Остров везения - Самарский Михаил Александрович - Страница 23

Что же это такое ураган-тайфун? Это, собственно говоря, и есть очень сильный ветер, скорость которого иногда достигает более 120 км/час. Вы видели когда-нибудь на трассе проносящуюся мимо вас с огромной скоростью машину? Чуть с ног ветром не сшибает. Верно? А тут несется сразу миллион машин. Представляете, какая силища обрушивается на берег? Иногда везет, если тайфун, добравшись до берега, теряет силу. А иногда этот бандит столько горя приносит, уму непостижимо. С природой шутки плохи.

Закономерный вопрос: откуда они берутся? А вот тут тоже есть свои законы. Ведь на пустом месте ничего не возникает. Для того чтобы зародился ураган, нужны определенные условия. Тут уже в дело вступает солнце. Оно нагревает огромное количество воды в океане, начинается интенсивное испарение, а над огромной акваторией океана появляется зона низкого давления. Над поверхностью воды наблюдается серьезный перепад давлений, и начинается ветер. Затем пар на высоте начинает превращаться в воду, которая подогревает воздух, тот поднимается вверх. Как известно, наша планета вертится, а потому ветер закручивается и превращается в мощный вихрь, похожий на громадную воронку. Как только скорость урагана становится 120 км/ч, в его центре начинает падать давление. Такая область называется глазом урагана, диаметр которого составляет тридцать-пятьдесят километров. Вокруг эпицентра начинаются сильные дожди и происходят порывы сильнейшего ветра до скорости более 300 км/ч.

Каждый год во всем мире возникает сорок-пятьдесят ураганов. Чаще всего продолжительность их «жизни» составляет не более двух недель, хотя этого вполне достаточно, чтобы натворить разных бед и насолить человеку.

Люди такие смешные. Ураганам обычно принято присваивать имена. Раньше их называли только женскими именами. Хорошую репутацию заслужили себе ураганные женщины, ничего не скажешь. Так вот, с этим покончено раз и навсегда. Общественность посчитала это вопиющей дискриминацией и заставила ураганы сменить пол – они теперь стали «мужчинами».

И напоследок любопытная информация. Для точной классификации силы ветра во всем мире принята шкала Бофорта, созданная им еще в 1802 году. Согласно этой шкале существует двенадцать видов (классификаций) ветра, начиная от легкого бриза и заканчивая тайфунами, или, если вам нравится индейское словечко, ураганами.

А мне нравится другое слово. Помните Александра Сергеевича и его «Бурю»?

Аж сердце защемило. Когда, когда же уже меня отправят на Родину? Наша буря продолжалась до утра – все стучала кулаком по горе, за которой мы спрятались. На следующий день все стихло, и народ потянулся обратно на свой чудо-остров.

Следующую ночь мы ночевали уже дома. Без всяких завывающих зверей, плачущих детей и без запоздалых путников.

Глава 24

У меня появился стажер. Юра привел чернющего лабрадора и приказал мне:

– Обучай!

– Ав! – бодро ответил я, а сам подумал: «Сначала нужно языку его научить».

Не представляю, что бы я делал здесь без Чанги. Она и тут мне помогла. Да, забыл представить вам коллегу! Знакомьтесь – Кито! Имена у них, конечно, звучные – с первого раза и не запомнишь.

– Кито, – спрашиваю я у Чанги, – это от слова кит, что ли?

– Да нет, – смеется она. – На местном языке это означает «орел».

– Ух ты, – удивился я. – Ну, посмотрим, что это за птица такая.

Орел покосился на меня глазом и что-то спросил у Чанги.

– Чанга, – предложил я. – Ты постепенно приучай его к моим командам, переводи. Тут ничего сложного нет, просто, пока я буду учить ваши слова, мы потеряем много времени. За мной ведь могут приехать в любое время.

– Ты все-таки собрался домой? – хмыкнула обезьяна.

– А что, разве есть другие варианты? – нахмурился я.

– Тебе здесь не нравится? Тем более работаешь теперь по специальности. Тут у нас всегда тепло, бананов… Ну, ладно, не бананов, но еды хватает и для тебя. А там у вас морозы…

– Ты думаешь, что говоришь, Чанга? – возмущенно спросил я.

– А что я такого сказала? – развела руками обезьяна.

– Ты бы своего Юру бросила?

– Нет, что ты! – замахала и руками и ногами Чанга. – Как же так?

– Ну, так вот! – отвечаю. – А у меня там целый академик остался без поводыря. Как же я могу бросить его, чудо ты гороховое?

– Ой, прости, прости, Уача…

– ?!

– …то есть Трисон, прости меня, я совсем упустила это из виду. Да, тут ты прав, дорогой. Я с тобой согласна.

– То-то! – гордо произнес я.

Орленок наш оказался очень способным малым. Впрочем, удивляться тут нечему – это же все-таки лабрадор. Единственное, к чему он сложно привыкал – к шлейке. Но тут нужно честно признаться, не всем она нравится. Между прочим, я знаю многих слепых людей, которые отказываются от лишней амуниции – на собаке остается только ошейник и поводок. Но я бы так не рисковал, здесь упрощения не всегда уместны. Чтобы вам было понятно, приведу такое сравнение: поводырь без шлейки – это примерно как если бы вы на автомобиль вместо баранки велосипедный руль прикрутили. Удобно было бы вам рулить, признайтесь? Вот так и здесь. Шлейка гораздо полезнее для слепого – она позволяет вовремя передать информацию об опасности для человека. Через шлейку незрячий получает мгновенно сигнал на свою руку, к примеру о моей остановке перед препятствием, а через поводок такой сигнал не передашь. А тут такое дело, что каждый сантиметр важен. Ступил человек на полметра дальше – и оказался в луже, ноги промочил, потом заболел. Но и это полбеды, лекарства попил – да выздоровел. А вот если впереди не лужа, а, например, внезапно образовавшаяся яма или траншея, да мало ли что. Рабочие ведут свои какие-то работы, иногда в их ямы здоровые люди падают. Да-да, сам лично видел. Рабочие забыли огородить, повесить флажки или фонари, а человек задумался и свалился в траншею. И ничего тут странного нет. Если человек ходит одним и тем же маршрутом много лет, ему и в голову не может прийти, что на его пути встретится яма. А у нас, поводырей, такого не бывает. Мы как раз за этим смотрим внимательно: любая кочка, ямка, препятствие – все обходим или останавливаемся, чтобы человек проверил все тростью и принял решение, что делать дальше.

В общем, Орел-Кито все схватывал на лету, и уже через две недели его смело можно было отправлять в самостоятельное путешествие в университет. Но Сома пока не хотела расставаться со мной. Я объяснил напарнику, чтобы тот не обижался. Тут ведь дело не в недоверии к его способностям, просто, чем больше он наберется опыта, тем качественнее потом будет работать.

По вечерам, когда Сома сидела за учебниками и аудиокнигами, мы с Кито и Чангой устраивали игры. Чанга частенько рассказывала разные интересные истории из жизни острова. Однажды я спросил у нее:

– Слушай, давно хотел узнать, а на кого в лесу ставили петлю, в которую я имел неосторожность угодить?

– На кого угодно, – грустно ответила Чанга. – Могли и на меня поставить.

– На тебя? – удивленно спросил я. – Как это?

– Да очень просто. Ты думаешь, к нам, обезьянам, все относятся как к друзьям? Ошибаешься, мой друг. Здесь люди едят все, что шевелится – и крокодилов, и змей, и птиц, и обезьян, в том числе и человекообразных. Ты слышал такое слово «бушмит»?

– Нет, – ответил я.

– Это слово означает мясо диких животных. Люди такие прожорливые, что скоро все джунгли опустеют. Правда, есть и борцы за охрану природы, но голод сильнее. Юра, уезжая в офис, оставляет мне всегда включенным радио, чтобы я не скучала. Так вот недавно я сама лично слышала, как выступал какой-то ученый и говорил, что если не предпринять срочные меры, то даже мои собратья шимпанзе скоро исчезнут из джунглей. Причем речь идет не только о наших островах, это происходит повсеместно.