Элегии и малые поэмы - Назон Публий Овидий - Страница 78

        Стражи вокруг никакой; входят они во дворец;

        Вот перед ними невестка царя — с венками на шее,

740 Перед вином, во хмелю ночь коротает она.

        После спешат к Лукреции в дом: ее видят за прялкой,

        А на постели ее мягкая шерсть в коробах.

        Там, при огне небольшом, свой урок выпрядали служанки,

        И поощряла рабынь голосом нежным она:

745 «Девушки, девушки, надо скорей послать господину

        Плащ, для которого шерсть нашей прядется рукой!

        Что же там слышно у вас? Новостей ведь вы слышите больше:

        Долго ли будет еще эта тянуться война?

        Ты же ведь сдаться должна, Ардея: противишься лучшим,

750 Дерзкая! Нашим мужьям отдыха ты не даешь.

        Только б вернулись они! Ведь мой-то не в меру отважен

        И с обнаженным мечом мчит на любую беду.

        Я без ума, я всегда обмираю, как только представлю

        Битвы картину, дрожу, холодом скована грудь!»

755 Тут она, вся в слезах, натягивать бросила нитку

        И опустила свое в складки подола лицо.

        Все было в ней хорошо, хороши были скромные слезы

        И красотою лицо не уступало душе.

        «Брось волноваться, я здесь!» — супруг говорит; и, очнувшись,

760 К мужу на шею она бросилась, сладко припав.

        Юный царевич меж тем, огнем безумья объятый,

        Весь запылал и с ума чуть от любви не сошел.

        Станом ее он пленен, белизной, золотою косою

        И красотою ее, вовсе без всяких прикрас.

765 Мил ему голос ее и все, что ему недоступно,

        И чем надежды его меньше, тем больше любовь.

        Вот уж запел и петух, провозвестник зари и рассвета,

        Вновь молодые спешат воины в битвенный стан.

        Нет ее больше, но он все видит ее пред собою

770 И, вспоминая о ней, любит сильней и сильней:

        «Вот она села, вот вижу убор ее, вижу за прялкой,

        Вот без прически лежат косы на шее у ней,

        Вижу я облик ее и слова ее ясно я слышу,

        Вот ее взгляд, вот лицо, вот и улыбка ее».

775 Как утихает волна, утомившись от сильного ветра,

        Но, только ветер затих, снова вспухает она,

        Так, хотя нет перед ним любимого образа милой,

        Все ж не стихает его к этому образу страсть.

        Весь он горит, его грешной любви подгоняют стрекала:

780 Ложе невинное пусть сила иль хитрость возьмет!

        «Спорен успешный исход; но будь что будет! — сказал он, —

        Случай или же бог смелым подмога в делах.

        Смелость и в Габии нас привела недавно!» Воскликнул

        И, опоясавши меч, гонит вперед он коня.

785 В медью обитую дверь Коллатии юноша входит

        В час, когда солнце уже было готово зайти.

        Враг шагает, как друг. В покои вождя Коллатина

        Гостеприимно его приняли: это родной.

        Как ошибиться легко! Ничего не подозревая,

790 Бедная есть подает дома хозяйка врагу.

        Ужин окончен: давно пора и о сне бы подумать.

        Ночь наступила, нигде нет во всем доме огня.

        Он поднялся, из ножен золоченых меч вынимает

        И в почивальню твою, верная, входит, жена.

795 Ложа коснувшись, он к ней: «Лукреция, меч мой со мною.

        Я — Тарквиния сын; слышишь ты эти слова?»

        Та ни слова: ни сил у нее, ни голоса в горле

        Нет никакого, и все мысли смешались в уме.

        Но задрожала она, как дрожит позабытая в хлеве

800 Крошка овечка, коль к ней страшный склоняется волк.

        Что же ей делать? Бороться? Жену всегда одолеют.

        Крикнуть? Но меч у него тотчас же крик пресечет.

        Или бежать? Но ее ведь груди ладонями сжаты,

        Чуждая в первый раз к ним прикоснулась рука.

805 Враг влюбленный ее умоляет, клянется, грозит ей, —

        Клятвы, угрозы, мольбы тронуть не могут ее.

        «Борешься зря! — говорит он, — лишишься и чести и жизни.

        Ложным свидетелем я мнимого буду греха:

        Я уничтожу раба, с каким тебя будто застал я!»

810 Не устояла она, чести лишиться страшась.

        Что ж, победитель, ты рад? Тебя победа погубит:

        Ведь за одну только ночь царство погибло твое!

        Вот уж и день: и она сидит, волоса распустивши,

        Как над могильным костром сына сидит его мать.

815 Старого кличет отца, кличет мужа из ратного стана, —

        Оба, не медля ничуть, поторопились прийти.

        В горе увидев ее, спросили, по ком она плачет,

        Чье погребенье? Каким горем она сражена?

        Долго она молчит, от стыда закрывая одеждой

820 Очи; слезы ручьем, не иссякая, бегут.

        Тут и отец и супруг утирают ей слезы и просят

        Горе свое им открыть, плачут и в трепете ждут.

        Трижды пыталась начать и трижды она умолкала.

        Но наконец, опустив долу глаза, говорит:

825 «Видно, и этим обязана я Тарквинию горем?

        Надо несчастной самой мне вам позор мой открыть?»

        То, что смогла, рассказала она, но потом зарыдала,

        И запылали ее чистые щеки стыдом.

        Видя насилье над ней, ее муж и отец извиняют;

830 «Нет, — отвечает она, — нет извинения мне!»

        Тотчас себе она в грудь кинжал сокровенный вонзила

        И ниспроверглась в крови собственной к отчим ногам.

        Но и в последний свой миг заботилась, чтобы пристойно

        Рухнуть; и к чести была ей и кончина ее.

835 Вот и супруг и отец, невзирая на все предрассудки,

        Кинулись к телу ее вместе, рыдая о ней.

        Брут появляется. Вмиг свое позабывши притворство,

        Из полумертвого он выхватил тела клинок

        И, поднимая кинжал, благородною кровью омытый,

840 Им потрясает и так громко и грозно кричит:

        «Этою кровью клянусь, святой и отважною кровью,

        Этими Майами, мной чтимыми, как божество, —

        Что и Тарквиний, и весь его выводок изгнаны будут.

        Слишком долго уже доблесть свою я таил!»

845 Тут, хоть и лежа, она приоткрыла потухшие очи,

        И, как и видели все, будто кивнула она.

        На погребенье несут матрону с отвагою мужа,

        Слышатся речи над ней, ненависть бурно растет.

        Рана открыта ее. И Брут, созывая квиритов,

850 Громко кричит обо всех гнусных поступках царя.

        Изгнан Тарквиний со всем потомством. Годичную консул

        Власть получает: сей день днем был последним царей.

        Мы ошибаемся? Или весны предтеча, касатка,

        Не убоялась, что вновь может вернуться зима?

855 Все же ты, Прокна, не раз пожалеешь, что поторопилась;

        Муж твой, однако, Терей, рад, что ты смерзнешь теперь.

        Месяц проходит второй: от него лишь две ночи осталось;

        Марс погоняет коней, на колеснице летя.

        Правильно назван сей день — Эквирии — конские скачки:

860 Смотрит на них этот бог нынче на поле своем.

        Слава тебе, Градив,[379] своевременно к нам ты приходишь:

        Месяц грядущий твоим именем запечатлен.

        К пристани прибыли мы: вместе с месяцем кончилась книга,

        И поплывет по другой ныне челнок мой воде.