Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Газели

Навои Алишер

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Газели - Навои Алишер - Страница 11

Изменить размер шрифта:

Кипарис мой, — ты сказала, — жди меня! — и не пришла.

Я не спал всю ночь, дождался света дня, — ты не пришла.

Поминутно выходил я на дорогу ждать тебя,

Поминутно умирал я, жизнь кляня, — ты не пришла.

Думал я, что опасалась ты соперницы-луны,

Но и в полной тьме забыла ты меня и не пришла.

Я в разлуке с милой пери, как помешанный, рыдал.

Кто смеялся молчаливо, кто — дразня: «Вот, не пришла!»

Издевались: «Что так щедро воду ты струишь из глаз?»

В эту ночь я кровью плакал, ту виня, что не пришла.

Друга нет. Но прах дороги под ногою у тебя —

След красавицы, что клятвы не храня, к нам не пришла.

Навои, хмельною чашей сердца дом развесели:

Где вино — там скорбь не гостья, не родня, — чтоб не пришла!

* * *

Над головой моею осенних дней листопад.

Но что тебе в том? — С тобою весенний ликует сад.

Возможно ль живым остаться, когда ты выйдешь пьяна,

С подколотою полою, тюрбан надев наугад?

Мое изранено тело, и кровь ручьями течет:

Я рвал его сам зубами, все раны мои горят.

Что солнце в пыли — не диво. Но тонкая пыль пушка

На солнечном лике милой чудеснее во сто крат.

С утра в кабачке сижу я, и сделал мне мальчик-маг

Зуннары из кос любимой, как то предписал обряд.

Прекрасен дворец для сердца, но сто опасностей в нем.

В лачуге пьянства свободу и боль обрести я рад.

О Навои, если хочешь спокойствия хоть на миг,

Храни от раздумий сердце и сам не гляди назад.

* * *

Уже белеет голова, да и зубов уж многих нет.

Пора собраться в дальний путь, кончай свои дела, поэт.

Давно ли молодость цвела, а смотришь — старость тут как тут.

Как ни хитри — один конец в долине горьких зол и бед.

Кто, сорок лет давно пройдя, переступил за пятьдесят,

Тот знает, что добра не жди, когда уже ты стар и сед.

Твой посох — тетива, твой стан согбен, как лук; что скоро сам

Стрелой из мира улетишь — других не надобно примет.

Когда со всех шести сторон ожесточились семь небес,

Что пользы шестьдесят тебе иль семьдесят минуло лет.

Известно: молодость — весна, а зрелость — осень. Если так,

То старость сравнивать с зимой поэтам я даю совет.

Увы! Ни осень, ни весна мне счастья больше не сулят.

Пришла моя зима — и в снег, как в саван, я уже одет.

Непоправимо устает от долгой жизни человек!

Сосед сказал: «Сто лет живи!» — тебя он проклял, твой сосед.

Свой путь все люди на земле к забвенью держат, Навои!

Когда стремишься к цели ты, иди и сам за ними вслед.

Часть 3.

Сердце взял мое сын мага, кубки магов срок подать,

Ведь теперь для нас не благо — в праведности пребывать.

Разлучился я с луною, вне себя я быть хочу:

Чаши мне подай, о кравчий, небу вечному под стать.

Нам, кабацким забулдыгам, пить вино разрешено.

В том, кто видит мир в руинах, поселилась благодать.

Кравчий, мы впитали душу жизненосного вина,

Но уста усладу пьющих не желают уставать.

Хмель сродни душе и крови, не затем ли мудрый врач,

Кровь пустив, ее частицы склонен «душами» назвать?

Поутру б опохмелиться, да закрыт питейный дом,

Вот и я зову аллаха — «Все способный отверзать!»

Отчего в питейном гомон? Видно, с девушкой-лозой

Навои, подобно пиру, любит шашни затевать.

* * *

От синих язв камней разлуки я погорел средь бела дня,

Гумно мое заполыхало в ночи от серного огня.

Мою унылую лачугу огонь разлуки озарил,

Из-под ее убогой кровли тьму непроглядную гоня.

На коже родинку и алиф ты, взяв индиго, навела;

И алифы стал вырезать я, и язвы прижигать, браня.

Для стрел ее метою сделал я сердце — и разбогател:

Дороже яхонта отныне стрела любая для меня!

Украсив золотой фольгою обличья роз в моем саду,

Она ушла, осенним тленом цветник весенний осеня.

Спасенья от самодовольства я и мечети не сыщу.

Я в винном кабачке, отшельник, — там и отыщешь ты меня.

О Навои, пятном родимым она мне заслонила свет,

И вот я, раздирая ворот, скриплю каламом, жизнь кляня.

* * *

Сердце кровью из ран обагрить я сумел

И в багряный тюльпан превратить я сумел.

Льдистым взором — рой капель на стрелах твоих —

В градин полную горсть остудить я сумел.

Ту луну, что зеницею ока была,

Чернотою тоски окружить я сумел.

Гнать меня? Просыпаться не стала она!

До утра как собака провыть я сумел.

А узрев пузырьки на поверхности вод,

Нежность уст твоих вообразить я сумел.

Хоть небесная мне и грозила карга,

Козни злобные предотвратить я сумел.

Знак несчастья на желтом лице Навои

Мыслью в желтый тюльпан обратить я сумел.