Атолл «Морская звезда» - Насибов Александр Ашотович - Страница 18

Лавров сидел, уставясь в стол, и молчал.

— Потерял веру в человека, — наконец проговорил он.

— В нее? — посетительница показала на портрет девушки. — А в страну? Наверное, в страну тоже?

— Зачем же обобщать? Это не так мало — потерять веру в того, кого считал главным человеком в своей жизни. Нет, не о стране речь. Э, да что вспоминать — решил, и все тут!

Взяв портфель, сборщица налогов направилась к выходу. У двери остановилась:

— Да, жизнь!.. Это подумать только, как вы все превозмогли! Я рада, что такому хорошему человеку посчастливилось в моей стране. Прощайте, профессор! — она взялась за ручку двери. — Смотрели сегодняшние газеты? Нет еще? Так вы ничего не знаете? Все газеты трубят: двое русских попросили у нас политического убежища, двое ученых — муж и жена. Они только вчера прибыли. А сегодня газеты напечатали их заявление. И что только творится в этой России!.. До свидания, мистер Лавров. Мне было приятно познакомиться с вами.

Проводив посетительницу, Лавров побрел к лестнице, ведущей наверх, в спальню, но был остановлен настойчивыми звонками в дверь. Два коротких звонка чередовались с длинным. Так всегда сигналил сосед и давний приятель Лаврова.

Сосед был маленьким суетливым человеком. Явился без пиджака, в домашних туфлях, широко улыбнулся Лаврову:

— Привет, ученый, как протекает жизнь? Все пишешь и пишешь?

— У тебя есть телефон, Мартин! — строго сказал Лавров. — Надо предупреждать, когда собираешься нагрянуть. А вдруг у меня… дама?

— Дама — и ты?! — воскликнул сосед. — Будь у меня время, смеялся бы до утра. Дама, да еще молоденькая!.. Нет, ты спятил, ученый. Для человека твоих лет дамы — самые страшные враги. Дамы и автомобили. Никаких дам! И — больше ходить пешком. Больше ходить! Заведи себе кобеля. Его надо выгуливать, чтобы у каждой тумбы он поднял ногу. А тумб много, старина, и ему требуется обежать все до единой. И так — трижды за день. Да еще разок ночью, если тебе попался удачный кобель… Посчитай, сколько миль будет за одни только сутки?! А за неделю? За месяц?

Лавров молча слушал. Он слишком хорошо знал Мартина, чтобы поверить его беззаботной болтовне.

— Сам-то завел собаку? — улыбаясь, спросил он.

— Не завел, — Мартин вдруг сник, опустил голову. — Нет у меня кобеля и, что еще хуже, нету денег.

— Так я и знал. Выпивка или бега?

— То и другое… Требуется пятьдесят монет до пенсии.

Лавров вытащил бумажник:

— Бери и будь проклят, несносный ты человек!

— Я верну! — Сосед затолкал купюры в карман, показал на чучело гориллы: — Сделай, чтобы он лязгнул зубами!

Лавров обнял Мартина.

— Недостает сил взять себя в руки? — тихо сказал он. — Ведь не старый же человек. И голова у тебя золотая. Я готов все сделать для тебя, только перестань пить и займись поисками работы…

Через минуту после ухода Мартина зазвонил телефон. Консьержка сообщала, что к профессору направилась еще одна посетительница. Она уже в лифте — та самая богатая леди, что приезжала на прошлое рождество.

Лавров улыбнулся. Этому визиту он был рад. Распорядившись, чтобы консьержка купила утренние газеты, положил трубку, критически оглядел свое жилище, снял со спинки стула пиджак и отнес в холл.

— Милый! — вошедшая женщина сбросила короткую пушистую шубку, обняла и поцеловала Лаврова. — Я уже думала, что не дождусь этой минуты.

— Хорошо, что ты приехала, Джоан. Один мой соотечественник написал: “Человек создан для счастья, как птица для полета”. Какое заблуждение! Удел человека — страдания… Но прочь грустные мысли! Как тебе удалось вырваться? И где супруг?

— В эти минуты его самолет подлетает к Парижу… Мы перелетели океан, и он высадил меня. А сам — в Париж, хочет купить там какую-то газету. Оттуда отправится в Ирак.

— В Ирак… Ах да, ты говорила — у него там нефтяные поля…

— Нефтяные поля и любовница — дочь управляющего промыслами. Он прожигает жизнь. Так почему бы и мне не делать то же самое? Ой!.. — Джоан увидела чучело гориллы. — Это Денис?

— Да.

— Бедняга. — Она подошла к чучелу: — Как все произошло?

— Ночью. Ночь, ливень, порыв ветра качнул дерево, ветка разбила окно. В вольер хлынула ледяная вода. Он простудился и умер. Не будь этой трагической случайности, прожил бы бог знает сколько!..

— Он и так вдвое превысил среднюю продолжительность жизни горилл.

— Прожил бы еще столько же, — упрямо повторил Лавров. — Дениса анатомировали, тщательно исследовали. Данные говорят о том, что я был на верном пути… Но теперь все пошло прахом. Бьюсь над заменой, но пока ничего подходящего. К тому же мои возможности ограниченны…

— Погоди-ка! Я кое-что привезла. — Джоан стала рыться в сумочке и протянула Лаврову документы, украшенные гербовыми печатями. — Дом, озеро, почти пятьдесят акров леса, — перечисляла она. — В доме полторы дюжины комнат. Неподалеку расположены службы, вольеры…

— Какие вольеры?

— Не перебивай! — Джоан ладонью прикрыла Лаврову рот. — Сейчас для нас с тобой — торжественный момент. Ты держишь в руках купчую. И учти, это Флорида. Следовательно, интенсивная солнечная радиация, высокая средняя годовая температура. В вольерах много обезьян, есть две гориллы — самец и самка.

— Ты купила все это для меня?

Гибсон кивнула. Глаза ее сияли.

— Да не могу я принять такой презент.

— Но почему? Дом и земля стоили совсем недорого. И потом, это мои личные деньги. Он не имеет к ним отношения.

— Я тоже не имею к ним отношения. Твои деньги — это твои деньги.

— Боже праведный, он сошел с ума!.. Хорошо, несносный ты человек, я даю тебе их взаймы. Вернешь долг. Можешь даже с процентами.

Лавров не ответил.

Многое связывало его с Джоан Гибсон. Оказавшись после войны в этой стране, он ценой огромных усилий завершил университетское образование. Вскоре было сделано и первое важное открытие. Оно утвердило его имя в науке, но не принесло материальных выгод — по контракту, составленному ловкими юристами, все деньги достались фирме, в которой служил Лавров. В этот же период он тяжко заболел, оказался в больнице некоего благотворительного общества и умер бы там, не приди на помощь Джоан Гибсон. Она не жалела денег на то, чтобы лечение проводили хорошие врачи, добывала редкие лекарства и препараты… Что привело ее в ту больничную палату, где он метался в горячечном бреду? Лавров сто раз задавал себе этот вопрос. Ответа не было. Джоан, когда в разговорах с ней он возвращался к этой теме, отделывалась шуточками… Итак, она выходила Лаврова. А потом сделалась его любовницей. Теперь время от времени прилетает из-за океана, где ее дом. Уговаривает Лаврова переехать в Соединенные Штаты: только там может по-настоящему развернуться перспективный ученый. Он неизменно отказывает. Вот и теперь Джоан вернулась к теме об Америке. И Лавров снова отверг предложение о переезде.

Джоан продолжала сердиться. На Лаврова сыпались упреки. Вдруг она подбежала к портрету девушки с явным намерением сорвать его со стены.

— Не трогай! — нервно крикнул Лавров.

— Вот как! Сам же обещал снять портрет… Боже, да ты до сих пор любишь эту особу!.. Что ж, я напомню ее последнее письмо.

— Шарила в моих бумагах?

— Сам же просил, чтобы я разложила их по новым папкам. А письмо лежало на виду. И какое письмо! Я запомнила каждую его букву. — Джоан закрыла глаза и выставила вперед руку, как бы готовясь к декламации: — “Рада, что ты жив, Алексей. Но я вышла замуж. Мы живем хорошо, у нас будет ребенок…” Какой это год?

— Сорок третий.

— Голодная, истекающая кровью Россия. И — “мы живем хорошо”. Еще бы! Муженек — хозяин крупного магазина!.. Тогда-то тебя и ранило? — Джоан поперхнулась от возникшей догадки: — Стой! Ты, наверное, сам искал смерти? Подумать только — из-за кого!.. Воин истекает кровью на поле битвы, а она и этот торгаш делают своего первого ребенка!.. Молчишь, Алекс? Ведь и в плен попал тогда же? Что ж, навсегда порвав с ней, ты поступил как настоящий мужчина. Но прошло время — и стал жалеть?