание сменилось безмолвием. Муж Глодины подошел к Жанне и сказал ей медленно, с очевидным замешательством:

— Вы непременно убьете себя, если станете так огорчаться, а, между тем все-таки не оживите бедную госпожу…

Жанна подняла голову и спросила:

— Вы думаете, что она умерла?.. Умерла совсем?.. И не оживет?..

Крестьянин не отвечал.

— Вы молчите! — продолжала молодая девушка. — А я вам говорю, что я возвращу к жизни мою мать!..

И Жанна опять приподняла труп, прижала его к своей груди, как-будто действительно имела надежду призвать ее к жизни. Но вдруг она вскрикнула от ужаса, приметив в первый раз окровавленную рукоятку кинжала, клинок которого прошел ее грудь насквозь. В первый раз пришла ей в голову мысль об убийстве; до сих пор она приписывала случаю, причины которого не могла понять, катастрофу, сделавшую ее сиротой. Вторая мысль, быстрая как молния, промелькнула в голове ее: в этой мысли было нечто страшное. Губы Жанны прошептали одно слово:

— Рауль!

Она выпустила труп матери из рук и бросилась в комнату кавалера де ла Транблэ.

XIV. Полицейский

Лампа так же разливала свой бледный свет по этой обширной комнате. Рауль все еще был погружен в летаргический сон.

Жанна подбежала к постели и схватила его за обе руки. В эту минуту она не помнила о любви, которую начала было чувствовать к молодому человеку, она видела в нем только убийцу своей матери.

Рауль проснулся, но опиум сковал его чувства и разум. Он пролепетал несколько прерывистых слов, закрыл глаза и снова глубоко заснул.

— А! — вскричала Жанна с яростью, указывая на Рауля крестьянам, которые вошли в комнату вместе с ней. — Сон его так глубок, что он, наверно, притворяется! Этот человек — убийца!..

Крестьяне тотчас в ярости окружили кровать.

— Надо его повесить! — говорили одни.

— Бросим его в воду! — твердили другие.

И они уже собирались тащить к двери несчастного молодого человека, который не просыпался посреди всех этих криков. При этом зрелище в сердце Жанны вдруг совершился переворот.

«Но что, если убийца не он!»— подумала она и воскликнула громко:

— Остановитесь!

Крестьяне повиновались.

— Я слишком скоро обвинила этого молодого человека, — прибавила она, — и, может быть, напрасно. Я ни в чем не уверена, ни в чем, кроме того, что над моей бедной матерью совершено гнусное убийство. Тот, на кого пали мои первые подозрения, может быть, невинен, но даже если бы он и был виноват, не нам принадлежит право наказывать его за преступление!.. Ради Бога, пусть один из вас побежит за доктором… Доктор скажет нам, гнусная ли комедия этот странный сон или настоящая летаргия…

— Да! да! — отвечали крестьяне в один голос.

Муж Глодины побежал в Сен-Жермен, исполнить желание молодой девушки. Один крестьянин остался караулить в комнате Рауля, а другие перенесли в верхний этаж тело Мадлены и положили мертвую на ту самую постель, на которой она лежала живая. Жанна встала на колени возле покойницы и молилась до той минуты, пока несколько ударов в дверь не возвестили ей о возвращении мужа Глодины.