Жизнь Чезаре Борджиа (др. изд.) - Sabatini Rafael - Страница 54

Такова была обстановка, когда Паоло Орсини, исполненный радужных надежд, возвратился с договором, чтобы собрать подписи всех участников. Это оказалось не так-то легко, поскольку успехи последних дней сделали капитанов гораздо менее покладистыми. Особенное раздражение вызвал у них пункт о сдаче Урбино. Вителли призывал своих друзей вспомнить о чести и не допускать вторичного низвержения Гуидобальдо да Монтефельтро, которому они сами помогли вернуться на трон. Кроме того, новый договор не содержал угроз Флоренции и уже поэтому лишался всякой привлекательности в глазах Вителлоццо.

Но Пандольфо Петруччи и все Орсини твердо стояли за соглашение с герцогом, так что любые возражения Вителлоццо были гласом вопиющего в пустыне. А второго ноября в Имоле появился старший сын болонского правителя, Антонио Галеаццо Бентивольо. Посреднические хлопоты герцога Эрколе д'Эсте увенчались полным успехом — Антонио прибыл как полномочный посол своего отца с предложением уладить споры между Болоньей и святым престолом. На другой день знаменосец церкви — Чезаре Борджа — скрепил подписью соответствующий документ, которым предусматривалось двухгодичное перемирие. Высокие договаривающиеся стороны знали друг друга достаточно хорошо, чтобы не брать на себя слишком обременительных обязательств.

Известие о сепаратном мире с Бентивольо подействовало на мятежников отрезвляющим образом, поскольку Болонья считалась самым могущественным, хотя и самым осторожным, противником Борджа. По истечении трех недель Паоло Орсини вручил герцогу подписанный договор. Он очень гордился своей ловкостью — удалось сломить даже сопротивление Вителлоццо Вителли. Кондотьер смирил гордыню и предоставил Гуидобальдо да Монтефельтро его собственной судьбе.

Двадцать девятого ноября войска Паоло двинулись на Урбино, получив приказ оккупировать княжество от имени герцога Романьи и Валентино. Инструкции, имевшиеся у командиров частей, предписывали им применять силу только в случае крайней необходимости.

Урбинцы вновь доказали верность герцогу да Монтефельтро, явив редчайший для средневековой Италии пример бескорыстия и сплоченности. Они рвались в бой, а женщины с радостью жертвовали свои драгоценности, чтобы дать старому государю средства для оплаты пушек и наемных солдат. Но благородный Гуидобальдо не считал возможным подвергать страну ужасам войны только ради сохранения личной власти. Он решил снова удалиться в изгнание, заявив, что покрыл бы себя вечным позором, добровольно сделавшись причиной кровопролития.

В начале декабря армия Орсини остановилась в нескольких милях от урбинских стен, и Паоло отправил его светлости почтительное приглашение прибыть в лагерь для обсуждения условий капитуляции. Герцог прислал свои извинения и вежливый отказ, объясняя, что не может покинуть дворец из-за приступа подагры. В результате Паоло так и не удалось разыграть роль великодушного победителя. Ему пришлось ехать в Урбино, и слово «предатель» было самым мягким из тех эпитетов, которыми встречали его толпившиеся на улицах горожане. Даже многочисленная, вооруженная до зубов охрана не спасала в тот день главу рода Орсини от чувства гнетущей неуверенности.

Но Гуидобальдо не замышлял никаких козней. Он подписал отречение и выполнил все формальности, положенные при сдаче города. Затем, обратившись к друзьям и приближенным, он призвал их сохранять веру в Божье милосердие, оберегать народ и слушаться Валентино. Закончив свою короткую речь, Гуидобальдо занял место в крытых носилках, и слуги понесли его к побережью. Теперь бразды правления перешли к Паоло, сделавшемуся отныне наместником Борджа.

Восстановление власти Чезаре над Урбино, его союз с Орсини и перемирие с Бентивольо — все это заставило призадуматься даже флорентийскую Синьорию. Сказалось и давление короля Людовика, который настойчиво подталкивал Флоренцию к активному сотрудничеству с папой и герцогом Валентино. И хотя крах Борджа по-прежнему оставался заветной мечтой флорентийцев, Республике хотелось избежать упреков в двуличии и злостном упрямстве. Поэтому Синьория сообщила герцогу о своей готовности заключить договор, но лишь в том случае, если его светлость согласится выдать для суда бешеного Вителлоццо Вителли, а также передаст Пизу под власть Флоренции. Невыполнимость этих условий бросалась в глаза — Вителли все еще вел открытую войну против герцога, и вопрос о его выдаче был, мягко говоря, преждевременным. Что же касалось Пизы, то у Валентино не имелось ни малейшего желания начинать поход против дружественного города.

Герцог не стал отвергать требования, выдвинутые Флоренцией, но предложил Синьории восстановить его в звании командующего вооруженными силами Республики. В ответ на это Макиавелли заявил: «Ваша светлость — не наемный кондотьер, а один из самых могущественных государей Италии, и только в таком качестве рассматривает Вас мое правительство и весь христианский мир. Мы надеемся заключить с Вами союз, но никогда не позволили бы себе оскорбить Вашу светлость приглашением поступить к нам на службу, понимая, сколь несовместимо подобное предложение с достоинством Вашего сана. Мы не пытаемся сделать предметом купли или продажи добрые отношения с Вашей светлостью, а думаем о равноправном договоре двух государств. Но, как известно, любой договор действителен и выполняется лишь постольку, поскольку обеспечен военной силой каждой из высоких сторон. Именно поэтому Синьория никак не может поручить командование большей частью своих войск ни герцогу Романьи и Валентино, ни другому суверенному властителю. Такой поступок означал бы прямую угрозу для безопасности Республики в будущем».

Блестящая казуистика секретаря делала честь его уму, но не могла скрыть очевидного нежелания Синьории предпринимать какие-либо реальные шаги навстречу предложениям Валентино. Герцог не удивился. Он знал истинную цену доброжелательности Синьории и коротко ответил послу, что не желает более слышать заверений в дружбе, не подкрепленных делом.

Десятого декабря Чезаре поднял армию и двинулся на завоевание Сенигаллии. Этот город находился под покровительством кардинала Джулиано делла Ровере, который не жалел усилий, чтобы защитить наследственные права своего племянника, префекта Сенигаллии. Но и папа, и король остались глухи к страстным речам кардинала. Городом, от имени малолетнего сына, управляла его овдовевшая мать Джованна, урожденная да Монтефельтро. Она приходилась родной сестрой изгнанному герцогу Урбинскому и должна была разделить его судьбу.

Как и в прошлом году, Чезаре решил встретить Рождество в Чезене. Но здесь армию ждал неприятный сюрприз — окрестное население было на грани голода, война и неурожай опустошили закрома. К тому же таинственно исчезли тридцать тысяч мешков зерна, закупленного герцогом у венецианских купцов как раз на случай нехватки продовольствия. Теперь приближенные советовали ему реквизировать часть урбинских запасов, но он отверг такой вариант и приказал скупить оставшиеся в окрестных деревнях бобы и чечевицу. Эта мера позволила хоть как-то прокормить солдат до подхода новых обозов с хлебом, маслом и вином. Одновременно с хозяйственными хлопотами герцог вызвал в Чезену губернатора Романьи, уже знакомого нам дона Рамиро де Лорку. Жалобы на грубость и неумолимую жестокость Рамиро множились, как снежный ком, а теперь к ним добавилась пропажа столь необходимого в данный момент зерна. Имелись и другие соображения, по которым герцог хотел задать кое-какие вопросы своему верному губернатору.

Вскоре произошло событие, удивившее даже Макиавелли (он, как и остальные послы, перебрался в Чезену вслед за герцогом). Три больших отряда французских копейщиков неожиданно покинули армию Валентино и ушли в Ломбардию. Поговаривали, будто их отозвал королевский комендант Милана. Такое объяснение не удовлетворило пронырливого флорентийца, и он попытался дознаться правды у знакомого ему французского капитана. Но полученный ответ звучал еще менее убедительно — по словам капитана, герцог сам отказался от их услуг, ибо договор с кондотьерами избавляет его от нужды платить высокое жалованье чужестранцам. А между тем Валентино не мог не знать, что его кондотьеры — публика весьма ненадежная. «Возможно ли поверить, — размышлял секретарь, — будто герцог забыл об осторожности и готов положиться на верность людей, трижды поднимавших против него оружие?» Наконец Макиавелли пришел к выводу, что уход французов — всего лишь тактическая уловка. Чезаре Борджа ослаблял собственную армию не из-за доверия к Орсини и Вителлоццо, а для того, чтобы успокоить подозрительность капитанов и без помех заманить их в приготовленный капкан. Каким будет этот капкан, секретарь не знал, но общий ход мыслей герцога он угадал совершенно правильно.