Дневник матери - Нефедова Нина Васильевна - Страница 22

– Что ж, мать, спрашивай, не спрашивай, а того, что случилось, не вернёшь! – говорит за моей спиной старик с соседней койки.

Но я даже не оборачиваюсь на этот скрипучий голос и не отрываясь гляжу на осунувшееся лицо Вали.

Пять минут проходят быстро. Пора уходить. За мной появляется сестра.

– Мама! Подожди ещё немножко! – умоляюще шепчет Валя, но сестра непреклонна. Я встаю, прощаюсь с Валей, и до самой двери меня провожают его грустные глаза.

В приёмной Юра берет меня под руку, и мы выходим из больницы.

Дома ждут нас с нетерпением. Настроение у всех подавленное. Иван Николаевич звонил хирургу, и тот посвятил его в некоторые подробности операции:

– Да, вашему сыну ампутировали пальцы, вернее, по две фаланги на трёх пальцах. Есть основание опасаться, что раздроблена стопа. Завтра рентген покажет. Будем надеяться, что вашему сыну повезло…

У девочек заплаканные глаза. Иван Николаевич, взволнованный, ходит из угла в угол по кабинету. Я, закутавшись в шаль, – меня знобит, – ложусь на диван. Голова у меня точно стянута обручем, скулы ломит, хочется плакать…

Прошла неделя, как Валя в больнице. Я ежедневно навещаю его. По вечерам у Вали поднимается температура, и я волнуюсь: а вдруг какое-нибудь осложнение?

Вот и сегодня, войдя в палату, я первым долгом в тревоге оглядываю Валю, но он встречает меня улыбкой, и я успокаиваюсь.

– Ну как, Валя, не очень болит нога?

– Нет, мама, совсем не болит! Я уже могу двигать ею. Смотри…

– Осторожнее, Валя! Сдвинешь бинты!

Теперь мы с сыном уже более спокойно можем говорить о случившемся. Произошло несчастье из-за того, что Валя прыгал в трамвай на ходу. Он ухватился за поручни, но рука сорвалась, ноги соскользнули с подножки, и Валю потащило по земле. Острая боль в ноге заставила его вскрикнуть, он отпустил и вторую руку и мешком свалился наземь.

Когда трамвай прошёл, Валя сделал попытку встать и не смог. Приятели оттащили его в сторону, собралась толпа, и Валю отвезли в больницу.

Пока с сыном не случилось несчастья, я как-то не задумывалась над тем, что тысячи детей на улицах города ежедневна подвергаются опасности. Но посещение больницы открыло мне глаза.

Особенно потряс меня и Ивана Николаевича недавний случай. Рядом с Валей положили мальчика лет пяти. У него были ампутированы обе ноги чуть повыше колена. Не понимая трагизма случившегося, мальчишка целые дни щебечет без умолку, болтая в воздухе забинтованными культями. Рассказывает, что бабка послала его купить хлеба в ларьке рядом с домом, а Витька ему сказал: «Давай покатаемся на трамвае!»

Возле малыша день и ночь сидит мать, почерневшая от горя.

После того как Иван Николаевич увидел этого мальчишку, он перестал навещать Валю.

– Не могу я, Маша, смотреть на этого ребёнка! Ну что его ждёт? Будет всю жизнь прикован к тележке…

Да, одного такого прикованного я вижу на рынке. Молодой красивый парень в тельняшке. Он держит на паль це зелёно-розового попугайчика, и тот вытягивает «судьбу», если заплатишь гривенник.

Теперь у меня при виде этого парня щемит сердце: ведь и Валя мог стать таким же.

Юра всю историю с Валей освещает с неожиданной стороны.

– Ну, теперь все! Лётчиком Вальке уже не быть! – говорит он, когда мы все сидим за вечерним чаем.

– Гм… лётчиком! – нахмурясь отзывается отец. – Я боюсь, что вообще для армии он вряд ли будет годен!

От этих слов у меня холодеет внутри… Иван Николаевич взглядывает на меня и говорит мягче:

– Ничего, Маша. Была бы голова на плечах, а люди везде нужны!

«Люди везде нужны», – мысленно повторяю я, долго ворочаясь без сна. Конечно, это так. Но какой мальчишка не мечтает, подобно Валерию Чкалову, «облететь вокруг шарика»!? Собирался это сделать и Валя. Он даже учиться стал лучше.

Кто знает, не воспримет ли он случившееся трагически? И не скажется ли это на его характере и поведении? Он может стать озлобленным и угрюмым. Ведь мальчики обычно остро переживают свою неполноценность, они хотят быть, «как все». Придёт время, сверстников Вали призовут в армию. А что будет делать он?

– Мама, знаешь что, ты не думай об этом. И Вальке ничего не говори! – сказал мне Юра, когда утром я поделилась с ним своими мыслями. – До армии ещё далеко. А потом – не такое уж у Вальки «ранение», чтобы его совсем забраковали. Подумаешь, трёх пальцев на ноге нет! Уж в радиосвязи-то он может пригодиться!

Доводы Юры меня несколько успокаивают, и я начинаю не столь мрачно смотреть на Валино будущее.

Валю сегодня выписывают из больницы. После завтрака мы с Юрой отправляемся за ним. Но в палатах идёт обход врачей, и мы ждём довольно долго. Когда Валя появляется в приёмной, мы с Юрой вскакиваем, бросаемся к нему и подхватываем его под руки.

– Не надо, я сам! – говорит Валя, отстраняет нас и, слегка прихрамывая, спешит к выходу.

Только когда за нами захлопывается дверь, Валя, здороваясь, целует меня. Там, в передней, на глазах у всех, он ни за что не смог бы этого сделать.

По аллее больничного парка мы идём к трамвайной остановке. Валя посередине, а я и Юра с боков, слегка поддерживая его.

Жарко. Солнце печёт нещадно. И дождя не было уже две недели. Сухой порывистый ветер кружит мусор возле киоска с фруктовой водой. Трамвая нет и нет. Мы с нетерпением поглядываем в ту сторону, откуда он должен подойти. Я беспокоюсь за Валю, не натрудил бы он себе ногу.

– Валя, ты, может быть, сядешь? Вот тут скамейка…

– Нет, мама.

Над головой слышится гул самолёта. Серебристая птица парит в небе, выгоревшем от зноя. Подняв лицо вверх, Валя провожает её взором.

Мы с Юрой переглядываемся. Я поспешно спрашиваю:

– Валя, а ты ничего не оставил в палате?

Наконец-то из Москвы приходит желанный ответ: Таня зачислена студенткой на географический факультет МГУ. Радости нашей нет предела. А о самой Тане и говорить нечего.

– Мама! Это такое счастье, такое счастье, что и поверить трудно! Я – студентка Московского государственного университета.

Таня прислушивается к тому, как звучат эти слова, произнесённые раздельно, и, зажмурившись от счастья, мотает головой.

– Ох, и заниматься же буду я! – говорит она. – Вот увидишь, мама, как я буду заниматься!

Я не сомневаюсь в Тане, она не посрамит чести быть студенткой Московского университета, но меня беспокоит: как-то Лида отнесётся к тому, что Таня будет учиться в Москве? Ведь и она мечтала о Москве после окончания школы.

А Лида вот-вот должна приехать домой, мы со дня на день ждём от неё телеграммы о приезде…

В нашей семье установилась традиция – день возвращения домой каждого члена семьи превращать в праздник, будь то Иван Николаевич, вернувшийся из экспедиции, или малыши, приехавшие из пионерлагеря.

Сегодня мы ждём Лиду, и дел у нас по горло. Утром мы все встаём рано. Я иду на рынок, а затем готовлю обед повкуснее. Дети заняты генеральной уборкой: моют окна, двери, полы, вешают на окна чистые шторы и в столовой обычную скатерть заменяют парадной. Она сверкает белизной, на ней ещё не разгладились складочки на сгибах. И букет цветов, который Юра не поленился сбегать купить, на ней кажется особенно ярким.

За час до прибытия поезда всей семьёй отправляемся на вокзал. Поезд несколько опаздывает, в ожидании его прогуливаемся по перрону. При мысли о Лиде мне стано вится грустно. Я думаю о том, как счастливо складывается судьба Тани и как неудачно она сложилась у Лиды…

Чтобы скрыть своё настроение от детей и Ивана Николаевича, я ухожу в самый дальний конец перрона. Но Валя уже почувствовал что-то неладное. Он догоняет меня, заглядывает мне в лицо и говорит, взяв за руку:

– Ну что ты, мама! Ведь придёт поезд…

Я невольно улыбаюсь, обнимаю Валю, и мы вместе с ним возвращаемся к остальным.

Поезд действительно приходит. Лида стоит на подножке вагона смуглая, почти чёрная от загара. На щеках её полыхает румянец, она счастливо улыбается, спрыгивает с подножки, обнимает всех по очереди, начиная с меня, и говорит: