Возлюби ближнего своего - Ремарк Эрих Мария - Страница 33

Студент с одобрением посмотрел на него.

– Браво! Но только не говорите мне теперь, что играете только в бридж. Все евреи играют в бридж, больше ни во что.

– Я – полуеврей. Я играю в скат, тарокк, ясс и покер, – ответил Керн с приливом гордости.

– Первоклассно! Тогда вы меня перещеголяли. В ясс я не умею.

– Это швейцарская игра. Если хотите, я вас научу.

– Хорошо. За это я вам дам урок бокса. Обмен духовными ценностями.

Они играли до вечера. В это время студенты евреи спорили о политике и справедливости. Они не пришли ни к какому результату. Сначала Керн и блондин играли в ясс, потом – в покер. Керн выиграл в покер семь шиллингов. Он стал достойным учеником Штайнера. Его голова постепенно прояснялась. Он старался не думать о Рут. Он все равно не мог для нее ничего сделать, а мысли о ней сделали бы его только менее стойким. Он хотел сохранить свои нервы для судьи, который будет его допрашивать.

Блондин бросил колоду на стол и расплатился с Керном.

– Теперь перейдем ко второй части, – сказал он. – Приготовиться! Быстро! И вы будете вторым Демпси…

Керн поднялся. Он был еще очень слаб.

– Думаю, что из этого ничего не выйдет, – сказал он, – Моя голова не вынесет второго удара.

– Ваша голова оказалась достаточно ясной, чтобы выиграть у меня семь шиллингов, – сказал блондин, ухмыляясь. – Вперед! Преодолейте вашу внутреннюю трусость! Дайте заговорить в себе задорной арийской крови! Нанесите удар вашей гуманной еврейской половине!

– Я занимаюсь этим уже в течение целого года.

– Отлично! Ну, на первый раз мы пощадим голову. Начнем с ног. Главным в боксе является легкость в ногах. Они должны танцевать. И вот так, пританцовывая, вы выбиваете противнику зубы. Как по Ницше.

Блондин встал в позицию, согнул немного ноги в коленях и сделал несколько шагов взад и вперед, все время меняя темп.

– Попробуйте сделать то же самое.

Керн попробовал.

Студенты евреи прекратили дискуссию. Один из них, в очках, поднялся.

– А меня вы возьметесь потренировать? – спросил он.

– Конечно! Снять очки – и за дело! – Блондин похлопал его по плечу. – Заговорила старая маккавейская[7] кровь?

Объявились еще два ученика. Остальные участвовать не захотели, но с любопытством наблюдали за происходящим, сидя на нарах.

– Два – направо, два – налево! – дирижировал блондин. – Ну, а теперь – к молниеносному курсу! Вы должны снова воспитать в себе жестокость, которую вы не взращиваете уже тысячи лет. Бьет не рука – бьет все тело…

Он снял куртку. Другие последовали его примеру. Затем он дал краткое объяснение, как нужно работать телом, и они начали отрабатывать эти движения. Все четверо запрыгали по полутемной комнате.

Блондин отечески посматривал на своих потных учеников.

– Хорошо! – объявил он спустя некоторое время. – С этим вы познакомились. У вас еще будет время закрепить эти азы в те восемь дней, которые вам придется отсидеть за то, что подстрекали честных арийцев к драке и пытались возбудить в них расовую ненависть. А теперь несколько минут глубоко дышите! Передохните! А я пока покажу вам, как наносить короткий прямой удар – гибкую основу бокса.

Он показал прямой удар. Затем взял свою куртку, скатал ее, поднял на уровень лица и заставил их бить по ней. Когда тренировка достигла своего апогея, дверь в комнату открылась. Кальфактор принес миски, от которых шел пар.

– Да ведь это… Он быстро поставил миски и закричал в дверь: – Дежурный! Быстрее! Банда продолжает драку даже в полиции!

В каморку ворвались двое дежурных. Светловолосый студент спокойно отложил свою куртку в сторону. Четверо учеников быстро спрятались по углам.

– Болван! – авторитетным тоном заявил блондин кальфактору. – Глупец! Паршивый тюремный лизоблюд! – Затем он повернулся к дежурным. – То, что вы сейчас видели, – это урок современной гуманности. Ваше появление, господа резиновых дубинок, здесь излишне, понятно?

– Нет, – сказал один из дежурных.

Блондин с состраданием посмотрел на него.

– Физкультура. Гимнастика! Вольные упражнения! Ну, понятно? А это что? Наверно, наш ужин?

– Конечно, – подтвердил кальфактор. Блондин наклонился над мисками и с отвращением скривился. – Выкиньте это вон! – набросился он вдруг на кальфактора. Как вы осмелились принести сюда такое дерьмо! Помои – для сына сенатора? Вы что, хотите, чтобы вас понизили в звании? – Он посмотрел на караульных. – Я буду жаловаться! Я хочу немедленно говорить с начальником округа! Сейчас же отведите меня к начальнику полиции! Отец завтра же даст взбучку министру юстиции из-за вашего хамства.

Оба караульных уставились на него. Они не знали, как им себя вести, – грубо или осторожно. Блондин смерил их взглядом.

– Господин, – промолвил, наконец, старший осторожно, – это обычная тюремная пища.

– А разве я – в тюрьме! – Блондин был поистине оскорблен. – Я – под арестом. Разве вы не знаете различия?

– Знаем, знаем! – Теперь караульный был явно напуган. – Конечно, вы можете питаться за свой счет. Это ваше право. Если вы дадите деньги, кальфактор может вам привести гуляш.

– Наконец-то я слышу разумные слова! – Блондин немного смягчился.

– И можно еще пива…

Блондин посмотрел на караульного.

– Вы мне нравитесь! Я буду ходатайствовать за вас! Как вас зовут?

– Рудольф Еггер.

– Так держать, Рудольф Еггер! – Блондин достал из кармана деньги и дал их кальфактору. – Две порции гуляша из говядины с картофелем. Бутылку сливянки.

Караульный Рудольф Еггер раскрыл рот:

– Алкогольные напитки…

– …разрешаются, – закончил блондин. – И две бутылки пива: одну – для караульных, другую – нам.

– Большое спасибо. Целую руку, – поблагодарил Рудольф Еггер.

– Если пиво будет не свежее и не холодное, как лед, я отпилю тебе ногу,

– сказал кальфактору сын сенатора. Если оно будет хорошим, сдачу оставишь себе.

Кальфактор скривился в улыбке.

– Будьте спокойны, господин граф. – Его лицо сияло. – Это же самый настоящий золотой, венский юмор!

Появилась еда. Студент пригласил Керна. Тот сначала отказывался. Он видел, как евреи с серьезным видом ели похлебку.

– Будьте предателем! Это сейчас модно, – ободрял его студент. – И, кроме того, это еда для картежников.

Керн уселся. Гуляш был отличный, а он, в конце концов, не имел паспорта и был к тому же не чистокровным евреем.

– Ваш отец знает, что вы здесь? – спросил он.

– О, боже! – студент рассмеялся. – Мой отец! У моего отца – магазин хлопчатобумажных тканей в Линце.

Керн с удивлением, посмотрел на него.

– Мой дорогой, – спокойно сказал студент. – Вы, кажется, еще не знаете, что мы живем в век обмана. Демократия сменилась демагогией. И вот – естественное следствие! Прозит!

Он откупорил сливянку и предложил стаканчик студенту в очках.

– Спасибо, я не пью, – ответил тот смущенно.

– Ну, конечно, не пьете! Мне бы следовало это знать! – Блондин выпил сам. – Вас будут вечно преследовать уже только из-за того, что вы не пьете. Ну, а как мы, Керн? Опустошим бутылку?

– Опустошим.

Они выпили сливянку и улеглись на нары. Керн думал, что ему удастся поспать, но каждую минуту просыпался. «Черт возьми, что они сделали с Рут,

– думал он. – И сколько они меня здесь продержат?»

Он получил два месяца тюрьмы. Его обвинили в нанесении увечий, подстрекательстве, сопротивлении государственной власти, повторном нелегальном пребывании в стране, – он был удивлен, что ему не дали лет десять.

Он распрощался с блондином, которого в тот же день выпустили на свободу. Потом его повели вниз. Он должен был сдать свои вещи и получить тюремную одежду. Стоя под душем, он вспомнил, как был угнетен, когда ему впервые надевали наручники. Ему показалось, что это было бесконечно давно. Сейчас он решил, что тюремная одежда практичнее: она позволит ему сохранить свои вещи.