Элегии и малые поэмы - Назон Публий Овидий - Страница 105

        Ливия, храм твой святой милому мужу даря.

        Знай тем не менее, век грядущий, что именно там, где

640 Ливии портик стоит, высился раньше дворец.[516]

        Граду подобен был этот дворец, занимая пространство

        Большее, чем у иных есть на земле городов.

        Срыт был он вровень с землей, но не потому, что казался

        Царским; нет, роскошь его нравам опасна была.

645 Цезарь готов ведь всегда низвергать такие громады,

        Хоть и себя самого этим наследства лишив.

        Так он нравы блюдет, ибо лучшего нету примера,

        Чем исполнять самому то, что предложено всем.

        Следующий ничего не дает тебе день для отметки.

650 В иды Юпитеру свят Непобедимому храм.

        Здесь же следует мне о Квинкватриях меньших поведать;[517]

        Ты, белокурая, мне в помощь, Минерва, явись!

        Флейтщик, скажи, почему у нас по городу бродит?

        Маски у нас почему? Длинное платье зачем?

655 Мне, отложивши копье, Тритония так отвечала

        (О, повторить бы точь-в-точь мудрой богини слова!):

        «В древности ваши отцы во флейтщиках очень нуждались,

        В самой высокой чести были они в старину;

        Флейта певала тогда во храмах, певала на играх,

660 На погребеньях она тоже певала в те дни.

        Сладок был флейтщиков труд: хорошо им платили; но после

        Вдруг прекратилось совсем это искусство у нас.

        Надо прибавить еще, что эдил для торжеств похоронных

        До десяти сократил флейтщиков прежних число.

665 Город оставив, они уходят, как ссыльные, в Тибур:[518]

        Тибур ведь в те времена местом для ссылки служил.

        Флейта на сцене молчит, и флейты во храмах не слышно,

        И погребальный напев не раздается ее.

        В Тибуре жил человек, достойный высокого званья,

670 Был он рабом, а потом вольноотпущенным стал.

        Пир на усадьбе своей задает он, толпу музыкантов

        Он созывает; на пир все к нему рады прийти.

        Ночь наступила, уже вся толпа от вина охмелела,

        Как появляется вдруг подговоренный гонец

675 И говорит: «Распускай ты, хозяин, гостей поскорее:

        Вот уж подходит сюда вольную давший тебе!»

        Тут собутыльники все, совсем захмелев и шатаясь,

        Кое-как с места встают, но на ногах не стоят.

        «Прочь! Уходите!» — кричит им хозяин и всех на телегу

680 Валит, где постлан уже был им тростник и камыш.

        Все засыпают, храня от вина и движенья телеги,

        Думая спьяну, что их в Тибур обратно везут.

        Через Эсквилии в Рим на рассвете въезжают телеги;

        Утро настало — они, въехав на Форум, стоят.

685 Плавтий же, чтоб обмануть сенат и числом и одеждой,

        Тем, кто приехал, велит масками лица закрыть.

        К ним он еще и других примешал, и велел он при этом

        В длинных одеждах идти, будто и флейтщицы тут.

        Думал он так утаить нарушенье приказа коллеги,

690 Чтоб возвращение в Рим им не вменилось в вину.

        Это сошло, и они были в новой одежде на идах,

        Пели и, как в старину, начали озорничать».

        После рассказа ее я сказал: «Остается узнать мне

        Лишь, почему этот день назван Квинкватрами был».

695 «В марте, — сказала она, — точно так же мой праздник зовется,

        Да ведь флейтисты и все главным обязаны мне.

        Несколько дырочек я пробуравила первая в дудке,

        Чтобы звучала она всею своею длиной.

        Звук был хорош, но увидела я в отражении водном,

700 Как искажает дутье девичьи щеки мои.

        «Эта игра не по мне, — я сказала, — прощай, моя дудка!»

        И на прибрежный я дерн бросила флейту назад.

        Тут ее поднял сатир,[519] подивился, как с ней обращаться,

        А как подул, то узнал, что она звук издает.

705 Пальцами то зажимал он отверстия, то открывал их,

        И среди нимф он прослыл как несравненный игрец.

        Феба он вызвал на бой. Победил его Феб и, повесив,

        Тело ему обнажил, кожу содравши с него.

        Все-таки это ведь я открыла для флейтщиков флейту —

710 Вот почему этот день флейтщики славят как мой».

        Третий наступит рассвет, и додонская встанет Гиада[520] —

        Лоб рогоносный Тельца, несшего Кадма сестру.[521]

        Это тот день, когда грязь из храма священного Весты

        В море выносит вода Тибра, этрусской реки.

715 Если ветрам, моряки, доверять, то отдайтесь Зефиру:

        Завтра он будет для вас благоприятен в пути.

        Но, лишь отец Гелиад лучи свои скроет волнами

        И оба края небес звездами будут сиять,

        Из под земли вознесет Гириея сын мощные плечи;[522]

720 А на ближайшую ночь выплывет в небо Дельфин.

        Видел Дельфин в старину бегущих и вольсков и эквов[523]

        Там, где Альгида склон вдаль простирает поля.

        После чего ты, Постумий Туберт, свой триумф подгородный

        Справил, въехавши в Рим на белоснежных конях.

725 Только двенадцать дней в этом месяце уж остается,

        Но к их числу ты прибавь лишний пока еще день:

        Солнце уже Близнецов покидает, и Рак закраснелся;

        На Авентинском холме надо Палладу почтить.

        Вот уже, Лаомедонт, невестка твоя засияла,[524]

730 Ночь прогоняя; с лугов влажная сходит роса.

        Отдан Сумману был храм, говорят, кто б Сумман этот ни был,[525]

        В оное время, когда страшен был римлянам Пирр.

        Лишь Галатея зарю снова примет в отцовские волны

        И погрузится земля вновь в безмятежный покой,

735 Юноша из-под земли, пораженный стрелами деда,

        Выйдет, и обе руки змеи ему обовьют.

        Ведома Федры любовь, заблужденье известно Тесея:

        Он легковерно обрек сына на смерть своего.

        Не безнаказанно сын благочестный к Трезену помчался:

740 Мощный навстречу ему бык устремился из волн.

        В ужасе кони, сдержать их бега возница не в силах,

        И понеслися они, мчась по скалам и камням.

        Падает ниц Ипполит с колесницы, вожжами опутан,

        Тело его на земле в клочья искромсано все.

745 Вот он и дух испустил, к великому гневу Дианы.

        «Нечего тут горевать, — сын Корониды сказал,[526] —

        Честному юноше жизнь я верну, залечив его раны,

        Злую судьбу посрамит мощь моего врачевства».

        Зелья он тотчас извлек из ларчика кости слоновой

750 (Главку усопшему он некогда ими помог

        В дни, когда, авгуром быв, искал он целебные травы