Меж трех времен - Финней Джек - Страница 47

Вошла Клэр - это была ее спальня, - и я схватился за программку, потому что актриса была настоящая красавица: звали ее Элис Мартин. Она начала рассказывать миссис Феджин о своих бедах, и мы узнали, что она вышла замуж за мошенника по кличке Грейхаунд, который бросил ее и вообще дурно обращался с нею, хотя она до сих пор его любит. Однако я начал терять нить сюжета, потому что слушал не столько то, что они говорили, сколько то, как странно звучат их голоса. И сообразил, что без микрофонов голоса актеров доходят до наших ушей и в самом деле странно - их тотчас поглощают несколько сотен зрительских тел. В этом забавном приглушенном звуке, плоском и лишенном эха, было что-то на редкость притягательное - то, что делало присутствие актеров на сцене в высшей степени реальным, жизненным.

Кроме того, я с нетерпением ждал остроумных реплик в мизнеровском духе, но покуда так ни одной и не услышал. Клэр и миссис Феджин удалились, вошли Инь и Макшерри, и мы узнали, что Макшерри - перевоспитавшийся карточный шулер, ныне детектив, влюбленный в Клэр, и так далее.

- Миссис Феджин в спальня, - сказал Инь. - Вы подождать.

- Что ж, может, тогда ты мне кое-что расскажешь, - сказал Макшерри и извлек большой лист красной бумаги - таким образом, чтобы зрители увидели, что листок исписан китайскими иероглифами.

Инь глянул на листок:

- Моя не знать.

- Очень плохо, - сказал Макшерри. И вдруг рявкнул: - Сим юп тонг!

Инь тотчас отреагировал на эти слова, потому что оказалось, что это приказ его тонга [тайное объединение китайцев, живущих в Соединенных Штатах Америки], которому нельзя не подчиниться. Мгновенно став образцом услужливости, перепуганный до полусмерти Инь завопил: «Ни ха лимья!», или что-то в этом роде, схватил бумагу и, повернувшись с ней лицом к зрителям, молча прочел написанное, водя головой вверх-вниз, покуда его взгляд пробегал по вертикальным столбцам иероглифов.

- Ну, теперь ты знать?

- Мочь быть.

Макшерри завернул левый рукав, продемонстрировав шрам на запястье. Инь Ли посмотрел на шрам, заглянул в красный листок, снова глянул на запястье Макшерри, явно сличая шрам с его описанием.

- Этот китаеза родом из Миссури, - сообщил залу Макшерри.

Уилсон Мизнер? Знаменитое остроумие? Я отказывался так думать. Глянув на красный листок, Макшерри заметил:

- Смахивает на счет за порванную рубашку.

Когда Макшерри спросил, где муж Клэр, Инь сказал:

- Он заходить скоро.

На что Макшерри ответил:

- Для китаезы «скоро» - это и «через минуту», и «через сорок лет». Что ты имел в виду?

- Он заходить вчера. Одна час.

- А когда было «позавчера»?

- Семь неделя.

Что ж, зрителям это понравилось. А я тоже был зрителем и потому смеялся вместе со всеми. Но все же...

Миссис Феджин и Макшерри развивали сюжет: он пришел сюда, чтобы помочь Клэр, потому что сам любит ее. Далее шла реплика, которую саркастически процитировали в прочитанной мной рецензии в «Таймс». Макшерри, резко высказываясь о муже Клэр, Грейхаунде, заявил: «Мужчина, который не способен сам сойти с кривой дорожки, не сделает этого и ради женщины после того, как заполучит ее!»

- Как это верно! - воскликнула на сцене миссис Феджин, и я украдкой глянул на Джотту, на сидевших рядом зрителей. Они улыбались, явно наслаждаясь пьесой, но не больше, чем я, принимали всерьез подобные реплики.

Раза два в той же самой сцене, когда Макшерри был охвачен сильными переживаниями по поводу своей любви к Клэр, он проделывал трюк, который сильно озадачил меня. Он поворачивался спиной к залу и сутулился - никогда прежде я не видел, чтобы актеры так поступали на сцене. По всей видимости, это был современный актерский прием: демонстрировать чувства настолько сильные, что приходится прятать лицо. Я слыхал, что балерины во время своих невероятно тяжелых физически выступлений используют тот краткий миг, когда оказываются спиной к залу, чтобы ловким движением кисти смахнуть пот с лица, а затем грациозно откинуть руку, стряхивая капельки пота. И сейчас мне подумалось, что Макшерри, вполне возможно, стоя спиной к зрителям, корчит гримасы.

Когда разговор между ним и миссис Феджин закончился, вошел Инь Ли с метелкой:

- Моя убирать?

Миссис Феджин в изумлении попятилась:

- Впервые в жизни он сам просится поработать!

Когда Макшерри и миссис Феджин ушли, Инь начал мести все медленнее, его метелка уже еле двигалась, больше не касаясь пола - этакий китайский ленивец.

Уже в первом акте был предельно ясно изложен весь сюжет пьесы: шайка мошенников, среди которых одна женщина, плывет в Европу, собираясь на борту ободрать как липку некое богатое семейство. Я гадал, уж не известно ли самому Уилсону Мизнеру, как обстряпываются подобные делишки. Мне чрезвычайно понравились клички мошенников: Грейхаунд, Алекс Шептун, Морской Котенок и Бледнолицый Кид - почему его прозвали так, я понял сразу, как только он появился на сцене, - лицо у него было пунцово-красным.

- Тебе это плавание пойдет на пользу, Кид, - сказал ему Морской Котенок.

- Это почему же?

- На первоклассном судне, знаешь ли, принято носить приличную одежку, есть вилкой и переодеваться на ночь!

- Да я всем этим штукам за неделю выучусь! - воскликнул Кид, и я рассмеялся, кивнув собственным мыслям - в этой реплике чувствовался грубоватый почерк Мизнера. Но вообще у меня создалось впечатление, что пьесу состряпали после хорошего обеда, подкрепляясь горячительными напитками.

Я изо всех сил постарался не читать в программке описание сцены - я ждал небольшого сюрприза и получил его в начале второго акта, когда поднялся занавес и на сцене оказалась палуба корабля. Это было великолепно.

Там было все: одни пассажиры читали в раскладных креслах на палубе, другие, опираясь на перила, любовались морем и нарисованным на заднике небом в облачках; были там весьма натуральная спасательная шлюпка и радиорубка; была даже пара, игравшая в традиционную для морских путешествий игру с бросанием колец. А когда я все же заглянул в программку, я прочел, что это «штормовая палуба судна флота его королевского величества «Мавритания». Я из тех, кого приводят в восторг старые трансокеанские лайнеры, кто любит читать о них и часами разглядывать их фотографии, пытаясь вообразить, каково было путешествовать на таком гиганте. А уж «Мавритания» пользуется, наверное, наибольшей любовью у поклонников великолепия старинных лайнеров... Но неужели палуба «Мавритании» и вправду выглядит именно так? Я подался вперед, пожирая глазами декорации, и... а впрочем, кто знает? Но картина выглядела совершенно реальной, даже палуба, казалось, принадлежит самому настоящему кораблю.

То, что все актеры на сцене были в головных уборах, отнюдь не казалось зрителям странным; никто в те дни не выходил из дома с непокрытой головой. Компания с американскими флажками - сверхпатриотичные провинциалы из Лаймы, штат Огайо, - это и есть та богатая семейка, к которой мошенники намерены подкатиться с поддельным рекомендательным письмом.

Вдруг мы все так и подпрыгнули в своих креслах - из радиорубки, торчавшей на сцене, внезапно брызнула морзянка! Зрители уселись, не сводя глаз с рубки: беспроволочная связь на море была еще в новинку в этом мире, и звуки морзянки звучали свежо и волнующе. Извержение ритмичных попискиваний прекратилось, все пассажиры смотрели на радиорубку. В тот же миг из нее выскочил человек в морской форме, размахивая листком бумаги.

- Радиограмма! - кричал он. - Радиограмма для Фостера Аллена! Радиограмма для мистера Аллена!

И поспешил прочь, на поиски мистера Аллена.

Я решил, что это отличный прием; и на протяжении всей пьесы то и дело, порой согласно развитию сюжета, а порой просто так, звучало волнующее попискивание морзянки, неизменно застигая зрителей врасплох и доставляя им немалое удовольствие.

Я начал подозревать, что Бледнолицый Кид - не просто творение, но любимое детище Уилсона Мизнера, - именно с ним по большей части были связаны реплики, в которых мне чудился мизнеровский юмор. На палубе, пытаясь завязать разговор с хорошенькой молодой пассажиркой по имени Этта, он долго и натужно искал подходящую тему и наконец выдавил: «А вы видели море?»