История Древнего мира - Нефедов Сергей Александрович - Страница 5

Отбор начинался с момента рождения: еще недавно индейцы купали своих новорожденных зимой в холодной воде. Иногда в первые дни их не кормили и не одевали, зачастую дети ходили голыми до 10-12 лет. Отбор юношей завершался жестокими инициациями, и австралийцы откровенно объясняли эти обряды желанием уменьшить население. Отбор девушек производился менее строго: девушки предназначались для обмена и рано или поздно уходили от своих родителей. Поскольку их рождалось гораздо больше, чем требовалось для обмена, то большинство новорожденных девочек сразу же убивали. Заболевших девочек алеуты убивали вплоть до шестилетнего возраста.

Со временем девочка становилась девушкой, а потом – женой. Австралийские охотники всецело распоряжались своими женами, могли одалживать их другим мужчинам, обменивать на других женщин или на вещи. Муж мог оставить жену, не давая по этому поводу никаких объяснений. Но вместе с тем мужчина должен был заботиться о своей жене и защищать её, если же он отказывался это делать, то за женщину вступались родовичи. Вдовы и старухи находились на иждивении рода, который уважал их жизненный опыт. Мужчины обычно не доживали до старости, и хранителями преданий и мистических тайн, колдунами и шаманами часто были женщины. Женщины находились в какой-то непостижимой для мужчин связи с природой, своим колдовством старухи вызывали живительный дождь и побуждали животных плодиться. Таинственная колдунья, повелительница звериного племени, превратилась в русских сказках в Бабу-Ягу. “Вышла старуха на крыльцо, крикнула громким голосом – и вдруг, откуда только взялись – побежали всякие звери, полетели всякие птицы…” Старуха могла дать добрый совет, излечить от болезни, но могла и околдовать, наслать порчу, стоило ей только завладеть волоском или ноготком жертвы. В Австралии колдун привязывал этот волос к копьеметалке вместе с пером сокола и жиром человека, а потом пел, повторяя имя жертвы, пока волосок не падал на землю. Это страшное колдовство обычно губило человека, как только он узнавал о нем.

Шаманки могли многое: “вынюхать преступника”, узнать волю предка, превратиться в ворону и отогнать птиц – злых духов. Но ритуалы охотничьего культа обычно выполняли шаманы-мужчины. Они рисовали на земле контуры зверей и, распевая заклятия, метали в них копья. Иногда охотники разыгрывали целые спектакли в шкурах животных с танцами и песнями. На стенах пещер они рисовали пораженных копьями лошадей и бизонов, эти рисунки образовали целые галереи, наподобие знаменитой галереи в пещере Монтеспан. Изображения бизонов, лошадей, мамонтов, сцены загонной охоты, пронзённый копьём бизон и распростертый рядом охотник, утыканный копьями макет медведя – все это говорит о том, что пещеры были охотничьими храмами рода. Люди молились неведомому богу удачи, молились исступленно, выпрашивая для себя добычу и жизнь.

Наутро они выходили на охоту, одинаково рослые и сильные, похожие на американских индейцев, хозяев прерии. Рядом с охотниками бежали полудикие собаки – их друзья и помощники, тоже знавшие толк в загонной охоте. Пятнадцать тысяч лет назад человек заключил союз с собакой-волком, и они стали охотиться вместе, помогая друг другу. Люди и волки обладали одинаковыми качествами хищников: быстротой и выносливостью, зоркими глазами, тонким слухом и чутким обонянием. Они одинаково привыкли таиться в засадах, выслеживать, убивать и, вероятно, чувствовали себя сродни друг другу. Вьетнамские тахтай считали волков своими младшими братьями, а обитавшие в Великой Степи арии называли себя Народом Волка. И недаром образ Древнего Человека, сохранившийся в глубинах нашей памяти – это фигура одетого в шкуры охотника, стоящего рядом с собакой-волком. Этот образ господствовал над миром, пока снова не пришла эпоха чудес. В девятом тысячелетии до нашей эры наступило время перемен – таких, каких ещё не случалось пережить человеку и его предкам…