Элегии и малые поэмы - Назон Публий Овидий - Страница 98

        Молвит Юпитер: «Коль ты чего-нибудь хочешь, скажи мне:

        Все ты получишь!» И вот вымолвил кроткий старик:

525 «Был я на милой женат, которую с детства любил я.

        Спросите, где же она? В урне останки ее.

        Ей я поклялся, и вас призвал я в свидетели клятвы:

        После нее ни на ком больше уж я не женюсь.

        Слово свое я сдержал. Но иное питаю желанье:

530 Быть хочу я отцом, хоть не имея жены!»

        Боги согласны. И вот позади вола они стали

        И… но мешает мне стыд об остальном говорить.[471]

        После землею они засыпали влажную шкуру,

        А через десять уже месяцев мальчик там был.

535 И по рожденью его Гирией назвал Урионом:[472]

        Первая буква потом в имени стала иной.

        Вырос богатырем, и взяла к себе его Феба:

        Стражем богини он стал, спутником стал он ее.

        Но прогневил он богов своим хвастовством неразумным:

540 «Нет, — сказал он, — зверей, чтоб одолели меня!»

        Тут Скорпиона Земля на богиню, родившую двойню,

        Выслала, чтоб он ее жалом кривым уязвил;

        Встал на пути Орион; но Латона взнесла его к звездам

        Ярким, промолвив ему: «Это награда тебе!»

545 Но почему Орион и звезды с ним остальные

        С неба спешат и зачем ночь сокращает свой путь?

        И отчего белый день, предшествуемый Светоносцем,

        Так ускоряет восход светлой из моря зари?

        Будто оружия звон раздается? О да, он раздался:

550 Марс появился и сам подал свой битвенный знак.

        Мститель нисходит с небес внимать своему величанью,

        Полюбоваться на храм, что ему Август возвел.[473]

        Бог величав, и жилище его величаво: не должен

        Иначе Марс обитать там, где живет его внук.

555 Могут здесь поместиться трофеи от битвы Гигантов,

        Может отсюда Градив сам выходить на войну,

        Если с восточных сторон нападет нечестивый воитель

        Или же с Запада враг ждет укрощенья от нас.

        Смотрит воинственный бог на фронтон высокого зданья

560 И одобряет, что высь непобедимым дана.

        Смотрит на вход, где висит оружие разного рода

        Из отдаленных земель, римским покорных сынам;

        Видит Энея он здесь, дорогой отягченного ношей,

        Видит праотцев ряд Юловой славной семьи,

565 Видит и Ромула он, отягченного царским доспехом,

        И описания всех подвигов славных мужей.

        Зрит он и Августа храм с посвященьем ему на фасаде,

        Но величавей еще — с именем Цезаря храм.

        Юношей Август его посвятил пред сыновним отмщеньем:

570 Благочестиво начав, он возвеличил себя.

        Видя мятежников рать и свое законное войско,

        Руки воздел он и так вышним поклялся богам:

        «Коль мой отец, жрец Весты, меня побуждает сражаться

        И за обоих божеств ныне готов я отмстить,

575 Марс, помоги мне, насыть мой меч преступною кровью

        И благодетельствуй мне в праведном деле моем.

        Храм при победе моей ты получишь и Мстителя имя».

        Дал он обет, и врага радостно он сокрушил.

        Но не однажды он мог этим именем Марса прославить:

580 Рима знамена навек он отобрал у парфян![474]

        Этому племени все служило защитой: равнины,

        Кони и стрелы и все топи окраинных рек.

        Гордыми были они смертью Крассов обоих: погибло

        Римское войско, и сам вождь его тоже погиб.

585 Славу римских знамен тогда захватили парфяне,

        И знаменосцем орла римского сделался враг.

        Этот позор пребывал бы поднесь, когда б не хранило

        Цезаря войско мечом стойко Авзонии мощь.

        Пятна былые оно и долгие тяготы срама

590 Смыло теперь, и опять наши знамена у нас.

        Разве помогут тебе оборотные стрелы, парфянин,

        Или равнины, иль бег посланных вскачь лошадей?

        Ты возвращаешь орлов, отдаешь нам побитые луки:

        Более ты не хранишь давних залогов стыда.

595 Чинно храм возведен, и дано богу Мстителя имя:

        И по обету ему должная взносится честь.

        В цирке справляйте теперь эти Марсовы игры, квириты!

        Сцена театров мала мощному богу служить.

        Всех ты увидишь Плеяд, сестер небесных седмицу,

600 Сразу, как только одной ночи не хватит до ид.

        Тут, как от верных людей я узнал, начинается лето

        И наступает конец времени теплой весны.

        В ночь перед идами лик Телец обнажает, блистая Звездами.

        Миф о Тельце общеизвестен такой:

605 Спину свою, как телец, тирийке[475] подставил Юпитер,

        А на челе у него мнимом торчали рога.

        Правой рукой она рог, а левою платье держала

        И от испуга собой лучше казалась еще.

        Ветер платье вздувал, волоса шевелил золотые:

610 Дева Сидона, с ума сводишь Юпитера ты!

        Часто из моря ступни девичьи она поджимала,

        Остерегаясь волны, что заливала ее:

        Часто и бог опускал свою спину тихонько в пучину,

        Чтобы плотнее еще дева прижалась к нему.

615 На берег выйдя, без всяких рогов оказался Юпитер:

        Сбросив обличье тельца, бог перед нею предстал.

        В небо вознесся телец, понесла от Юпитера дева,

        Третьей части земли имя свое передав.

        Впрочем, но мненью иных, это в небе фаросская телка,[476]

620 Телкою став из жены, стала богиней потом.

        В эти же иды еще с дубового моста весталки

        Чучела старых мужей в воду бросают реки.

625 Древний обычай: когда по Сатурну звались эти земли,

        То таковые слова вещий Юпитер изрек:

        «Старцу, несущему серп, племена, приносите два тела

        В жертву, ввергая тела в тускской глубины реки!»

        Вплоть до того как пришел к нам тиринфский герой, ежегодно

630 Здесь этот мрачный завет, как на Левкаде, блюли.[477]

        Первой он вместо людей утопил соломенных чучел, —

        И, но приказу его, так поступают досель.

        Или, быть может, юнцы стариков низвергали с помостов,[478]

        Чтобы на выборах шли только свои голоса?

623 Ибо нельзя же поверить, что предки настолько жестоки,

624 Чтоб поголовно казнить всех, кому за шестьдесят!

635 В чем тут правда, поведай мне, Тибр: ты ведь города старше,

        Можешь ты знать, как возник этот обычай у нас!

        Тут главу свою Тибр, тростником осененную, поднял

        И таковые слова голосом хриплым изрек:

        «Видел я эти места без стен, лишь с одною травою:

640 Берег мой тот и другой пастбищем был для коров.

        Я же, тот Тибр, кто теперь всем народам и ведом и страшен,

        Был презираем тогда даже рогатым скотом.

        Часто, конечно, слыхал ты имя аркадца Эвандра: