Метаморфозы - Назон Публий Овидий - Страница 32

Эту проклятую плоть уничтожьте свирепым укусом,

Львы, которые здесь, под скалою, в укрытье живете!

115 Но ведь один только трус быть хочет убитым!" И Фисбы

Взяв покрывало, его под тень шелковицы уносит.

Там на знакомую ткань поцелуи рассыпав и слезы, —

«Ныне прими, — он сказал, — и моей ты крови потоки!»

Тут же в себя он железо вонзил, что у пояса было,

120 И, умирая, извлек тотчас из раны палящей.

Навзничь лег он, и кровь струей высокой забила, —

Так происходит, когда прохудится свинец и внезапно

Где-нибудь лопнет труба, и вода из нее, закипая,

Тонкой взлетает струей и воздух собой прорывает.

125 Тут шелковицы плоды, окропленные влагой убийства,

Переменили свой вид, а корень, пропитанный кровью,

Ярко-багряным налил висящие ягоды соком.

Вот, — хоть в испуге еще, — чтоб не был любимый обманут,

Фисба вернулась; душой и очами юношу ищет,

130 Хочет поведать, какой избежала опасности страшной.

Местность тотчас узнав, и ручей, и дерево рядом,

Цветом плодов смущена, не знает: уж дерево то ли?

Вдруг увидала: биясь о кровавую землю, трепещет

Тело, назад отступила она, и букса бледнее

135 Стала лицом, и, страха полна, взволновалась, как море,

Если поверхность его зашевелит дыхание ветра.

Но лишь, помедлив, она любимого друга признала, —

Грудь, недостойную мук, потрясла громогласным рыданьем,

Волосы рвать начала, и, обнявши любимое тело,

140 К ранам прибавила плач, и кровь со слезами смешала,

И, ледяное лицо ему беспрерывно целуя, —

"О! — восклицала, — Пирам, каким унесен ты несчастьем?

Фисбе откликнись, Пирам: тебя твоя милая Фисба

Кличет! Меня ты услышь! Подними свою голову, милый!"

145 Имя ее услыхав, уже отягченные смертью

Очи поднял Пирам, но тотчас закрылись зеницы.

А как признала она покрывало, когда увидала

Ножны пустыми, — "Своей, — говорит, — ты рукой и любовью,

Бедный, погублен. Но знай, твоим мои не уступят

150 В силе рука и любовь: нанести они рану сумеют.

Вслед за погибшим пойду, несчастливица, я, и причина

Смерти твоей и спутница. Ах, лишь смертью похищен

Мог бы ты быть у меня, но не будешь похищен и смертью!

Все же последнюю к вам, — о слишком несчастные ныне

155 Мать и отец, и его и мои, — обращаю я просьбу:

Тех, кто любовью прямой и часом связан последним,

Не откажите, молю, положить в могиле единой!

Ты же, о дерево, ты, покрывшее ныне ветвями

Горестный прах одного, как вскоре двоих ты покроешь,

160 Знаки убийства храни, твои пусть скорбны и темны

Ягоды будут вовек — двуединой погибели память!"

Молвила и, острие себе в самое сердце нацелив,

Грудью упала на меч, еще от убийства горячий.

Все ж ее просьба дошла до богов, до родителей тоже.

165 У шелковицы с тех пор плоды, созревая, чернеют;

Их же останков зола в одной успокоилась урне".

Смолкла. Краткий затем наступил перерыв. Левконоя

Стала потом говорить; и, безмолвствуя, слушали сестры.

"Даже и Солнце, чей свет лучезарный вселенною правит,

170 Было в плену у любви: про любовь вам поведаю Солнца.

Первым, — преданье гласит, — любодейство Венеры и Марса

Солнечный бог увидал. Из богов все видит он первым!

Виденным был удручен и Юноной рожденному мужу

Брачные плутни четы показал и место их плутен.

175 Дух у Вулкана упал, из правой руки и работа

Выпала. Тотчас же он незаметные медные цепи,

Сети и петли, — чтоб их обманутый взор не увидел, —

Выковал. С делом его не сравнятся тончайшие нити,

Даже и ткань паука, что с балок под кровлей свисает.

180 Делает так, чтоб они при ничтожнейшем прикосновенье

Пасть могли, и вокруг размещает их ловко над ложем.

Только в единый альков проникли жена и любовник,

Тотчас искусством его и невиданным петель устройством

Пойманы в сетку они, средь самых объятий попались!

185 Лемний162 вмиг распахнул костяные точеные створы

И созывает богов. А любовники в сети лежали

Срамно. Один из богов, не печалясь нимало, желает

Срама такого же сам! Олимпийцы смеялись, и долго

Был этот случай потом любимым на небе рассказом.

190 За указанье четы Киферея163 ответила местью

И уязвила того, кто их тайную страсть обнаружил,

Страстью такой же. К чему, о рожденный от Гипериона,164

Ныне тебе красота, и румянец, и свет лучезарный?

Ты, опаляющий всю огнем пламенеющим землю,

195 Новым огнем запылал; ты, все долженствующий видеть,

На Левкотою165 глядишь: не на мир, а на девушку только

Взор направляешь теперь; и то по восточному небу

Раньше восходишь, а то и поздний погружаешься в воды, —

Залюбовавшись красой, удлиняешь ты зимние ночи.

200 Часто тебя не видать, — переходит душевная мука

В очи твои; затемнен, сердца устрашаешь ты смертных.

И хоть не застит твой лик луна, которая ближе

К землям, — ты побледнел: у тебя от любви эта бледность.

Любишь ее лишь одну. Тебя ни Климена, ни Рода166

205 Уж не пленят, ни красавица мать Цирцеи Ээйской,167

Ни твоего, — хоть ее ты отверг, — так желавшая ложа

Клития168 , в сердце как раз в то время носившая рану

Тяжкую. Многих одна Левкотоя затмила соперниц,

Дочь Эвриномы, красы того дальнего края, откуда

210 Благоуханья везут. Когда ж дочь взрослою стала, —

Как ее мать — остальных, так она свою мать победила.

Ахеменеевых царь городов169 был отец ее, Орхам,

Происходил в поколенье седьмом он от древнего Бела170 .

Солнечных коней луга под небом лежат гесперийским.

215 Пищей — амброзия им, не трава; их усталые члены

После работы дневной для трудов она вновь подкрепляет.

Вот, между тем как они луговины небесные щиплют

И исполняется ночь, бог входит в желанную спальню,

Матери образ приняв, Эвриномы, и там Левкотою

220 Видит, как та при огне — а с нею двенадцать служанок —

Тонкую пряжу ведет, точеным крутя веретенцем.

По-матерински, войдя, целует он милую дочку, —

"Тайное дело у нас, — говорит, — уйдите, служанки,

Право у матери есть с глазу на глаз беседовать с дочкой".