Элегии и малые поэмы - Назон Публий Овидий - Страница 20

XIV

        Ты хороша, от тебя я не требую жизни невинной,

        Жажду я в горе моем только не знать ничего.

        К скромности я принуждать не хочу тебя строгим надзором;

        Просьба моя об одном: скромной хотя бы кажись!

5     Та не порочна еще, кто свою отрицает порочность, —

        Только признаньем вины женщин пятнается честь.

        Что за безумие: днем раскрывать, что ночью таится,

        Громко про все говорить, что совершалось в тиши?

        Даже блудница и та, отдаваясь кому ни попало,

10   Двери замкнет на засов, чтобы никто не вошел.

        Ты же зловредной молве разглашаешь свои похожденья, —

        То есть проступки свои разоблачаешь сама!

        Благоразумнее будь, подражай хотя бы стыдливым.

        Честной не будешь, но я в честность поверю твою.

15   Пусть! Живи, как жила, но свое отрицай поведенье,

        Перед людьми не стыдись скромный вести разговор.

        Там, где беспутства приют, наслажденьям вовсю предавайся;

        Если попала туда, смело стыдливость гони.

        Но лишь оттуда ушла, — да исчезнет и след непотребства.

20   Пусть о пороках твоих знает одна лишь постель!

        Там — ничего не стыдись, спускай, не стесняясь, сорочку

        И прижимайся бедром смело к мужскому бедру.

        Там позволяй, чтоб язык проникал в твои алые губы,

        Пусть там находит любовь тысячи сладких утех,

25   Пусть там речи любви и слова поощренья не молкнут,

        Пусть там ложе дрожит от сладострастных забав.

        Но лишь оделась, опять принимай добродетельный облик.

        Внешней стыдливостью пусть опровергается срам…

        Лги же и людям и мне; дозволь мне не знать, заблуждаться,

30   Дай мне доверчивым быть, дай наслаждаться глупцу…

        О, для чего ты при мне получаешь и пишешь записки?

        В спальне твоей почему смята и взрыта постель?

        Что ты выходишь ко мне растрепанной, но не спросонья?

        Метку от зуба зачем вижу на шее твоей?

35   Недостает изменять у меня на глазах, откровенно…

        Чести своей не щадишь — так пощади хоть мою.

        Ты признаешься во всем — и лишаюсь я чувств, умираю,

        Каждый раз у меня холод по жилам течет…

        Да, я люблю, не могу не любить и меж тем ненавижу;

40   Да, иногда я хочу — смерти… но вместе с тобой!

        Сыска не буду чинить, не буду настаивать, если

        Скрытничать станешь со мной, — будто и нет ничего…

        Даже, коль я захвачу случайно минуту измены,

        Если воочию сам свой я увижу позор,

45   Буду потом отрицать, что сам воочию видел,

        Разувереньям твоим в споре уступят глаза.

        Трудно ль того победить, кто жаждет быть побежденным!

        Только сказать не забудь: «Я не виновна», — и всё.

        Будет довольно тебе трех слов, чтоб выиграть дело:

50   Не оправдает закон, но оправдает судья.

XV

        Новых поэтов зови, о мать наслаждений любовных!

        Меты я крайней достиг в беге элегий своих,

        Созданных мною, певцом, вскормленным полями пелигнов.

        Не посрамили меня эти забавы мои.

5     Древних дедовских прав — коль с этим считаться — наследник,

        Числюсь во всадниках я не из-за воинских бурь.

        Мантуи слава — Марон,[71] Катулл прославил Верону,

        Будут теперь называть славой пелигнов — меня,[72] —

        Тех, что свободу свою защищали оружием честным

10   В дни, когда Рим трепетал, рати союзной страшась.[73]

        Ныне пришлец, увидав обильного влагой Сульмона

        Стены, в которых зажат скромный участок земли,

        Скажет: «Ежели ты даровал нам такого поэта,

        Как ты ни мал, я тебя все же великим зову».

15   Мальчик чтимый и ты, Аматусия,[74] чтимого матерь,

        С поля прошу моего снять золотые значки.

        Тирсом суровым своим Лиэй[75] потрясает двурогий,

        Мне он коней запустить полем пошире велит.

        Кроткий элегии стих! Игривая Муза, прощайте!

20   После кончины моей труд мой останется жить.

ГЕРОИДЫ

Письмо первое

ПЕНЕЛОПА — УЛИССУ

        Неторопливый, тебе эти строки шлет Пенелопа;

        Не отвечай мне письмом — сам возвращайся, Улисс!

        Пал давно Илион, ненавистный подругам данайцев;

        Вряд ли и город и царь стоили этой цены.

5     Лучше бы прежде, в пути, когда в Спарту плыл соблазнитель,[76]

        Натиском бешеных вод был погребен его флот!

        Мне не пришлось бы лежать в одинокой, холодной постели,

        Плакать, что медленно дни для разлученной идут,

        Или, стремясь обмануть долготу нескончаемой ночи,

10   Вдовые руки трудить тканью, свисающей с кросн.

        Все опасности мне еще опасней казались;

        Так уж всегда: где любовь — там и тревога и страх.

        Строй мерещился мне на тебя идущих троянцев,

        Краску сгоняло со щек Гектора имя одно.

15   Чуть мне расскажут о том, как Гектор убил Антилоха, —

        Станет вмиг Антилох новых причиной тревог.

        Весть ли придет, что погиб Патрокл в доспехах заемных,[77] —

        Плачу о том, что успех хитрость дает не всегда.

        Кровью своей Тлеполем увлажнил ликийскую пику, —

20   Новые страхи в душе смерть Тлеполема родит.

        Кто бы ни был убит в ахейском стане под Троей,

        Любящей сердце в груди делалось льда холодней.

        Но справедливый бог над любовью сжалился чистой:

        Троя дотла сожжена — муж мой остался в живых,

25   Все возвратились вожди, алтари в Арголиде дымятся,

        Храмы отчих богов варварских полны богатств.

        Дар за спасенных мужей молодые жены приносят,

        Те о судьбах поют, Трои сломивших судьбу.

        Робкие девушки им, справедливые старцы дивятся,

30   Жены не сводят с них глаз, слушая долгий рассказ.

        Стол поставят — и муж покажет грозные битвы,

        Пролитой каплей вина весь нарисует Пергам:

        «Здесь протекал Симоент, здесь было Сигейское поле,

        Здесь — высокий дворец старца Приама стоял.

35   Там — Эакида шатры, а дальше — стоянка Улисса,

        Гектор истерзанный здесь быстрых пугал лошадей».[78]

        Ведь обо всем, когда был за тобой на поиски послан

        Сын твой, ему рассказал Нестор, а он уже — мне.

        Он рассказал и о том, как убили Долона и Реса,[79]

40   Сном был погублен один, хитрой уловкой — другой.

        Видно, совсем, совсем обо мне ты забыл, если дерзко

        Лагерь фракийский настиг хитрой уловкой ночной,

        Столько бойцов перебил, одного лишь рядом имея.

        Так-то себя ты берег? Так-то ты помнил меня?

45   Сердце дрожало, пока не сказали мне, как, победитель,