Настал день отъезда, и, простившись со старым дворянином, который уже начинал дремать, капитан стал прощаться с той, кого он любил. Но даже и тогда, когда он увидал на глазах ее слезы, вызванные добрым чувством, которое она питала к нему, он все равно не решился открыть ей свою любовь. Сам же он едва не лишился чувств; прощаясь с ней, он заливался слезами и едва не упал к ее ногам, причем казалось, что не только глаза его, но все тело источает слезы. И так вот, не проронив ни слова, он уехал и этим несказанно поразил молодую даму, ибо такого странного проявления горя она никогда не встречала. Однако своего мнения о нем она от этого нисколько не изменила и спокойно напутствовала его молитвами и полными доброты словами. А месяц спустя, вернувшись однажды домой, дама эта застала у себя незнакомца, который передал ей письмо капитана и попросил прочесть его непременно наедине. Посланный рассказал ей, что проводил капитана в далекий путь, что тот уезжал, полный решимости послужить своему королю и христовой вере, и что сам он вернулся в Марсель, чтобы там устроить некоторые дела капитана. Дама отошла к окну и распечатала письмо: два листа бумаги были исписаны с обеих сторон. И вот что там было написано:

Так долго чувства я в душе таил,

Что скрыть их доле не хватает сил,

И если не дадут мне опасенья

Излить их, смерть одна – мое спасенье.

Я так всегда робел перед тобой,

Смущался и молчал. И вот – судьбой

Сюда заброшен. И теперь, в изгнанье

И в тишине, рождается признанье.

И должен я открыться иль сойти

В могилу – нет мне третьего пути:

Мне жизнью не дано распоряжаться.

Слова пришли – они в письмо ложатся

И обещают мне, что, хоть сейчас

Не суждено мне видеть милых глаз,

Которые навек меня пленили

И в жизни все собою заслонили,

Они, слова, найдут их, – все, что тут

Сейчас пишу я, те глаза прочтут.

Услышь меня, пойми: с собою в споре

Сегодня я, и безысходно горе.

А ведь не раз мне думалось сперва,

Нужны ли эти глупые слова,

Которые в разлуке лишь роятся,

А при тебе робеют и боятся;

Не лучше ль, их оставив взаперти.

Себя убрать мне с твоего пути?

Чтоб больше здесь не быть тебе докукой,

Смирюсь я даже с вечною разлукой.

Но мысль свою додумать я хочу:

Вдруг смертью я тебя же огорчу?

И сам уже заранее жалею

Я ту, чья скорбь мне смерти тяжелее.

Не я ль тебе поклялся – коли жив

Останусь я, поход свой завершив, —

Сюда вернуться прежним, верным другом

Твоим и увезти тебя с супругом

Туда, куда давно стремится он,

В места святые, на гору Сион?

Но если буду поглощен могилой,

Расстанешься и ты с мечтою милой,

Тебе краев далеких не видать

И не изведать Божью благодать.

Нет, жить я буду – жди меня спокойно,

К тебе вернусь я, чуть утихнут войны;

Пусть смерть сладка, пусть славен мир иной,

Здесь жить я буду для тебя одной.

А чтобы выжить, я без промедленья

Избавить должен сердце от томленья.

Пускай же страсть, что кровь мне горячит,

Летит к тебе и сердце облегчит,

И пусть его не мучит, не тревожит, —

Оно с тревогой справиться не может.

Слова мои, ответьте мне скорей,

Готовы ль вы стучаться у дверей.

Чтоб громко о любви моей великой

Ей прокричать? Иль тенью вы безликой

Останетесь, бессильные в мольбе?

Скажите ей хотя б о худобе

Моей, о том, что, распаленный светом

Очей ее, я высох, стал скелетом…

Но может жизнь вдохнуть в меня она.

Не ваша, о слова мои, вина,

Что так бедны, и жалки вы, и хилы,

Не передать вам, видно, дивной силы

Ее сияющих спокойных глаз

И голоса, ласкающего нас.

Шепните ж ей, как часто я, влюбленный.

Оторопев, стоял пред ней смущенный

И в умиленье тихом слезы лил;

Как вечерами с нею говорил

О том, о сем, и что ни слово – промах!

Я слов не узнавал давно знакомых.

Не раз хотелось душу мне излить,

А я сбивался и, теряя нить,

О звездах речь вел, впутывал в беседу

Кассиопею или Андромеду.

И вот опять доверился словам…

Но знаю, нет, не доводилось вам

Рассказывать о несказанной муке;

Не родились еще на свете звуки

Под стать тому, чем сердце смущено

Сейчас, – и вы бессильны все равно

Измерить глубь тоски моей великой.

Так малой хоть довольствуйтесь толикой

Скажите: «Чтоб тебе не досаждать,

Готов он был терпеть и долго ждать,

Таясь, и так, в любви неистребимой,

Жить перед Богом и перед любимой».

Любовь моя чиста, – не оттого ль

Все радостнее горе мне и боль?

Она ведь дар, а если счастье длится,

То можно ль им с другими не делиться?

Пускай же всюду с нынешнего дня

Узнают люди правду от меня.

И прав я буду, Бог тому свидетель,

Люблю я ту, чье имя добродетель!

Нет, осуждать им надо бы того,

Кто не увидел счастья своего,

Того, кто слеп, а мне мое открылось;

Оно – любовь, что в сердце воцарилась.

Оно – без мысли тайной, без тщеты,

В нем то, к чему сама стремишься ты.

Оно тебя ничем не опорочит,

Поблажек и наград оно не хочет.

Так честью я твоею дорожу,

Что если сам ее не пощажу,

Себя же истерзаю я упреком –

Тогда уж лучше смерть в краю далеком.

Твои преображаются черты:

Чем праведней, тем совершенней ты.

Мне мило все, что есть в тебе благого.

Так как же я хотеть могу другого?

Иным порой не терпится утех

Искать в безумствах, – верь, я не из тех.

Люблю любовью ровной, неизменной

Я ту, кому нет равной во вселенной,

И в мире перед этой красотой

Не устоит ни ангел, ни святой.

Но если ни любви, ни пониманья

Мне не дождаться, то хотя б вниманья

И уваженья удостой того,

Кто стал слугою чувства одного,

В ком все другие помыслы убиты, —

Надежней не найдешь себе слуги ты.

Но если в этом ты откажешь мне,

То знай, что счастлив буду я вполне,

Любовь свою тая; не докучаю

Тебе ничем я и навек вручаю

Теперь свой жребий твоему суду:

Я на алтарь любви его кладу.

И если жизнь в сраженье сохраню я,

Вернувшись, снова голову склоню я,

А если мне не свидеться с тобой,

Грустить ты будешь над моей судьбой.

Пускай же волн поток неукротимый

Уносит вдаль, все дальше от любимой.

Простор морской давно меня зовет.

А сердце ничего не признает;

Оно не хочет по свету скитаться,

Оно к тебе вернется, чтоб остаться.

Ах, если бы взамен могла ты дать

Частицу своего! Как благодать,

Я б принял дар твой и увез с собою

И с ним бы выходил навстречу бою.

Но только, знаю, не бывать тому.

Ну что же, будь что будет, – все приму.

Моя отныне нерушима воля.

А чтоб ты в том не сомневалась боле,

Посланец мой вручит тебе сейчас

Вот этот драгоценнейший алмаз.

Эмблему твердости и постоянства,

И в море дальнем, бороздя пространства.

Задумавшись над вековечной тьмой,

Я счастлив буду, если камень мой

Сиянием украсит перст прекрасный

И скажет: «В путь он ринулся опасный,

Он испытать решил себя в бою,

Чтобы потом, на родину свою

С победой воротившись из сраженья,

Твое он мог снискать расположенье».

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Гептамерон - Наваррская Маргарита - Страница 28