Элегии и малые поэмы - Назон Публий Овидий - Страница 24

145 Да и к чему заставлять? Вонзи клинок обнаженный, —

        Есть еще кровь у меня, чтобы из раны истечь.

        Меч твой, который пронзил бы, когда б допустила богиня,

        Грудь Агамемнона, — пусть в сердце вонзится мое!

        Нет, сохрани мне жизнь, ты сам ведь ее подарил мне;

150 Дай подруге теперь то, что ты пленнице дал!

        Если же рвешься губить, Нептуновы стены Пергама[96]

        Много доставят врагов в жертву мечу твоему.

        Как бы ты ни решил — увести свой флот иль остаться, —

        Мне, как хозяин рабе, снова прийти прикажи.

Письмо четвертое

ФЕДРА — ИППОЛИТУ

        Сын амазонки, тебе критянка желает здоровья,

        К ней же самой без тебя не возвратится оно.

        Что бы письмо ни несло, прочитай: ущерба не будет,

        Даже, быть может, найдешь что-нибудь в нем по душе,

5     Письма немало тайн несут по морям и по суше,

        Враг прочитает всегда письма, что враг ему шлет.

        Трижды с тобой говорить я пыталась — трижды беззвучный

        Голос из горла не шел и отнимался язык.

        Стыд за любовью идет и, где можно, ее умеряет.

10   Стыд запрещает сказать — нудит любовь написать.

        То, к чему нудит любовь, презирать опасно, поверь мне,

        Власть простер Купидон и на всевластных богов.

        Это ведь он, когда я написать не решалась сначала,

        Мне повелел: «Напиши! Сдастся и этот гордец».

15   Пусть снизойдет он, меня сжигающий пламенем жадным,

        И по молитве моей сломит суровый твой дух!

        Брачные узы я рву не по склонности к низким порокам:

        Ведь безупречна моя слава, спроси хоть кого.

        Тем тяжелее любовь, чем позже приходит, — и сердце,

20   Сердце горит, и в груди тайная рана болит.

        Больно быкам молодым, в ярмо запряженным впервые,

        Из табуна приведен, конь не выносит узды;

        Так и любовная боль невтерпеж непривычному сердцу,

        И невподъем для души этот невиданный груз.

25   Ловок в пороке лишь тот, кто пороку научится юным,

        Горше любить, коль придет в поздние годы любовь.

        В жертву тебе принесу незапятнанной славы первины,

        И на обоих на нас равная будет вина.

        Ведь не пустяк — плоды срывать с необобранных веток,

30   Тонким ногтем срезать первые венчики роз.

        Если уж мне суждено запятнать небывалою скверной

        Свято хранимую мной в прежние дни чистоту,

        Лучше и быть не могло: достойно судьбы мое пламя,

        Там лишь измена дурна, где изменяешь с дурным.

35   Пусть хоть Юнона сама уступит мне брата-супруга,

        И Громовержцу тебя я предпочту, Ипполит!

        Ты не поверишь, но я занялась незнакомым искусством:

        Властно влечет меня в лес, зверя свирепого гнать,

        Первою стала теперь богиня с изогнутым луком

40   И для меня, — ведь во всем я подражаю тебе.

        Хочется мне и самой на бегущих в тенета оленей

        Быстрых натравливать псов в чащах нагорных лесов,

        Или с размаху метать от плеча трепещущий дротик,

        Или прилечь отдохнуть на луговую траву.

45   Править нравится мне подымающей пыль колесницей,

        Губы горячих коней пенной уздою терзать.

        Мчусь, как фиады в лесах, гонимые бешенством Вакха,

        Или как те, что в тимпан бьют под Идейским холмом,[97]

        Или как та, на кого насылают божественный ужас

50   Фавны с рогами на лбу или дриады в лесу.

        Я обо всем узнаю от других, когда минет безумье,

        Но о любви только я знаю — и молча горю.

        Может быть, этой плачу я любовью семейному року:

        Дань Венера со всех предков взимала моих.

55   Бог в обличье быка, любил Европу Юпитер,

        Роду начало, увы, этот союз положил.

        Мать Пасифая быку отдалась обманно — и вышел

        Плод из утробы ее — бремя семьи и позор.

        Помощь сестры спасла вероломного сына Эгея:

60   Нитью он выведен был из переходов кривых.

        Рода закону и я теперь подчинилась последней,

        В том, что Миносу я дочь, не усомнится никто.

        Воля рока и в том, что единым пленились мы обе

        Домом: одна из сестер — сыном, другая — отцом.

65   Дважды наш дом победив, двойной трофей водрузите:

        Взял меня в плен Тесеид, взял Ариадну Тесей.

        Лучше бы в пору, когда в Элевсин я Церерин вступала,[98]

        Не отпускала меня Кносского царства земля!

        Был ты и прежде мне мил, но в тот день показался милее,

70   Глубже в тело впилось острое жало любви.

        В белой одежде ты шел, увенчавши кудри цветами,

        Смуглые щеки твои рдели стыдливым огнем.

        Пусть называют лицо твое злым, называют угрюмым, —

        Мужество в нем я нашла, а не угрюмую злость.

75   Прочь от Федры, юнцы, что нарядами женщин затмили:

        Вреден мужской красоте тщательный слишком уход.

        Как и суровость тебе, и волос беспорядок пристали,

        И на прекрасном лице — легкие пыли следы!

        Ты уздою коню непокорную шею сгибаешь —

80   Ноги наездника мне легкой милы кривизной;

        Ты могучей рукой посылаешь гибкую пику —

        Глаз не могу оторвать от напряженной руки;

        Ты кизиловый дрот с наконечником держишь широким, —

        Что б ты ни делал, на все Федре отрадно глядеть.

85   Только суровость свою оставь на склонах лесистых,

        Из-за нее без вины я умирать не должна!

        Много ли радости в том, чтобы, делу Дианы предавшись,

        Все у Венеры отнять, что причитается ей?

        Длительно только то, что с отдыхом мы чередуем:

90   Он лишь один возвратит силы усталым телам.

        Лук (и оружьем твоей подражать ты должен Диане)

        Станет податлив и слаб, если всегда напряжен.[99]

        Славен в лесах был Кефал,[100] от его удара немало

        Падало диких зверей, кровью пятнавших траву.

95   Но приходила к нему от дряхлого мужа Аврора,

        И позволял он себя мудрой богине любить.

        Ложем служили не раз Венере и сыну Кинира

        Травы многих лугов между тенистых дубов,

        Сын Инея влюблен в меналийскую был Аталанту,[101]

100 И остается у ней шкура залогом любви.

        Пусть причислят и нас ко множеству этому люди.

        Лес твой пустынен и дик, если Венеры в нем нет.

        Я за тобою сама пойду, меня не пугают

        Вепря клыкастый оскал и тайники между скал.

105 Двух заливов прибой штурмует берег Истмийский,

        Слышит полоска земли ропот обоих морей;

        Здесь я с тобой буду жить в Трезене, Питфеевом царстве,[102] —

        Он уж теперь мне милей Крита, отчизны моей.

        Сын Нептуна теперь далеко и вернется нескоро:

110 К нам Пирифоя страна не отпускает его.

        Что отрицать? Нам обоим Тесей предпочел Пирифоя