Долгий путь в лабиринте - Насибов Александр Ашотович - Страница 25

Бандит сглотнул ком, переступил в нерешительности с ноги на ногу.

— Травить их надо, крысюков, — пробормотал он, нащупывая стремян — ку. — Бурой травить или еще чем. А то вовсе выживут из хаты…

Он не договорил. Хозяйка вдруг прижалась к нему.

— Вон они, гляди, сразу две… Вон же, мимо тебя прошмыгнули!..

Нервы у «хорька» не выдержали. Сунув лампу хозяйке, он стал ка — рабкаться к люку.

Наверху кроме писаря его ждал Константин Лелека. В дверях хаты стояли солдаты.

— Обшарил погреб, — сказал бандит, стараясь говорить ровно, не частить. — Все как есть посмотрел. Крысюков полно, это да. Так и шны — ряют, проклятые, так и шныряют…

В третьем часу ночи Микола Ящук запряг свою каурую, выехал со двора. Ночь была темная — тяжелые тучи напрочь закрыли луну, сеял мел — кий бесшумный дождик.

У церкви подвода была остановлена четырьмя вооруженными всадника — ми. То был патруль из группы полковника Черного.

Первым делом обыскали возницу, затем сбросили на землю весь груз — четыре больших мешка. В них оказалась пшеница. После того как зерно было прощупано штыками, старику учинили строгий допрос. Он показал, что едет в город на рынок и что пшеница принадлежит местному попу. Один из патрульных побывал у священника. Тот все подтвердил и, кроме того, напомнил, что у Ящука красные отняли хорошего жеребца, а взамен всучили кобылу.

— Диковину такую где раздобыл? — спросил биндюжника один из всад — ников, когда мешки были вновь завязаны и погружены на подводу.

Речь шла о зеленой австрийской шляпе. Биндюжник снял ее, любовно поправил перо, вновь водрузил шляпу на голову.

— На привозе выменял, — сказал он, берясь за вожжи. — Добрая ка — пелюха.

На околице села оказался второй патруль. Бородача остановили и снова перетрясли весь груз.

А через час, уже далеко в степи, на пути подвода возник мужчина.

Ящук ждал этой встречи, остановил лошадь.

Они обменялись несколькими словами.

Появилась женщина. В руках у нее был тяжелый портфель. Бородач развязал один из мешков. Портфель исчез в зерне. Подвода свернула со шляха и потащилась по целине.

К рассвету добрались до каменистой балки. Где-то в нагромождении утесов Микола Ящук заставил лошадь спуститься по крутому откосу. Здесь козырьком нависала серая ноздреватая скала. Это было надежное убежище — обнаружить телегу и людей мог лишь тот, кто приблизился бы к ним на десяток шагов.

Под скалой провели день, отоспались.

И еще одна ночь в степи. Самая длинная ночь: когда знаешь, что близок конец пути, каждая верста тянется бесконечно.

Стали гаснуть звезды, и примолк оркестр цикад, а подвода все ползла и ползла в клубах поднимавшегося с земли серого теплого тумана.

Но вот Ящук остановил лошадь. Некоторое время прислушивался, приставив ладонь к уху.

— Ага! — удовлетворенно сказал он.

Еще через минуту донесся приглушенный расстоянием крик паровоза.

Утром они были на станции. Ехали не таясь — на водокачке весело полоскался красный флаг.

В этот день на долю Саши выпало еще одно испытание.

Они уже распрощались со своим спасителем, кое-как втиснулись в древний щелястый вагон, набитый беженцами, мешочниками, шпаной, как вдруг Саша сжала руку Андрею. Глаза ее были устремлены в противополож — ный угол вагона. Шагин посмотрел туда. Увидел пожилого мужчину в ко — телке и легком пальто и рядом с ним миловидную женщину, много моложе своего спутника. Они сидели на больших желтых чемоданах и жадно ели, доставая пищу из газетного свертка, который на коленях держал мужчина.

Шагин сразу узнал Сашиного отца. Спутницей же, вероятно, была та, из-за которой он покинул семью. В свое время история эта наделала мно — го шума в городе.

…Саша молча проталкивалась подальше от этих двоих. Шагин шел следом, прижимая к боку портфель с драгоценностями, который предосто — рожности ради завернул в свой пиджак.

Свободное место отыскалось в коридоре, возле уборной — дверь в нее была крест-накрест заколочена досками.

Шагин сел на полу, Саша устроилась рядом. Он закрыл глаза — и в сознании отчетливо возникла высокая стройная женщина. На ней черное, ловко сшитое платье, простенькая шляпа с вуалеткой в тон платья. С то — го дня, как из семьи ушел муж, она надевала только темное. Но все рав — но — уверенная походка, твердый взгляд…

Гриша Ревзин рассказывал: по утрам Саша всегда провожала мать, работавшую в госпитале фельдшерицей — госпиталь и женская гимназия бы — ли по соседству.

Однажды женщина вернулась домой в слезах. Саша пробовала узнать причину, но мать отмалчивалась.

На следующий день Саша пришла к госпиталю, когда там заканчива — лась работа, стала в сторонке.

Вскоре из больничных ворот появилась мать, торопливо пошла по улице. Тотчас из-за угла возникли двое, загородили ей дорогу. Один был Сашин отец, другой — известный всему городу пьяница и скандалист. Воз — ник спор, ссора. Саша не слышала, о чем шла речь. Позже узнала: отец требовал развода и раздела имущества… Вот отец что-то сказал спутни — ку. Тот сунул в рот пальцы, пронзительно свистнул. Это был сигнал. Как из-под земли выросли несколько оборванцев, окружили женщину, обрушили на нее поток ругани.

У тротуара мальчишки играли в ножики. Саша рванулась к ним, вы — дернула из земли ржавый нож, подскочила к отцу. Она ударила бы, но мать перехватила ее руку с ножом.

…Шагин осторожно выпрямился, посмотрел туда, где сидели вла — дельцы желтых чемоданов. Те уже справились с едой. Мужчина хлопотливо запаковывал сверток с остатками пищи.

Он потер лоб, вздохнул. Очень хотелось курить, а табаку не было. Ну да ничего, можно и потерпеть. Самое трудное осталось позади. Через два дня они будут на месте. Это уж точно, что будут.

Теплый солнечный день в Киеве. Только что прибыл эшелон с юга, выплеснул на привокзальную площадь тысячную толпу. На приехавших наб — росились перекупщики. Начался торг. Так продолжалось с полчаса. Потом площадь опустела, ветер погнал по ней утиный пух, скомканную бумагу, остатки камышовых корзин…

Тогда появились Саша и Шагин. Правой рукой Андрей прижимал к боку портфель, все так же запеленатый в пиджак, левой поддерживал Сашу.