Белларион (др. изд.) - Sabatini Rafael - Страница 17

— Отпустите же меня! — нетерпеливо воскликнул Белларион, освобождаясь из его рук. — Вас здесь семеро, и я никуда не денусь. Подумайте сами, неужели бы я вернулся, если хотел сбежать?

— Нас совершенно не интересует, что вы могли бы сделать, — настаивал Барбареско. — Нам важно знать, что вы делали там.

— Ну так знайте, что я никогда не появился бы на балу, если бы выдал вас. И мне нечего особенно добавить к этому. Я отправился во дворец, чтобы передать ваше решение принцессе Валерии и дать ей понять, что не в ее власти диктовать нам условия. Могу заверить, синьоры, что все это я успешно исполнил.

— Мы поверим вам, мессер, когда вы объясните нам, почему вы пошли во дворец и каким образом вас туда пустили, — не унимался Барбареско.

— О Боже, ну как мне убедить Фому Неверующего note 45! — вздохнул Белларион. — Мне пришлось отправиться во дворец, поскольку я предвидел, что беседа с принцессой потребует немалых усилий с моей стороны и изрядного времени. Разве она могла бы состояться в саду, тайком? И кроме того, синьоры, я вспомнил, что являюсь приемным сыном Фачино Кане, и решил наконец-то воспользоваться этим обстоятельством, чтобы беспрепятственно попасть во дворец. Посол Милана, Алипранди, представил меня сегодня принцессе.

В комнате наступила напряженная тишина.

— Алипранди мог представить вас во дворце, — наконец прервал молчание Барбареско, — но никак не нам.

— Это наглая ложь, — прорычал седовласый Лунго.

— И к тому же хромая, — добавил Казелла. — Почему вы раньше не представились во дворце, чтобы иметь возможность беспрепятственно ходить туда?

— А зачем было выкладывать на стол все свои козыри сразу? Неужели для вас важно, в каком обличье я появляюсь там? Стоит ли беспокоиться о таких мелочах? Сегодня вечером принцесса не ждала меня, поэтому калитка в сад была закрыта, а для того, чтобы опять раздобыть фартук художника, у меня не оказалось лишних пяти дукатов. И не забывайте о главном: если бы я выдал вас маркизу Теодоро, на моем месте сейчас стоял бы начальник стражи Касале.

— Против этого трудно возразить, — вставил граф Спиньо, и двое или трое заговорщиков согласно кивнули.

Но Барбареско, Казелла и Лунго не собирались отступать.

— Почему никто во дворце не узнал вас, если вы служите там переписчиком?

— Даже если кто-то и узнал, так что из этого? Разве одно противоречит другому?

— Кто может поручиться за вас? — сурово спросил Барбареско, и все присутствующие, казалось, затаили дыхание, ожидая ответа Беллариона.

— Вы требуете доказательства, что я приемный сын Фачино Кане? — поинтересовался он.

— Хотя бы этого, петушок, — угрожающе произнес Казелла, и Белларион заметил, что его пальцы крепче сжались на рукоятке кинжала. Положение становилось критическим.

— Хорошо, — решительно сказал он. — Пускай один из вас съездит в Чильяно и узнает у аббата монастыря Всемилостивой Божьей Матери имя ребенка, которого Фачино много лет назад оставил там, а заодно попросит аббата подробно описать его.

— Но что это докажет? — нетерпеливо вскричал Барбареско. — Разве мы сможем убедиться в том, что вы не шпион?

— Конечно, нет, — согласился Белларион. — Но хотя бы частично ваши подозрения рассеются. Остальное может подождать.

— А тем временем… — начал Казелла.

— Тем временем я в ваших руках, — перебил его Белларион. — До Чильяно и обратно не более дня пути верхом. Неужели вы настолько кровожадны, что не в силах потерпеть до тех пор, пока все не проверите?

Они принялись обсуждать судьбу Беллариона, и в конце концов, не без влияния графа Спиньо, взявшегося защищать юношу, его решили запереть на чердаке в доме Барбареско и отправить гонца в Чильяно. Барбареско, Казелла и Спиньо отвели Беллариона в грязную темную каморку, в которой не было ни окон, ни мебели и лишь в углу была брошена и прикрыта мешковиной куча соломы, заменявшая кровать несчастным постояльцам, попадавшим сюда. Беллариону связали руки за спиной, и Казелла не удержался от замечания, что с большей радостью затянул бы веревку вокруг его шеи.

Они заперли дверь и ушли, а Белларион еще долго стоял в темноте и слушал, пока звуки их шагов не затихнут в глубине дома. Затем он подошел к убогой лежанке и неловко опустился на нее.

Мог ли он представить себе, выходя неделю назад из монастырских ворот, что в первом же оказавшемся на его пути городе он впутается в дворцовые интриги и, рискуя жизнью, возьмется защищать интересы совершенно незнакомой ему молодой женщины, которой сам он, очевидно, совершенно безразличен? Рыцарство — только так можно было назвать такое безрассудное поведение. Что ж, подумал он, если ему суждено выйти отсюда живым, он сделает все возможное, чтобы эта напасть никогда более не приставала к нему.

У него также появились серьезные сомнения насчет справедливости изобретенного им силлогизма, доказывавшего отсутствие зла в мире. Зло действительно существовало, — о чем свидетельствовал и весь опыт, приобретенный им за истекшую неделю.

Он устроился поудобнее на своем ложе и прикинул шансы на спасение. По его мнению, они были достаточно высоки: конечно, к нему могли подослать убийцу и разделаться с ним, пока он лежал тут связанный и беспомощный, но среди заговорщиков, несомненно, находился предатель, и на его помощь Белларион возлагал сейчас все свои надежды.

Время тянулось медленно, и Белларион успел даже задремать, когда скрип ключа в замочной скважине заставил его сердце лихорадочно забиться. Напряженно вглядываясь в окружавшую его черноту, он с трудом уселся на соломе.

Дверь тихонько отворилась, и на пороге появилась высокая фигура человека, державшего в одной руке фонарь, а в другой — кинжал. Человек шагнул в комнату, и в луче света на секунду вырисовались худощавые, орлиные черты его лица.

— Я успел заждаться вас, граф Спиньо, — усмехнулся Белларион.

Глава XII. ГРАФ СПИНЬО

Спиньо поставил фонарь на пол и подошел к Беллариону.

— Ш-ш! Тихо! — прошипел он. — Перевернитесь на другой бок, чтобы я мог освободить вас.

Беллариона не пришлось долго уговаривать, и ловким движением граф разрезал веревки, стягивавшие руки пленника.

— Теперь снимайте обувь. Быстрее!

Негнущимися пальцами Белларион с трудом стянул башмаки. Несмотря на все свои недавние размышления, теперь, когда перед ним замаячил призрак свободы, он вновь почувствовал себя странствующим рыцарем. Тем временем Спиньо шептал ему на ухо:

— Нам нельзя идти вместе. Дайте мне пять минут, чтобы спуститься вниз, и лишь тогда следуйте за мной.

Белларион тяжело поднялся на ноги и серьезно посмотрел на него.

— Но если мой побег откроется… — начал было он.

— Никто и не подумает показать на меня пальцем, — нетерпеливо перебил его Спиньо. — Сегодня они остались ночевать здесь, но я сделал вид, что у меня срочные дела, и распрощался с ними. Затем я спрятался в укромном месте внизу и дождался, пока все уснут. Представляю, как они вцепятся друг другу в глотки завтра утром, — мрачно усмехнулся он, довольный своей хитростью. — Я возьму фонарь. Вы знаете дом лучше меня и без труда найдете дорогу. Постарайтесь только не греметь — иначе вам несдобровать.

— Раз вы берете фонарь, оставьте мне на всякий случай хотя бы кинжал, — попросил Белларион.

— Держите, — ответил граф и отстегнул от пояса оружие.

Он нагнулся было за фонарем, но Белларион остановил его.

— Подождите минуточку, — сказал он.

— Что еще? — с нетерпением в голосе проговорил Спиньо, выпрямляясь. И прежде чем он что-либо успел понять, Белларион быстрым и точным движением вонзил кинжал в грудь несчастного графа. Тот даже не вскрикнул, и Белларион успел подхватить его тело прежде, чем оно навзничь рухнуло на пол.

Что поделать, служба, за которую он добровольно взялся, требовала уничтожить графа Спиньо — главное орудие, с помощью которого маркиз Теодоро рассчитывал низложить своего племянника. Теперь, после гибели Спиньо и исчезновения Беллариона, заговорщикам оставалось только немедленно бежать и окончательно отказаться от своих кровожадных замыслов, игравших на руку регенту.