Элегии и малые поэмы - Назон Публий Овидий - Страница 10

        Был я слезами ее и без речей обвинен.

        Я поначалу хотел, чтоб руки от плеч отвалились:

        «Лучше, — я думал, — лишусь части себя самого!»

25   Да, себе лишь в ущерб я к силе прибег безрассудной,

        Я, не сдержав свой порыв, только себя наказал.

        Вы мне нужны ли теперь, служанки злодейств и убийства?

        Руки, в оковы скорей! Вы заслужили оков.

        Если б последнего я из плебеев ударил, понес бы

30   Кару, — иль более прав над госпожой у меня?

        Памятен стал Диомед преступленьем тягчайшим:[11] богине

        Первым удар он нанес, стал я сегодня — вторым.

        Все ж он не столь виноват: я свою дорогую ударил,

        Хоть говорил, что люблю, — тот же взбешен был врагом.

35   Что ж, победитель, теперь готовься ты к пышным триумфам!

        Лавром чело увенчай, жертвой Юпитера чти!..

        Пусть восклицает толпа, провожая твою колесницу:

        «Славься, доблестный муж: женщину ты одолел!»

        Пусть, распустив волоса, впереди твоя жертва влачится,

40   Скорбная, с бледным лицом, если б не кровь на щеках…

        Лучше бы губкам ее посинеть под моими губами,

        Лучше б на шее носить зуба игривого знак!

        И, наконец, если я бушевал, как поток разъяренный,

        И оказался в тот миг гнева слепого рабом, —

45   Разве прикрикнуть не мог — ведь она уж и так оробела, —

        Без оскорбительных слов, без громогласных угроз?

        Разве не мог разорвать ей платье — хоть это и стыдно —

        До середины? А там пояс сдержал бы мой пыл.

        Я же дошел до того, что схватил надо лбом ее пряди

50   И на прелестных щеках метки оставил ногтей!

        Остолбенела она, в изумленном лице ни кровинки,

        Белого стала белей камня с Паросской гряды.

        Я увидал, как она обессилела, как трепетала, —

        Так волоса тополей в ветреных струях дрожат,

55   Или же тонкий тростник, колеблемый легким Зефиром,

        Или же рябь на воде, если проносится Нот.

        Дольше терпеть не могла, и ручьем полились ее слезы —

        Так из-под снега течет струйка весенней воды.

        В эту минуту себя и почувствовал я виноватым,

60   Горькие слезы ее — это была моя кровь.

        Трижды к ногам ее пасть я хотел, молить о прощенье, —

        Трижды руки мои прочь оттолкнула она.

        Не сомневайся, поверь: отмстив, облегчишь свою муку;

        Мне, не колеблясь, в лицо впейся ногтями, молю!

65   Глаз моих не щади и волос не щади, заклинаю, —

        Женским слабым рукам гнев свою помощь подаст.

        Или, чтоб знаки стереть злодеяний моих, поскорее

        В прежний порядок, молю, волосы вновь уложи!

IX

        Всякий влюбленный — солдат, и есть у Амура свой лагерь.

        В этом мне, Аттик, поверь: каждый влюбленный — солдат.

        Возраст, способный к войне, подходящ и для дела Венеры.

        Жалок дряхлый боец, жалок влюбленный старик.

5     Тех же требует лет полководец в воине сильном

        И молодая краса в друге на ложе любви.

        Оба и стражу несут, и спят на земле по-солдатски:

        Этот у милых дверей, тот у палатки вождя.

        Воин в дороге весь век, — а стоит любимой уехать,

10   Вслед до пределов земли смелый любовник пойдет.

        Встречные горы, вдвойне от дождей полноводные реки

        Он перейдет, по пути сколько истопчет снегов!

        Морем придется ли плыть, — не станет ссылаться на бури

        И не подумает он лучшей погоды желать.

15   Кто же стал бы терпеть, коль он не солдат, не любовник,

        Стужу ночную и снег вместе с дождем проливным?

        Этому надо идти во вражеский стан на разведку;

        Тот не спускает с врага, то есть с соперника, глаз.

        Тот города осаждать, а этот — порог у жестокой

20   Должен, — кто ломится в дверь, кто в крепостные врата.

        Часто на спящих врагов напасть врасплох удавалось,

        Вооруженной рукой рать безоружных сразить, —

        Пало свирепое так ополченье Реса-фракийца,[12]

        Бросить хозяина вам, пленные кони, пришлось!

25   Так и дремота мужей помогает любовникам ловким:

        Враг засыпает — они смело кидаются в бой.

        Всех сторожей миновать, избегнуть дозорных отрядов —

        Это забота бойцов, бедных любовников труд.

        Марс и Венера равно ненадежны: встает побежденный,

30   Падает тот, про кого ты и подумать не мог.

        Пусть же никто не твердит, что любовь — одно лишь безделье:

        Изобретательный ум нужен для дела любви.

        Страстью великий Ахилл к уведенной горит Брисеиде, —

        Пользуйтесь, Трои сыны! Рушьте аргивскую мощь!

35   Гектор в бой уходил из объятий своей Андромахи,

        И покрывала ему голову шлемом жена.

        Перед Кассандрой, с ее волосами безумной менады,

        Остолбенел, говорят, вождь величайший Атрид.

        Также изведал и Марс искусно сплетенные сети,[13] —

40   У олимпийцев то был самый любимый рассказ…

        Отроду был я ленив, к досугу беспечному склонен,

        Душу расслабили мне дрема и отдых в тени.

        Но полюбил я, и вот — встряхнулся, и сердца тревога

        Мне приказала служить в воинском стане любви.

45   Бодр, как видишь, я стал, веду ночные сраженья.

        Если не хочешь ты стать праздным ленивцем, — люби!

X

        Той, увезенною вдаль от Эврота на судне фригийском,[14]

        Ставшей причиной войны двух ее славных мужей;

        Ледой, с которой любовь, белоснежным скрыт опереньем,

        Хитрый любовник познал, в птичьем обличье слетев;

5     И Амимоной, в сухих бродившей полях Арголиды,[15]

        С урной, на темени ей пук придавившей волос, —

        Вот кем считал я тебя; и орла и быка опасался —

        Всех, в кого обратить смог Громовержца Амур…

        Страх мой теперь миновал, душа исцелилась всецело,

10   Это лицо красотой мне уже глаз не пленит.

        Спросишь, с чего изменился я так? Ты — требуешь платы!

        Вот и причина: с тех пор ты разонравилась мне.

        Искренней зная тебя, я любил твою душу и тело, —

        Ныне лукавый обман прелесть испортил твою.

15   И малолетен и наг Купидон: невинен младенец,

        Нет одеяний на нем, — весь перед всеми открыт.

        Платой прикажете вы оскорблять Венерина сына?

        Нет и полы у него, чтобы деньгу завязать.

        Ведь ни Венера сама, ни Эрот воевать не способны, —

20   Им ли плату взимать, миролюбивым богам?

        Шлюха готова с любым спознаться за сходные деньги,

        Тело неволит она ради злосчастных богатств.

        Все ж ненавистна и ей хозяина, жадного воля —

        Что вы творите добром, по принуждению творит.

25   Лучше в пример для себя неразумных возьмите животных.

        Стыдно, что нравы у них выше, чем нравы людей.

        Платы не ждет ни корова с быка, ни с коня кобылица,

        И не за плату берет ярку влюбленный баран.

        Рада лишь женщина взять боевую с мужчины добычу,