Антимафия - Наумов Евгений - Страница 10

Боевики были срочно отозваны для отчета о первом контакте с Потребителем.

А через день в городской газете появилась заметка «Перестрелка в переулке». Начиналась она сардонически: «Наконец-то цивилизация пришла и в наш город…» Автор язвительно и устрашающе расписывал разгул мафии, укорял милицию за бездействие и душераздирающе вопрошал в конце: «Доколе?» В заметке была выдвинута версия: «Ходят слухи, что этот инцидент явился следствием сведения счетов преступных группировок, одну из которых возглавляет небезызвестный, но загадочный рецкдивист по кличке „Потребитель“.

– Насчет рецидивиста он ошибся, – сказал начальник угрозыска райотдела капитан Мешков, постукивая авторучкой по газете, которую уже успел залить кофе. – Будь это рецидивист, мы бы его давно вычислили. Ребята работают на износ.

Его простецкое, гладко выбритое лицо, как и широкая лысина, порозовело и поблескивало капельками пота. «Износ» на нем не отражался – Мешков соблюдал жесткий режим. Сидевший перед ним капитан Непыйпиво, худой, желчный обэхаэсовец, вопреки своей фамилии пиво любивший, не отрывал тоскливого взгляда от закусочной напротив, откуда выходили то и дело личности с авоськами, набитыми бутылками «Жигулевского». Он вздохнул.

– Да, торгаши явно напуганы, – кивнул головой. – И не только торгаши. Все шобло зашевелилось. Этот Потребитель насыпал им перцу под хвост. Майор Цыбуля роет копытом землю.

В отделе часто повторяли эту присказку о начальнике ОБХСС, который давно и безнадежно был повязан «шоблом» по рукам и ногам. Всэ знали, но поделать ничего не могли – «волосатая рука» s верхах! Он постоянно занимался разной ерундой для создания видимости кипучей деятельности: «внезапными» рейдами, проверками, инспекциями, о которых «шобло» предупреждалось аж за месяц и встречало его чуть ли не цветами и караваями. В таких случаях говорили: «Майор Цыбуля роет копытом землю», хотя эти широкомасшабные акции не стоили выеденного яйца. Но теперь манеру и впрямь приходилось рыть землю копытом – слухи о Потребителе ему сильно досаждали.

Они закурили.

– Это явно новичок, дилетант, – продолжал Мешков. – Но дилетант, работающий почти на профессиональном уровне. Видать, парень башковитый, грамотный. А такого новичка поймать труд нее всего. Никаких пальчиков, следов в картотеке, старых делах, воспоминаниях старожилов. Почерк? Почерк непредсказуемый. В каждом деле он находит новое решение, учитывая напряженную обстановку. Вон ведь как Ряху придавил. А концы? Даже концов не сошлось – кто-то в суматохе листки со стен посрывал. Думаю, он и сорвал.

– Что Ряху придавил, нет сомнений. Сначала тот пеной исходил: поймать мерзавца! А теперь молчит, в землю зарылся. Убытки списал до мизера. И другие придавленные не жалуются.

– Ну давай, выкладывай, – Мешков откинулся на спинку стула. – Что там твои сексоты доносят?

– А твои?

– Мои в те круги не вхожи. Они по малинам да подворотням.

Они подружились здесь, в райотделе, куда пришли по комсомольскому набору с чистыми помыслами и горячими сердцами. Но увидев продажность, преступность, угодничество, царившие среди стражей правопорядка, поклялись друг другу сохранить чистые руки. Тогда это было очень трудно, почти невозможно, и каждый не однажды балансировал на грани не только увольнения, но и ареста.

Непыйпиво прославился в городе тем, что в знак протеста отказался голосовать на выборах – и это в те времена, когда выборы объявлялись «всенародным праздником». Как он тогда уцелел, одному Богу ведомо. Но попал в «черные списки» и до сих пор оттуда не вылезал, хотя теперь дышать стало полегче, а угодники поджали хвосты.

– Знаю одно: Потребитель давит их не даром. Берет… но сколько и с кого, покрыто мраком. Так, просачиваются слухи. Они ведь и друг с другом не очень разговорчивы насчет достатков. Так же, как и убытков. Но если я захожу утром в занюханную «Галушечную» и вижу вместо холодной бурды и пожухлых салатов горячий кофе, свежие булочки, непрореженную сметану и разные бутерброды, а на заднем плане бледную морду заведующего, то знаю точно: Потребитель провел с ним воспитательную беседу и закрепил ее парой тысчонок.

Он повернулся к Мешкову и уставился на него широко расставленными проницательными глазами.

– А может, так и надо, Ваня? А? Может, он правильно действует? Смотри, какой порядок навел в городе! Приезжие ахают, удивляются. Да Цыбуля тысячу лет будет рыть копытом землю, а такого не добьется. Что Цыбуля! А эти вот новоявленные глашатаи народа, которые на митингах рвут глотки – какая польза от их разоблачений? Да они этому парню в подметки не годятся. Вот его надо выбрать народным депутатом! Первый отдам голос!

– Погоди, погоди, Серега. Эк тебя занесло…

– Осточертело биться в их липкой паутине! – стучал себя в грудь Серега. – Только начнешь кого-то разматывать, потянешь ниточку, а тут звонок, указание, беседа: отставить! Нишкни! Иногда самому хочется давить их, как тот Потребитель.

– Но ведь он деньги берет!

– Какие деньги? Наворованные, награбленные. Действует по ленинскому принципу: грабь награбленное. Обычная большевистская практика, партийная работа. По учебнику изучали. Камо, Сталин с чего начинали? То-то. Крыть нечем.

Мешков поставил локти на стол, взъерошил редкие волосы.

– Ты хорошо знаешь, Серега, как квалифицируется эта практика по закону. Практика опасного преступника. Сегодня он грабит торгашей, а завтра войдет во вкус и… Мы-то знаем, как деньга развращает, как затягивает. Вот и ту же ленинскую партию взять. Грабила – а потом стала убивать, насильничать, душить целые народы.

– Ну, до этого Потребителю далеко, – махнул рукой Непыйпиво. – И вообще, что за дело ты ведешь против него?

– Дело об организации погромов в универмаге и управлении райпотребсоюза и причиненном ущербе, – Мешков раскрыл тоненькую папку. – Вот. Только свидетельские показания. Ряха пока тянет, отбрехивается тем, что ущерб еще не подсчитан. Пострадавшие отказываются, даже мясник, пролежавший в больнице неделю, изменил показания. Говорит, убегал и упал с лестницы. Да, не доверяют люди – и справедливо. И жулики тоже на доверяют. Ребята все точки обошли, дали заведующим, продавцам мой телефон… «горячий телефон» В случае чего звоните. Молчит «горячий телефон», хоть каждый вечер дежурю допоздна.

– А перестрелка? – напомнил Непыйпиво. – Как думаешь, кто там шебаршил?

– Еще не разобрался. Но известно, что в городе появились люди Фармацевта. Видели их… приметные. Весь вопрос в том, появился ли он сам.

– Фармацевт! – стукнул кулаком по столу Сергей. – Вот кого бы повязать! На нем много дел висит. Всесоюзный розыск регулярно карточки выпускает, а что толку? Кто на эти «доски почета» смотрит? Даже наши… Говорят, он около одной такой «доски» сфотографировался рядом со своим портретом, теперь карточки всем дарит вместо визиток.

– М-да… И по моей линии на нем много дел. Слыхал я, что держит резиденцию в столице. Под могучим крылом, не достанешь,

– Но сюда приезжает оброк взимать. Это я точно знаю. Тут и накрыть мерзавца!

– Он не в отелях останавливается. И не на малинах. Принимают эту сволочь такие воротилы, к которым без санкции не сунешься. А кто санкцию даст по косвенным, по донесениям сексотов? Наш студень Моисеев? Пока он меня соплями проволокет по всем согласовательным инстанциям, Фармацевт тут свадьбу сыграет, внуками обзаведется и благополучно помрет. И все-таки чую, мы встретимся. Чутье меня не подводило. И с Потребителем тоже. Такой наметился расклад сил.

– Слушай, – Сергей наклонился вперед. – Верю, что парня достанешь, хватка крепкая. Коль взялся, не отступишь. В школе милиции мы все зарядку утром делали. А теперь и не вспоминаем. Один ты ежедневно по часу гантели мучаешь – не утром, так вечером. Вон они у тебя в углу блестят, отполированные. Достанешь, да… А потом? Шобло не простит. Ведь его в зоне замордуют. Опустят, на иглу посадят, а то и яйца отрежут. Фармацевт только цыкнет… Ну, ты знаешь. Этого хочешь, Иван?