Перо ковыля - Семаго Леонид Леонидович - Страница 7

Для филина весна начинается с середины зимы, и распевается он еще в феврале, когда ночь только-только уступает первый час своего времени дню. Тогда каждый вечер слышался иной дуэт: ухал на берегу филин, и странным эхом отзывалась ему лиса. «Гу-гу-гуу», — крикнет с обрыва птица. «Ввауу», — с визгливым завыванием откликнется в буераке зверь. «Гуг-гууу» — «ввау» — так и разносится над тускловато мерцающей равниной, летит за реку и глохнет в береговом лесочке.

Гнездо филин не строит. В ожидании будущей подруги выцарапает самец в мерзлом грунте подобие ямки, а часто и этого не делает. На холодную, еще не согретую скупым солнцем землю откладывает самка белые яйца, на земле лежат белые пуховички-филинята. Больше всего устраивают филина для этой цели маленькие пещерки, старые промоины в стенах обрывов, в которые не заглянуть ни сверху, ни снизу. Иногда пара селится в чьей-нибудь бесхозной постройке на дереве. У пары орланов-белохвостов может быть и два, и три гнезда, так почему же одно из них не занять филину, когда самим хозяевам на сезон больше одного не требуется? Только на земле все-таки надежнее: филинята высоты, даже небольшой, побаиваются. Привязанность к месту у каждой пары очень сильна: годами, десятилетиями выводят птенцов филины в одном месте. Земля у гнезда обычно перемешана с множеством полуистлевших косточек от приносимой птенцам добычи. Да и дневное убежище филин, если его никто там не беспокоит, менять не любит. Это самый настоящий домосед.

Филина, как и ворона, нельзя назвать ни лесной, ни горной, ни равнинной птицей: я слышал его весеннее угуканье и в приуральской тайге, и на чинках Устюрта, и в песчаной пустыне, над разливами Хопра и в донецкой степи. Он часто селится и охотится там, где нет ни деревца, ни даже кустика: ему везде хорошо, где неплохая охота и где его не преследует человек. Мест таких пока еще немало. Плохо другое: необыкновенно живуче представление о филине как о хищнике, который может ловить уток и зайцев, как о вредителе и нетерпимом враге охотничьего хозяйства.

Силу филина можно сравнить с орлиной. А его преимущество, как охотника, перед орлами в том, что охотится ночью и ловит всех, кто годен в пищу и с кем может совладать. Против его длинных и острых когтей не существует защиты. Самой легкой, но не самой частой добычей филина становятся колючие отшельники ежи, которые заняты собственной охотой и не заботятся о безопасности. Ежа невозможно ни ощипать, как утку, ни ободрать, но тысячи ежиных иголок не помеха филину: он рвет жертву на куски и глотает их вместе с иглами или оделяет ими птенцов. Сила его клюва немалая, череп взрослого зайца он разгрызает как орех. Летом филин ловит огромных и сильных жуков-оленей и проглатывает их целиком вместе с вооружением, которого побаиваются другие птицы.

Поблизости от гнездовья филина нет ворон. Эти расхитительницы чужих гнезд, убийцы попавших в беду взрослых птиц, птенцов, зайчат, наверное, самая излюбленная добыча филина. Нет в птичьем мире более заклятых врагов, чем филин и ворона, и мстят они друг другу постоянно. Мне так и кажется, что, поймав ворону, филин испытывает моральное удовлетворение. Если воронье найдет филина днем, то, собравшись огромной стаей, может так его «посадить», что он скорее отдастся в руки человека, нежели осмелится взлететь и спасаться от беснующихся ворон бегством, хотя и летает быстрее их. Ночью же он оторвет голову той, которая первой попадется на глаза, а иногда и днем не упустит случая свести счеты, конечно же, один на один.

Известен вполне достоверный факт, когда филин в полдень, при ярком солнце, да еще в присутствии многих людей схватил на лету раненую ворону. От единственной попавшей в нее дробинки она не каркнула и курса не изменила, но, перестав махать крыльями, заскользила на них к еще неодетому ольховому лесочку, куда держала путь, чтобы, наверное, присмотреть местечко для гнезда. Когда до ольшаника оставалось метров семьдесят, из ольховой гущи вылетел рыже-пестрый филин и неторопливо взял свою жертву в воздухе, как сокол чеглок лапой берет на лету стрекозу. Он слышал выстрел, видел людей, но, заметив мгновенный сбой в полете вороны, решился на верное нападение, зная, что поблизости нет ни других ворон, ни сорок.

В Нижнекундрюченском охотничьем хозяйстве, где со времени его основания не был застрелен ни один филин, на зайцев даже смотреть неинтересно. Еще до заката начинают мелькать в степи заячьи фигурки. В сумерках зайчата-подростки гурьбой собираются на полевых дорогах, и, кажется, больше всего их на главной охотничьей поляне старого филина. В теплое время года он не трогает такую крупную добычу, как заяц. В тихие сентябрьские сумерки на той поляне можно наблюдать такую пастораль: на изломе старой ветлы темной колодой сидит филин, а внизу пасутся, скачут, играют русаки. Поставив торчком свои ушки-рожки, хищник чуть ли не с благодушием смотрит на них сверху: резвитесь пока вволю, вы мне зимой понадобитесь. Посидит, понаблюдает и улетает охотиться на какую-нибудь мелочь.

Зимой — иное дело. В зимнюю пору выгоднее найти такую добычу, чтобы несколько дней сытым быть, не вылетая в ненадежный поиск. Долгие зимние ночи не лучшее для филина охотничье время, потому что одинаково трудно с добычей и дневным, и ночным охотникам. Поймав зимой зайца, с которым ему, конечно же, не управиться за один раз, филин не оставляет добычу, пока не прикончит ее до последнего кусочка и на испачканном кровью снегу останутся лишь несколько клочков заячьей шерсти. Прятать недоеденное нельзя не только потому, что его найдут и присвоят ворон, лиса, сороки или кто-нибудь еще, но еще и потому, что ночной мороз за час-два превратит вкусную зайчатину в камень, не поддающийся птичьему клюву. Вот и прикрывает филин недоеденного зайца своим пышным пером, сидя на нем и немного согревая собственным теплом, как греет птенцов. Дотащив волоком обезглавленную тушку до ближнего кустика, чтобы днем поменьше на виду быть, филин не шевельнется до вечера. Снег будет падать на него и оседать, как на пеньке, белой нахлобучкой, а он и не отряхнется ни разу. Ноги оперены до самых когтей, и потери тепла ничтожны. У дремлющей птицы теряется, наверное, только то тепло, что уходит с дыханием. Сытому филину любой мороз нипочем.

Филин не боится солнечного света. В некоторых гнездах от солнца спрятаться негде, и от палящих лучей птенцов прикрывает своей тенью мать. Потом они сами одеваются в густой, непроницаемый для солнца пух. Этот пух при ходьбе колышется у ног птенца, словно край многослойной, пышной и невесомо-легкой юбки, и придает филиненку солидно-представительный вид, что еще более подчеркивается походкой. Она у птенца уверенная, тяжелая, шаг широкий. Ногу он ставит твердо, и огромные, острые когти нисколько не мешают ему при ходьбе. Покрытые пухом ноги кажутся не по-птичьи толстыми. Такие ноги бывают у звериных детенышей. Только взгляд огромных, неподвижных, ярких глаз немного портит впечатление, как и у взрослой птицы. Спокойный, прищурившийся в полудреме филин — воплощение мудрости, но, распахнув веки, он на любой предмет смотрит так, словно видит его впервые. Когда же начинает оглядываться, крутить головой, кажется, что он сам напуган и растерян. Но все-таки у молодых птиц взор не так угрюм, как у взрослых: у них в нем больше серьезного внимания, что ли, и есть даже намек на доброжелательность.

Крылья филина кажутся немного коротковатыми для рослой и тяжелой птицы. Их длина почти такая же, как у коршуна, при весе в два с половиной-три раза большем, чем у того. Но зато ширина крыльев такова, что филин, сильно взмахнув ими, может с места развить предельную скорость. Обладатель таких крыльев легко несет в клюве упитанную крякву или тяжелого ежа. Выпущенный в комнате дикий филин с расстояния в четыре метра выбил двойное оконное стекло и стремительно вылетел наружу, не уронив ни перышка, как будто перед ним не было никакой преграды. Вместе с тем даже скоростной полет огромной птицы так же бесшумен, как и у других ночных сов. Благодаря особому строению полетных перьев крылья рассекают воздух мягко, без свиста. Они покрыты сверху пушком, а края наружных усажены короткими, чуть отогнутыми ресничками, которые гасят звук при сильных и резких взмахах. Однажды мне пришлось просидеть ночь возле «дома» филина, и я ни разу не услышал, как взлетала и как прилетала взрослая птица. Шипели птенцы, с хрустом раздирая принесенных им грачат, были и другие звуки, но за всю ночь будто никто не пролетел мимо скрадка.