Фукусима, или История собачьей дружбы - Самарский Михаил Александрович - Страница 27

Так-так-так! Не отвлекаемся. Душегуб крепче взялся за ошейник Фукусимы и встряхнул собаку. Я понял, еще мгновенье, палач поднимет ее и опустит в бочку. Вот уж поистине промедление – смерти подобно! Я изо всех сил рванул цепь и – о чудо! – цепь оторвалась от будки.

Да простят меня заводчики, кинологи и инструкторы всего мира, каюсь, совершил поступок вопреки своей породе и образованию, но у меня не было другого выхода – я впился сзади в ногу преступнику. Тот, ошалев и завопив от боли так, словно я ему эту ногу откусил, разжал руку, и Фуку рванула ко мне. Помощничек ойкнул, побледнел и, рефлекторно отшатнувшись к забору, спрятался за плаху-бочку.

– Сволочь! – заорал старик. – Да я порву тебя, скотина, на части.

Гремя цепью по тротуарной плитке, мы отбежали с Фуку на безопасное расстояние и остановились.

– Не отходи от меня ни на сантиметр, – сказал я Фуку. – Все время будь рядом. Ясно?

– Ав! – ответила Фуку.

– Послушай, придурок, – вопил хозяин дома, – куда ты бежишь? Ну куда ты убежишь со двора? Ты чего взбеленился?

– Ав! – сказал я спокойно.

– Погавкай мне, погавкай, – потирая ногу, пригрозил старик, – сейчас я тебя успокою, сволочь.

Нет, вы слышали? Я же еще и сволочь? Это я, что ли, топить тебя собирался? Украл двух собак, посадил на цепь, кормит помоями, да еще убийство задумал, и он мне мораль читает! Старик вошел в дом и через минуту вернулся с… ружьем.

М-да! Неожиданный поворот. Совершенно неожиданный. Человек вскинул цевье [5] . Прежде чем он нажал на спусковой крючок, я рванул за угол дома, увлекая за собой Фукусиму. В этот момент раздался выстрел, и рядом с нами прошелестело, видимо, несколько дробинок. Мы услышали приближающиеся шаги старика и рванули за дом, где находились дровяник, какая-то полуразвалившаяся хибара – то ли сарай, то ли баня, запчасти от автомобиля и другой всякий хлам. Не успели мы спрятаться за дровяником, как снова грянул выстрел, и теперь уже над нашими головами пролетело что-то свистящее. С одной стороны, тут разыгрался целый боевик, летят пули, вопли, крики, пахнет порохом, а с другой – Фуку даже в этой обстановке сумела поднять мне настроение. Пока наш охотник за собаками побежал в дом за патронами, моя боевая подруга говорит:

– Жаль, Трис, что мы не умеем говорить, я бы ему сейчас из нашего окопчика крикнула: «Дедушко! Знак «Ворошиловского стрелка» тебе не светит, купи рогатку и развлекайся!»

– Да ну тебя, Фуку, – я лизнул ей нос, – нашла когда шутить. Кстати, под рогатки я тоже однажды попал. Пацаны обстреляли…

Мы услышали, как наш стрелец снова прибежал на поле боя.

– Собаки! Вы где? Выходите.

Фуку фыркнула и сказала:

– Старик точно какой-то невменяемый! Не удивлюсь, если сейчас начнет кричать: «Сдавайтесь! Вы окружены!» Фильмов, что ли, американских насмотрелся? Вот умора!

Я выглянул из-за дровяника, старик с ружьем наперевес медленно приближался к нам. Мы с Фуку потихоньку перешли ближе к сараю и расположились так, чтобы была возможность нырнуть либо за сарай, либо спрятаться за дровяник с другой стороны.

Но тут случилось самое страшное. Старик еще раз выстрелил по дровам, скорее для острастки, и забежал за дровяник с правого фланга. Мы рванули за сарай, но конец моей цепи зацепился за металлическую трубу. Я рванул что было мочи, но это уже был не гвоздик на будке. Это был металлический крюк толщиной с человеческий палец, приваренный к трубе. Оруженосец подошел ко мне вплотную и наставил на меня ружье. В этот момент Фуку вышла из укрытия, подошла и прижалась ко мне.

– Ты посмотри на них, – возмутился старик, – герои, что ли? Ну, смотрите, собачьё, подохнете, значит, вместе.

Я почувствовал прикосновение металла к голове и отвратительный запах горелого пороха.

– Не хотел по-хорошему, псина, так подыхай…

Я зажмурил глаза и приготовился принять свою смерть…

– Макарыч, здоров! – услышал я над своей головой и почувствовал, как ствол ружья дрогнул в руках старика и отошел от меня куда-то в сторону.

Открыв глаза, я увидел над забором голову в полицейской фуражке.

– Здоров, командир! – понуро ответил наш несостоявшийся палач.

– Ты чего тут за стрельбы устроил? – спросил полицейский.

– Да вот собака что-то взбесилась, – нагло соврал Макарыч. – Хочу пристрелить.

– А что за собака? Ой, да еще и две. Откуда они у тебя? – продолжал расспрашивать правоохранитель. – А как насчет закона? Все ли нормально?

Вот полицейских частенько ругают за медлительность и нерасторопность, но, согласитесь, в этот раз лейтенант прибыл на место происшествия очень даже вовремя.

– Командир, ну что за вопросы? – раздраженно ответил старик. – Какая тебе разница? Я что, в поселке стреляю? Я в своем дворе. Ты участковый или опер?

– Погоди-погоди, Макарыч, я на твою свободу и неприкосновенность жилища не покушаюсь, но не все в своем дворе можно. Открой мне калитку, зайду, пообщаемся.

Голова полицейского исчезла, а наш стрелок, опустив голову, направился к калитке. Дойдя до угла дома, он обернулся и зло произнес:

– Поживите немного, собаки! Я скоро вернусь.

Однако вернулись они вместе с лейтенантом – гость-помощник, по-моему, улизнул от греха подальше. Офицер внимательно нас осмотрел и с ехидцей произнес:

– Что-то не похожи они на бешеных собак.

– На, смотри, – старик задрал штанину и показал синяк, – видишь зубы? Это вот эта скотина, – он указал на меня пальцем, – меня грызанула.

– Макарыч, скажи честно, у кого ты собак увел? – пропустив мимо ушей жалобу кровопийцы, спросил участковый. – Ведь у тебя не было никогда ни овчарок, ни лабрадоров. Признавайся.

– Ну, ты, лейтенант, хоть терминологию смени, – возмутился старик, – что значит «увел»? Ты еще скажи «украл»…

– Ты знаешь, Макарыч, а я как раз к этому и клоню. И знаешь, почему?

– Почему? – вздернул брови старик.

– Прессу почитываешь? На, смотри! – лейтенант вынул из кармана газету, развернул ее и протянул Макарычу. – Сегодняшний номер. Узнаешь?

А вот тут, друзья, внимание! Господи! Сколько раз я уже бывал на краю гибели. В этот раз уже и не надеялся спастись. Но вот она – удача! А ведь не цапни я этого подлого старикашку за ногу, наша Фуку уже превратилась бы в Муму, а я сидел бы возле будки до конца жизни. Друзья мои, никогда не сдавайтесь! Боритесь за себя и своих близких до конца, как говорится, до последнего дыхания, до последней капли крови.

В газете были опубликованы наши с Фуку фотки и телефон нашей дорогой, родной, любимой Любаши. Любушка-Любаша, да хоть мойдодыром меня назови, я тебя до конца жизни не забуду.

А Фуку после этого случая стала слабеть. А может, просто совпадение. Но что-то изменилось в моей подруге. Она стала больше спать, гуляла меньше, похудела.

«Что же ты, моя милая подруга, рано-рано тебе сдаваться! Поправляйся, дорогая…»

Глава 17

Какое это счастье – вернуться в родной дом, лечь у ног родного человека, зная, что ты в полной безопасности, и беззаботно уснуть.

Проснулся я от какого-то непонятного шума. К Петровичу приехал гость из далекой Швеции. Я так и не понял, где они с ним познакомились, но, думаю, для нас это не главное. А вот рассказ чужеземца вам перескажу. Если бы мы с Фуку могли хохотать по-человечески, то точно катались бы с ней по полу. Отбросим всякие там церемониальные подробности. Лучше послушаем повествование шведа:

– Да-да, Петровиш, я побывать на Камшатка, ловить рыба с русский рыбаки.

– Понравилось хоть, Андерс? – улыбаясь, спросил Владимир Петрович. – Хорошо приняли?

– Есть разный мнений, – серьезно отвечает гость.

– В смысле? – удивился Владимир Петрович. – Не все хорошо? Обидели, что ли?

– Нет-нет! – замахал руками швед. – Просто я, кажется, теперь понимать, что такой загадошный русский душа. Моя бабушка много говорить об этом, но я не знал, что это такое – русский загадошный душа.