Гнев Диониса - Нагродская Евдокия Аполлоновна - Страница 7

Одно было у меня горе — мои дети не жили. Странно, этот человек не оставил мне никаких воспоминаний! Я даже недавно с трудом вспомнила его имя. Знаю, что Алексей, но как по батюшке… хоть убей, едва вспомнила.

Другие… их было двое — я себе не даю отчета даже, как это вышло и зачем. Я совсем их не любила. Один бросил меня, приревновав к другому, а другой надоел мне чуть не через неделю. А они, кажется, меня любили.

Илья! Вот кого я люблю — его одного. Ведь мы так сжились, так славно вместе работали. Я чувствую себя за ним как за каменной стеной — ведь это самый надежный, самый верный друг. Потеряй я Илью, я бы, кажется, не пережила этого! Ведь он мне не только муж — это друг, брат, отец: ведь у меня никого нет из близких родных. Все, что во мне есть хорошего, — это его влияние, все, чем я живу, — это искусство и он. Ведь он любит меня как друга и как женщину — он даже чересчур страстен. Чего же мне надо? Ведь я… — Ты такая чистая, — говорит он мне иногда в порыве страсти, — мне иногда даже кажется, что ты холодна ко мне.

Я целую его и говорю ему, что он мне дороже всего на свете. И это верно — ему я никогда не лгу. Мне иногда хочется отвечать на его страстные ласки такими же и… и…. не умею, не могу… «Неужели, правда, я чиста», — думала я всегда. А теперь я знаю, что нет! Какая гадость! Не надо вспоминать об этом — этот звонок к обеду — надо идти мириться с моим инженером: я была невозможно груба.

За столом идет общий разговор о Кавказе. Я его ругаю, старый полковник его защищает; у нас у каждого своя партия. Темнеет.

Капитан говорит, что сегодня ночью может начаться качка. Я очень рада: я проведу «спокойную» ночь! Меня будет тошнить, будет болеть голова и под ложечкой. Я очень рада. Это лучше, чем то, что я испытываю ночью. «Посмотрим, — думаю я с насмешкой над собой, — что сильнее: ты или морская болезнь».

— Что же с вами будет, Татьяна Александровна? — говорит Сидоренко, поднимаясь со мной на Палубу.

— А вы забыли, что я с вами не разговариваю? — оборачиваюсь я к нему со всем кокетством, на которое способна, — Неужели вы еще не переменили гнев на милость?

— И не переменю!

Я облокачиваюсь на перила, смотрю на море. Луна уже всходит — запад багряно-красный и море слегка морщится. Качка, наверное, будет. Я любуюсь еще желтоватым столбом луны, гоню от себя все мысли, наслаждаюсь красотой этой ночи и тихонько напеваю.

— Татьяна Александровна, — говорит Сидоренко, — ну не грешно ли капризничать в такую ночь?

— Я с вами не разгова-а-ари-иваю-ю! — пою я, — Но если я не могу рассказать вам! Я молчу и напеваю.

— Вы не хотите меня понять… Я делаю движение уйти.

— Ну, хорошо, хорошо — я вам расскажу.

— Вы — душка, — говорю я тоном восторженной институтки. — Только, пожалуйста, рассказывайте подробно и литературно. Ну, что же это за история?

— Да это не история…

— Ну, сделайте историю… Ну, хороший Виктор Петрович!

Я кладу руку на его рукав и заглядываю ему в глаза.

— Татьяна Александровна, а я не знал, что вы кокетка! — говорит он с упреком.

— А разве это худо?

— Не знаю, я с вами запутался и не знаю, что хорошо, что худо. Парадоксальная вы женщина!

— Парадоксальная женщина!.. Это удачно, Виктор Петрович, — я аплодирую вам. Но, к делу, к делу, к истории!

— Эх, от вас не отделаешься. Ну, слушайте. Знаете вы барона Z., биржевика, музыкального мецената?

— Ну, слышала о нем. Что же дальше?

— Ну, когда Старк был в Петербурге, они познакомились где-то на вечере у какого-то представителя haute finance[5] . Вы знаете репутацию барона Z.?

— Слышала о нем что-то скверное, но не помню что.

— Репутация эта очень грязная — в нравственном смысле, в деловом — безукоризненна. Ну… ну… и вот, не знаю, как вам это сказать., ну, он, т.е. Z воспылал страстью к Старку.

— Как это? — спрашиваю я с удивлением.

— Вот, вот, я знал, что вы не поймете! — с отчаянием восклицает Сидоренко. — Как же я буду рассказывать?

— Да, нет! Стойте! Я понимаю. Теперь — дальше, дальше, — Так вот… Я еще в Петербурге говорил Старку: «Охота вам бывать у этого господина! Что о вас подумают!» — «Я бываю, — отвечает он мне, — у него только на обедах и музыкальных вечерах, а запросто я к нему не пойду». — «Да ведь он прямо за вами ухаживает!» Старк расхохотался. «Са m'amuse!»[6] — говорит. Когда мы одновременно уехали со Старком в Париж, и Z, оказался там. Куда мы — туда и он! Меня это изводило, а Старк помирал со смеху. Один раз возвращались мы с Лоншанских скачек, и пришла нам фантазия пройти через Булонский лес пешком и у Порт-Нельи сесть в метро. Погода была чудесная, народу масса, не прошли мы и полдороги — видим, в великолепной коляске катит Z. «Постойте, — говорит мне Старк, — я сейчас устрою представление!» И не успел я ему помешать, как он остановил Z., и тот увязался за нами. Старк был ужасно любезен с ним и позвал его в ресторан «Каскад» пить вино. Z, так и расцвел. Пока они болтали, я бесился на Старка за то, что он меня заставляет быть в обществе такого господина, и когда они направились к ресторану, я решительно хотел уйти, а Старк шепчет мне: «Смотрите, Z, подумает, что вы ревнуете», Татьяна Александровна, войдите вы в мое положение, что мне было делать? Ведь действительно, этот господин, со своей грязной душонкой, мог подумать про меня эту гнусность! В эту минуту я просто ненавидел Старка за то, что он ставит меня в такое глупое положение. Делать нечего, я пошел с ними. Кажется, Z, так и остался при своем мнении, глядя на эту комедию. Старк словно хотел нарочно убедить Z., что надежды его не напрасны — он принял на себя роль женщины, за которой ухаживают. Я уж изводиться не стал, а только удивлялся… За разговором Старк вдруг оборачивается ко мне и капризным тоном говорит:

«Сидоренко, заприте окно. Мне дует!» И вы знаете, Татьяна Александровна, я встал и запер окно — да как еще поспешно, только потом опомнился и плюнул даже. Прошло несколько времени. Что у них был за разговор — я не знаю, Z, что-то тихо говорил Старку. Вдруг Старк поднимается, медленно берет стакан с вином и — выплескивает в лицо Z. Потом, доставая свою визитную карточку, обращается ко мне; «Виктор Петрович, дайте барону и вашу карточку, чтобы он мог послать своих секундантов к вам для переговоров на случай, если ему угодно требовать от меня удовлетворения». Когда мы ехали назад, Старк был в восторге. «Нет, это восхитительно! Что теперь будет делать Z.? От дуэли отказаться нельзя: я его оскорбил при свидетелях! Ему придется драться с кем-то вроде „любимой женщины“!